Зубы грешников (сборник) - Мирослав Бакулин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Да вы что? Что случилось-то?
Утирая слезы, Никита сказал, что им стало очень жалко эту беспомощную и жалкую рыбку:
– Коля, она умрет, да?
– Так мы и пришли сюда для этого – рыбу ловить, – недоумевал Николай. – Да что с вами, успокойтесь.
После этого малыши еще какое-то время сидели хмурые, но вскоре солнышко стало припекать, они успокоились, стали разжигать костерок.
К полудню стало совсем тепло, холодное августовское утро переходило в жаркий день.
Вдруг раздался удар, словно бы взорвали небольшую гранату. Николай вскочил и огляделся. На мосту послышались крики. Он вгляделся в воду – на поверхности посередине реки между расходящихся во все стороны волн торчала чья-то голова.
– Бросился! Человек с моста бросился! – кричали на мосту.
Николай побежал к воде. Скидывая одежду, он оборотился к ребятам:
– Никита, Сергей, сидите здесь, никуда не уходите…
Бросился в воду и, лишь проплыв несколько метров, понял, какая холодная вода – стоял уже конец августа. Привычными движениями он быстро резал воду, но река была широкая, а холод сводил ноги.
– Давай, парень, давай, – кричали ему с моста, – плыви скорее, пока мужик еще не утоп!
Коля приподнял голову. Бросившийся с моста человек покачивался на волнах, как кусок бревна, опустив голову в воду. На поверхности его держал только пузырь воздуха, собравшийся на его спине под болоньевой курткой. «Да жив ли он? – мелькнуло у Коли в голове. – Наверное, самоубийца. Ничего, его еще можно реанимировать».
Но чем ближе он подплывал к покачивающемуся на волнах человеку, тем все более и более его обступал страх, страх глубокий и невесомый, черный и таинственный. Вдруг пузырь воздуха бесшумно выскользнул из-под куртки самоубийцы, и тело его ушло под воду. Коля, находившийся метрах в четырех от тела, нырнул. В мутной речной воде почти ничего не было видно, он хватал руками воду, растопыривая пальцы, пытаясь поймать уходящее на дно тело, но чувствовал, как холод и тьма все больше и больше окутывают его. Страх, до этого таившийся в его душе, вырвался наружу, ему стало жутко. Почувствовав, что больше не может быть под водой, Николай вынырнул. Он тяжело дышал.
– Ныряй, ныряй скорее, – кричали ему с моста, – ныряй, а то на дно уйдет!
Николай снова нырнул и снова с растопыренными пальцами стал хватать речную тьму, погружаясь все глубже и глубже. Ему становилось все страшнее и страшнее, его сковал леденящий ужас. Вдруг он отчетливо понял, что если не вынырнет сейчас, то навсегда останется здесь, вместе с человеком, который таким странным образом свел счеты с жизнью, бросившись с моста Влюбленных в это августовское утро.
Он вынырнул и, уже не слушая крики собравшейся на мосту толпы, поплыл к берегу. Когда вышел на песок, тело его горело от холода, а ноги сводило судорогой.
Никитка и Серега хохотали во все горло. Просто заливались веселым звонким смехом.
– Вы… вы чего? – трясущимся от холода голосом спросил их Коля. – Вы чего ржете-то?
– Колька, ты видел, как мужик с моста спрыгнул? Вот здорово-то! Об воду с такой высоты драбалызнулся! Только брызги со всех сторон! Вот здорово-то! – хохотали до слез малыши. – Бу-бух, быдищ!
– Да вы что? Это же живой человек! Вы что, не понимаете? Ведь он умер! Чего здесь смешного? – закричал на них Колька. – Рыбку вам жалко, плачете оба, а когда человек помирает – это вам смешно?
Ребята присмирели и перестали смеяться. Когда Коля согрелся, они смотали удочки и пошли домой. Вечером приезжала милиция, записали Колины показания, сказали, что будут искать утопшего и выяснять причину самоубийства.
Но в душе у Николая что-то надломилось. Ужас, тот ужас, которого он не знал до этого, глубоко его поранил. Он не мог, как раньше, беспечно радоваться и стал как-то замкнут. В конце следующей недели решил пойти в церковь. Его сосед по дому, отец Владимир, хорошо знал родителей Коли, поэтому встретил его как родного:
– Ну что у тебя, дорогой, рассказывай.
Коля долго и невнятно говорил о происшествии на рыбалке, а потом спросил:
– Почему, батюшка, почему мне было ТАК страшно?
– А потому, что душу самоубийцы обстоят бесы, обстоят и принимают в адские объятия. Они довели его до смерти своим лукавством. И он наложил руки на то, что не создавал, – на самого себя. Ты, Коля, не в воду погружался, а в ужас этой погибели. И хорошо, что ты не коснулся его. В последний момент, оставаясь еще хоть чуть-чуть живым, он бы схватил тебя хваткой последней надежды, стальной хваткой мертвеца и утянул с собой. Вот отсюда ужас, который ты испытал. Но Бог тебя хранил.
Коля немного успокоился после исповеди и стал по воскресеньям ходить на службу. Он стал совсем по-другому смотреть на мир Божий. Он вдруг услышал, что многие его любимые рок-музыканты поют о Боге, что они верят в Бога. Он по-другому стал относиться и к своей работе, и к людям.
И случай еще более укрепил его в этом.
Однажды во время вечернего дежурства на радиостанции ему позвонили. Он поднял трубку. На той стороне приятный девичий голос заказывал поставить в эфир песню «Into your arms, o Lord» австралийского певца Ника Кейва. Коля спросил девушку, что он должен сказать к песне, чему она должна быть посвящена. Девушка помолчала немного, а потом сказала:
– Это мой реквием, я послушаю эту песню, а потом умру.
– То есть как умрете?
– А так. Это мой последний день. Видите ли, я родилась инвалидом. С рождения у меня не действуют ноги, и всю свою жизнь я провела в инвалидной коляске. Отец после моего рождения оставил нашу семью. Мы живем с мамой. Мне уже семнадцать лет. И все эти семнадцать лет я сижу на кресле-каталке у окна в небольшой однокомнатной квартире. Я сижу у окна и смотрю, как по улице ИДУТ люди. Я вижу молоденьких девчонок, которые бегают на танцы и на свидания. Больше всего на свете я бы хотела ходить и бегать. Но я НИКОГДА не смогу этого сделать. Я устала. Все уже решено, и не надо меня отговаривать. Я приготовила таблетки. Мама ушла на ночную смену. Я одна. Ничто меня не остановит. Все уже готово. Я буду жить, пока звучит эта песня по радио.
Голос ее, спокойный, мягкий, слова произносил четко и решительно, без всякого надрыва.
– Что я могу сказать вам? У вас действительно беда, – сказал Коля, – у меня вряд ли найдутся слова для вас. Вы не поверите, но я даже знаю тот ужас, который обстоит вашу душу.
Они помолчали. Впервые в жизни Коля всем своим существом почувствовал, как в нем рождаются слова, красивые и глубокие, наполненные состоянием, противоположным чувству ужаса. Эти слова произнеслись в нем и отозвались миром и тишиной: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помоги мне и рабе сей. Избави ее от бесовского обстояния и спаси ее душу. Помоги мне. Аминь».
И он вдруг сказал в трубку девушке:
– Хорошо, я поставлю вам эту музыку, даже приговоренный к казни имеет право на последнее желание. Наверное, бесполезно вас в чем-то убеждать, поэтому я тоже попрошу вас об одной услуге. Сейчас, пока будет звучать песня, пожалуйста, обещайте мне подумать вот о чем. Да, то, что с вами произошло, – это настоящая беда. Но подумайте, Господь для чего-то создал вас, Он дал вам нечто, чего нет ни у кого. Он сделал вас уникальной, другой такой никогда не было и не будет на земле, и вы для чего-то нужны Ему. Для чего-то, о чем не знает никто, кроме вас. Просто подумайте об этом. Подумайте, пока звучит музыка.
Она сказала:
– Хорошо, я подумаю.
И повесила трубку.
Николай поставил песню. «Четыре минуты четырнадцать секунд, – заметил он про себя. – Четыре минуты четырнадцать секунд осталось кому-то жить». И ему снова стало страшно.
Он не мог выходить в эфир и говорить о погоде или поздравлять именинников. Он молчал, потому что страх снова сжимал его сердце.
Через двадцать минут она позвонила. Она просто сказала:
– Вы правы. Жить есть для чего. Спасибо вам.
И положила трубку.
Через две недели ему передали подарок – диск его любимой ирландской музыки. Он выскочил на улицу, чтобы узнать, кто передал диск, но увидел, как от крыльца отъезжает машина, а на заднем сиденье сидит маленькая девушка, которая держится за костыли и приветливо улыбается ему.
Он стал разыскивать ее. И нашел. Когда он зашел в ее небольшую комнату, то увидел, что пол вокруг кресла-каталки был завален по самую ступицу листами с рисунками. Оказалось, что без всякого специального образования она – талантливый рисовальщик. Мать, уходя на работу, оставляла ей целую пачку бумаги, и она рисовала, рисовала. Выработала у себя уникальную способность, лишь однажды увидев человека, рисовать его в любых проекциях. Разглядывая рисунки, Николай улыбался:
– И ты все ЭТО хотела уничтожить? Ну, ты даешь… Через год у нее прошла первая выставка. О ней писали как об открытии десятилетия. Сейчас она уже объездила весь мир со своими выставками. Иностранные журналисты все время спрашивают ее о небольшой иконке Воскресения Христова, которую она никогда не выпускает из рук. Это подарок Коли.