Правда и другая ложь - Саша Аранго

– Ваши герои действуют, господин Хайден, – восторгался Йенссен, едва успев поздороваться. – В книге постоянно что-то происходит, и никогда не знаешь, что будет дальше. Случаются странные вещи, все окутано тайной, и всюду подстерегают действительно умные враги.

Йенссен показался Генри очень симпатичным. Коллега Йенссена, которая держалась немного позади, вызывала куда меньше симпатий. Она была, судя по всему, не слишком квалифицированным сухарем, ибо не читала ни одного романа Генри.

– У вас есть фотографии супруги? – спросила она, не выказав ни малейшего сочувствия или понимания.

Генри вышел в свой кабинет и вернулся с фотографией, на которой он и Марта были сняты в Португалии. Офицер долго ее рассматривала, словно стараясь в нее проникнуть. Остренькое личико с близко посаженными глазками под сросшимися на переносице бровями напоминало мордочку опоссума. «Надо бы скрестить ее с куницей на чердаке, наверное, получилось бы забавное потомство», – подумал Генри. Серебристые прядки в темных волосах говорили о том, что дама страдает излишней профессиональной подозрительностью. Она протянула фотографию Йенссену и испытующе принюхалась, чем вызвала сильное раздражение у Генри. Она что, пытается уловить молекулы вины и страха, исходящие от него? Некоторые собаки хорошо чуют страх, иногда даже эпилепсию или рак. Почему бы не уловить и чувство вины? Наверное, эманация вины окружает любого, кто боится разоблачения или наказания. К счастью, не существует аппарата, который улавливал бы такие молекулы. Его еще не изобрели.

Подозрения Генри только усилились после того, как женщина, наклонившись над лежавшим в кухне пакетом с вещами Марты, принюхалась и к нему.

– Какого цвета ее купальник?

– Синего. Что вы нюхаете?

– Вы не против, если мы возьмем его с собой? – вопросом на вопрос ответила женщина-полицейский.

– Я потом получу его назад? Он дорог мне как память.

– Как часто ваша жена ходила купаться на море?

Ее манера не отвечать на его вопросы сильно действовала Генри на нервы.

– Моя жена каждый день ходит плавать. Она фанатичная пловчиха и купается ежедневно, в любую погоду и в любое время года. Вы тоже любите купаться?

– Вы хорошо знаете здешний участок моря?

– Только издали. Я сам не купаюсь.

Тут Йенссен проявил свои незаурядные мореходные познания, подтверждавшие догадку Генри о его происхождении, и рассказал о северном морском течении. Купальные туфли, особенно пластиковые, иногда приносит даже в Гренландию. Бывает, вместе с фрагментами ног. Генри вспомнил, что Обрадин не раз рассказывал ему, как часто видел в море плывущие по течению бесхозные сандалии и ботинки. Интересно, почему Обрадин не пришел к нему с соболезнованиями?

– Но ваша жена купалась без резиновых тапочек.

Опоссум ткнула тонким сухим пальцем в сандалии Марты. Генри едва не задохнулся от волнения. Он только теперь осознал свою ошибку. По логике вещей, Марта, конечно же, должна была войти в воду в сандалиях. Почему она вдруг оставила их на берегу?

– Честно говоря, меня и самого это удивляет, – ответил Генри, – моя жена всегда надевала купальные туфли, потому что боялась пораниться об острые камни. У нее вообще были очень чувствительные ступни.

– Это вполне возможно, – вмешался в разговор Йенссен, оценивший стоическое поведение Генри, – возможно, сандалии сорвались с ног, а потом ветер выбросил их на берег. Поэтому вы их и нашли.

Хорошее объяснение. Этот парень стал еще более симпатичен Генри, и он решил рискнуть:

– Вы хорошо разбираетесь в таких вещах, господин Йенссен. Возможно ли, что мою жену похитили?

Полицейский задумчиво сдвинул брови:

– Кто-то уже заявил об этом?

Генри отрицательно покачал головой.

– Вы бы заплатили выкуп за жену? – спросила мрачная женщина-полицейский.

Этот вопрос говорил о том, что чувство обоняния было у дамы развито лучше, чем извилины головного мозга. Конечно, заплатил бы! Он не посчитался бы ни с какими деньгами, лишь бы вернуть жену.

– Деньги не имеют никакого значения, – произнес Генри.

– Не оставила ли ваша жена прощальной записки?

Ох уж эти необразованные, невежественные люди! Они совершенно не понимают Марту. Она никогда не стала бы письменно извещать о своей смерти или как-то ее обосновывать. Все, что она делала, не нуждалось в обосновании, это было чистое искусство ради искусства. Кроме того, это противоречило бы присущему Марте интуитивному чувству драматургии – не надо заранее оповещать о том, что и так произойдет.

– Нет, она не хотела прощаться, совершенно точно нет, ни со мной, ни с жизнью.

– Не было ли у нее депрессии? Принимала ли она какие-нибудь лекарства?

– Нет, она все время смеется и очень охотно ест рыбу, если вы это имеете в виду.

Йенссен задумчиво провел ладонью по пшеничным волосам. Он явно был лишен чувства юмора.

– Простите, если мой вопрос покажется вам бестактным, но не было ли у вас проблем с браком; не собирались ли вы разводиться? Это всего лишь вопрос.

Генри потрогал пальцем кожу под правым глазом. Чувство онемения возникло снова.

– Нет, никаких мыслей о разводе у нас не было. Никогда.

После беседы Генри провел полицейских по дому, показав им все комнаты. Говорил он медленно, отвечал на все вопросы, детально и правдиво описал свои поиски, рассказал, как ближе к вечеру сварил для жены ужин и как расплакался, стоя у пустой кровати.

Генри продолжал упорно употреблять настоящее время в своих рассказах о Марте, будто она была еще жива. Он показал обоим следователям подвал, конюшню, гараж, сад и часовню. Он дал полицейским картонную коробку, куда уложили вещи Марты, и помог погрузить в багажник ее велосипед.

Йенссен протянул Генри свою визитную карточку.

– Прошу вас, сообщите, если вам удастся нащупать след моей жены, – попросил Генри на прощание, – жива она или нет.

После отъезда полицейских Генри взял из гаража кувалду и, поднявшись наверх, принялся разбивать стену, возле которой стояла кровать Марты.

IX

В истории, рассказанной Генри, что-то не складывалось. Марта утонула не в бухте. Бетти была уверена, что Марта не вернулась домой от скал. Совершенно ясно, что ее «Субару» куда-то исчезла, и, кто знает, может, она сейчас ржавеет на морском дне с Мартой за рулем. Такой поворот событий вовлекал в них и Бетти. Строго говоря, она тоже виновата в смерти Марты, потому что увела у нее мужа. Или это судьба? В любом случае, если машину найдут, возникнет масса неприятных вопросов. Бетти решила пока смотреть на вещи с позитивной точки зрения. Смерть Марты освободила ей путь к совместной жизни с Генри и их ребенком.

Она вспомнила, как Генри однажды сказал, что человек живет с мечтами, воплощенными в жизнь. Это прозвучало так, будто счастье подобно травмирующему опыту, который сам человек не в силах переварить. У него самого уже не было мечты, добавил Генри, он всего достиг. Впрочем, он никогда и ничего не сообщал о себе. Генри никогда не говорил о своем прошлом; видимо, оно было таким неаппетитным, что его приходилось прятать, как прячут хозяйки хлам перед приходом гостей. Если он и рассказывал о каких-то прошлых событиях, то они относились к тому времени, когда Бетти уже была с ним знакома. Ей с самого начала казалось, что Генри играет со своим прошлым, как с калейдоскопом, поворачивая который, он каждый раз видит новую грань одних и тех же воспоминаний.

На обратном пути в издательство Мореани, сидя за рулем «Ягуара», сделал ей предложение. Он откровенно рассказал о своих чувствах и наследстве, которое она получит, когда его не станет. Бетти была ошеломлена и по-настоящему тронута, но почувствовала лишь нарастающую тошноту и попросила время на раздумье, в чем сразу же и раскаялась, так как думать ей было не о чем. Поцеловав друг друга в щечку, они расстались на стоянке. Мореани, покачиваясь, пошел в свой кабинет, а Бетти села во взятый напрокат автомобиль и поехала в полицию. Повинуясь привычке, она подняла голову, посмотрела на окно третьего этажа и увидела в нем Гонорию Айзендрат.

Гонория сорвала листок с драцены и машинально растерла его между пальцами. Она видела поцелуй у «Ягуара», видела, какой окрыленной походкой идет Мореани через стоянку, и ощутила страстное желание расцарапать себе лицо в кровь. Когда она пришла работать к Клаусу Мореани, то тоже была молода и честолюбива. Но почему, почему, ради всего святого, она все эти годы молча просидела на своем стуле, работала, прислуживала и ждала, ждала момента, когда на пороге появится молодая соперница и отнимет у нее все надежды?! Самые худшие наши ошибки – это те, которых мы не замечаем.

Мореани, тяжело дыша, вошел в приемную. Наверное, он не поехал на лифте, а поднялся пешком по лестнице. Гонория поразилась: неужели он всерьез думает, что смерть сделает для него исключение и подарит ему еще один день за этот смехотворный подвиг?