Снежная Королева - Наталья Александрова

Лера вдруг поняла, что очень хочет, чтобы он улыбнулся.

— Меня зови Лерой. Так что — будет у нас разговор по делу или так разбежимся?

— Поговорить можно, — Николай настороженно приглядывался к ней, глаза из-под насупленных бровей сверкали подозрением.

Она сняла парик и бросила его на заднее сиденье, ее длинные волосы рассыпались белым каскадом по плечам.

— Ух ты! — Он рассмеялся, и глубокая морщина на лбу разгладилась, он сразу помолодел. — Ну что ж, поговорим, может, что и выйдет…

После обеда в маленьком бистро Лера решила поразмыслить. Конечно, важнее всего как можно быстрее уехать из Питера. Пока ей везло, она не наткнулась на людей Аббаса, милиция не проверила у нее документов, даже в баре все обошлось. Нужно возвращаться во Владимир, отчитаться Ласло. Ей удалось нащупать кое-какие связи, Ласло будет доволен. Он защитит ее от азеров, отпустит Митьку, а там видно будет…

Но есть еще одно дело — тот самый листок бумаги, что дал ей Затвор. Она положила бумагу перед собой на стол и разгладила завернувшиеся концы. Рисунок карандашом, полустершийся на сгибах, рисовали наспех, то есть человек не то чтобы торопился, скорее всего, у него было мало сил. А возможно и времени, учитывая больницу. Вот именно, раз на бланке стоит лиловый штамп «Оредежская областная больница», то можно предположить, что рисовали в больнице. Не было у человека другой бумажки под рукой, взял что есть.

Она перевернула листок. Да это же бланк анализа крови! Лейкоциты, эритроциты, что-то там еще… Сверху штамп больницы, а даты нету. И там, где фамилия, тоже что-то написано, вернее процарапано, шариковая ручка писать перестала. Не то Ломов, не то Лаков… Лера осторожно перевернула бумагу и внимательно вгляделась в фиолетовые закорючки.

Деревья. Елочки. Так на картах лес изображают. Дорога, вернее тропинка. Потом две извилистые линии — не то ручей, а может, овраг. Потом три кружочка, непонятно что обозначают, потом пунктир и над ним цифра 25. Потом два маленьких квадратика, а за ними вроде бы домик, только почему-то с пушечкой. И слева от пушечки маленький едва заметный крестик.

И все. Ни надписей, ни еще каких обозначений, только наверху листа буква С. А справа — В. Ну, это ежу понятно, это обозначает Север и Восток, уж настолько-то Лера географию знает.

Значит, кто-то нарисовал чертежик для памяти. Потом взял и разорвал эту бумажку пополам. Не случайно разорвал, иначе Затвор покойный не стал бы бумажку ненужную хранить. Очень он за нее беспокоился, боялся, что его врагам достанется.

Значит, двое лежали в больнице, одному стало плохо, он испугался, что помрет, и, чтобы тайну в могилу не унести, сообщил своему соседу или тому, кто его навещал, что где-то в лесу спрятано нечто ценное. Большая ценность. Вот только зачем он эту карту пополам разорвал? Пока нет ответа.

Тот, кто нарисовал карту, после этого взял и умер. Потому что если бы не умер, он бы карту обратно забрал. Или груз тот добыл, он-то и без карты знал, как туда добраться. Но Затвор был уверен, что ценность лежит там и ждет. Никто ее не найдет, потому что хозяин умер. И Затвор считал себя хозяином. Только вот он тоже умер — в его бизнесе долго не живут. И теперь можно считать, что ценность эта — Лерина, Затвор ей ее завещал. Знать бы еще, что там за ценность и где она лежит. ..

Она узнает, обязательно эту историю раскопает, хотя бы в память о Затворе… Перед тем как уехать, она поедет в Оредежскую больницу и попробует кое-что разузнать.

Лера развернула на коленях карту области. Оредеж был небольшим кружочком восточнее Луги. Объехав центр Луги по второму разу, она выехала на мост и наконец увидела нужный указатель.

Дорога на Оредеж оказалась на редкость живописной, особенно сейчас, когда леса одевались золотом и багрянцем. Справа одно за другим промелькнули небольшие озера, пологий холм, поросший соснами, березовая роща.

Сколько вокруг красивого, и как люди умудряются все испоганить, включая свою собственную жизнь! Бросить бы все, поселиться в деревенском доме на берегу озера, любоваться на эту красоту…

Лера представила, как уныло здесь должно быть зимой, представила, как на умывальнике за ночь вырастают сосульки, а в туалет надо бежать через двор, и оставила эти глупые мысли. Такого ей и дома, во Владимире хватало. Кроме того, люди Аббаса и здесь ее найдут, да и Ласло вряд ли оставит в покое…

Леса кончились, дорога пробежала через пустые поля, вдалеке показалась водокачка. Машина переехала железную дорогу и оказалась на улице маленького провинциального городка.

Конечно, она и сама выросла не в столице, но Владимир — древний город, очень красивый, с собственным лицом, и даже домики окраины, с яркими наличниками и резными ставнями, очень нарядны. Здесь же главным украшением города служили здание вокзала, выкрашенное унылой грязно-желтой краской, да кирпичная коробка клуба, перед которой, как пятьдесят лет назад, возвышался памятник Ленину, покрытый серебрянкой, как кладбищенская оградка.

Вообще можно было подумать, что она попала в середину прошлого века. Единственной приметой нового времени была вывеска на хлипкой дощатой будочке: «Шаверма».

Лера припарковала машину возле клуба, вышла, чтобы размяться после дороги, огляделась по сторонам. В нескольких метрах от нее в пыли развалилась огромная косматая дворняга, еще одна подняла лапу на фонарный столб. Из-за угла вышли, переговариваясь, четыре цыганки разного возраста — от пятнадцати до шестидесяти лет. Впрочем, возможно, младшей было не пятнадцать, а десять, а старшей не шестьдесят, а меньше сорока. Они мели грязный тротуар цветастыми юбками и громко переругивались на незнакомом языке.

«И здесь от вас покоя нету»! — устало подумала Лера.

Она вспомнила Ласло и подумала, что у него наверняка и в этом захолустье есть родственники и информаторы и вполне возможно, что он по своему цыганскому телеграфу узнает о ее поездке в Оредеж.

— Эй, молодая-красивая, позолоти ручку! — завела свою песню старшая цыганка, приближаясь к Лере. — Все тебе расскажу, ничего не утаю! Что было и что будет, и что у тебя на сердце…

— Лучше скажи, где здесь больница!

Цыганка, не слушая ответа, уже завладела Лериной рукой и уставилась на нее. Вдруг на лице у нее появилось какое-то странное выражение. Она отпустила руку, попятилась и что-то торопливо сказала своим товаркам. Те явно перепугались, и вся троица, подобрав юбки, бросилась наутек. Гадалка еще раз бросила на Леру взгляд, в котором смешивались испуг и любопытство. Потом, очевидно приняв какое-то решение, она подошла совсем близко, так что Лера ощутила запах пота и еще чего-то дикого и пряного — степных трав, душистого табака, дальней дороги и снова схватила Леру за руку.

Лера попыталась вырвать руку и уйти, но цыганка держала сильно.

— Не спеши, — проговорила она не прежним резким голосом, а совсем по-другому — низко, рокочуще, — успеешь дело свое сделать, все успеешь. Ведь ты к нам по делу приехала? По важному, серьезному делу?

Лера промолчала, да старуха и не требовала ответа. Она уставилась на Лерину ладонь и качала головой, бормоча что-то на своем языке.

— Не хочешь ты мне ручку позолотить, да я и так скажу, — продолжала она, — хоть и не надо было… Опасно это… Непростая у тебя судьба, девушка, очень непростая… — она подняла на Леру выпуклые темно-карие яркие глаза. — Много испытаний тебе предстоит…

— Куда уж больше, — невольно усмехнулась Лера.

— Верно, было у тебя много горя, брат погиб страшной смертью, в мучениях и кошмарах, мать умерла… Ну она-то смерти не почувствовала, потому что давно умерла, как с сыном на кладбище простилась…

«Все верно, — думала Лера, — ах, Ласло, как все рассчитал! Везде у него свои, шагу без них не ступишь…»

— Ты свои глупые мысли оставь да меня послушай, — сурово сказала цыганка, — сердцем послушай! Кого хочешь спроси — тетя Зара зря болтать не станет. В испытаниях этих никто тебе не поможет, сама все преодолеешь. Человек со своей судьбой всегда один на один бьется, как наши парни-ромалы на ножах. Иди вперед, не оглядываясь, никого не слушай! Сила у тебя в душе есть такая, что горы свернешь! Большую власть иметь будешь, большие деньги! Да только не к этому ты стремишься и на этом не остановишься!

Что-то случилось с пыльной площадью, куда-то пропали унылая коробка клуба и ларек с надписью «Шаверма», горячий ветер пронес по дороге мелкий сор, старую газету, рваный полиэтиленовый пакет… Звуки исчезли, в ушах у Леры стоял ровный гул, и только видно было, как шевелятся губы цыганки. Вблизи Лера увидела, какая она на самом деле старая — седые космы, глубокие морщины на смуглом лице. И только глаза блестели молодо и ярко и как будто видели Леру насквозь.

— Только помни, — говорила старуха, и слова ее падали на Лерино сердце, минуя уши, — не сворачивай со своей дороги! Знаю, чего ты хочешь — отомстить за брата да за подругу, обидчиков своих наказать, а других, молодых да глупых, чьих-то братьев да сестер, спасти от смерти. Еще можно успеть, и ты успеешь! Ничего не бойся, всю судьбу твою вижу! Большая дорога перед тобой, но трудная! Мало счастья тебе выпало, а будет еще меньше!