Остров прощенных - Марина Алант

– Не знаю… Разговор будет не из легких. Даже боюсь представить себе,– Рита вздыхает, – каким образом возможно объяснить обезумевшей матери, что ей пока не надо знать, где находится ее ребенок?

– Да, наверное, ты права. Как же лучше поступить? Я жутко боюсь, что она доберется до меня в один прекрасный момент.

– Я думаю, нужно пока молчать, хотя, я тебе скажу, она доведена до предела. А что, если сделать как раз наоборот? Открыть ей местонахождение сына. Пусть сама справляется с ним.

– Нет, подожди. Я не знаю… Его проблему это не решит.

– Какую проблему?

– Я должна сама убедить его вернуться и обо мне забыть. Однако он и слушать ничего подобного не хочет. Извини, кажется, он уже выходит из ванной…

– Откуда? Ты с ним?

– Потом расскажу. Пока!

– Ну что, давайте разговаривать? – Алешка расправляет мокрую челку.

– Давай.

– О любви?

– Почти…

Тут я замолкаю, потому что, глядя на его счастливое лицо, вдруг понимаю, что не осмелюсь сделать его несчастным.

Мы творим завтрак из купленных мной по дороге продуктов. Вернее, творю я, а Алешка только мешает, но с большим старанием угодить мне.

Мне понятна его трогательная суета: он тревожится за свое хрупкое счастье, всеми силами оберегая его.

– Где же ты ночевал, скажи на милость. У друзей? Знакомых? Где?

– В больнице.

– Где?

– В больнице. Мне разрешили долечиться.

Я почему-то этот вариант упустила из виду. Вот откуда звон посуды или каких-либо медицинских склянок.

– Алеш, ты хотя бы понимаешь, как наказываешь маму?

– Я ее не наказываю

– Ты хоть раз позвонил ей, будучи в бегах? Нет? А знаешь, очень больно страдать, как страдает сейчас она.

– Я знаю, что очень больно страдать, как страдал я.

Я молчу, не торопя развитие невыгодной темы, прилежно размазываю шоколадную пасту по хрустящим ломтикам свежего хлеба. Я чувствую на себе горчинку его взгляда: мой увертливый жест разгадан. И ответом ему улыбка, прячущая неуместные знания.

Позвольте мне, оправдываясь, смягчить свой грех. Ощутите мою радость, переливающуюся за края стыдливости, ведь я в эпицентре взлелеянной ночами мечты. Меня возбуждает присутствие в ларе будущего выбора момента бесконтрольности, а в сущности – безразумности. И лишь ради скудного отчета перед совестью я небрежно касаюсь вопроса о возвращении блудного сына в отчий дом, не слишком (увы) заботясь о его разрешении. Нет, не подумайте. Судьба Алешки мне совсем не безразлична. Просто теперь этот важный, несомненно, вопрос словно растворился в интимной безвременности моего состояния. А что до Алешкиных признаний, которых я нарочно избегаю, они лишат меня последнего контроля, а кроме того мешают сконцентрироваться на чем-то мною не определенном, но очень меня устраивающем.

Наш разговор изящно переплыл в безобидное русло. Алешка вызвался помыть посуду, чему я препятствовать не стала.

– А как же твоя работа? – я продолжала тренировать силу воли, не решаясь остаться наедине с пульсирующими чувствами.

– Работа мне нравится. Но я никого не хочу видеть в поселке. К тому же вы здесь, а не там.

Говорят, женщина безошибочно чувствует неподдельный интерес к своей особе со стороны сильного пола. В этом смысле Алешка стал для меня доступен, в нем не осталось прежней недосказанности и таинственности. Он с готовностью демонстрировал свои чувства, не видя смысла в тактике их сдерживания. Но больше для себя, чем для кого-либо я делала вид, что этого не замечаю. И дополнительных подтверждений с его стороны, столь ожидаемых другими женщинами от предмета любовных томлений, мне не было нужно. Они внесли бы еще одну сложность в цепь сложностей последних дней, воспринятых мною поначалу с каким-то смакованием вкуса жертвенности. Теперь же я не могла не замечать, что все эти сложности, красиво окаймляющие мои романтические блуждания, грубовато начали врезаться в мою реальность. Я понимала, что ради моего увлечения, сильного, но, несомненно, обреченного, я могу потерять слишком много из того, что составляло мой жизненный комфорт. Однако неутоленная моя страсть была настолько велика, настолько неудержима, что и с ней посчитаться казалось невыносимым. Возможно, роль запала в ней играла запретность наших отношений, возможно, оригинальность, но я желала ЕГО так, как не желала ни одного мужчину. Каждое прикосновение к нему, даже случайное, было сладостно томливым.

Ошалевшая от наплывающих маревом желаний и не способная отчетливо думать о чем-то другом, я незамеченная удалилась в комнату и юркнула на балкон. Нашла сигареты, пару спичек в коробке и пыльную пепельницу. С удовольствием затянулась.

Глава 8

Где-то в темно-синей дали предостерегающе ухнул гром, а ветер донес уже оттуда слегка пьянящий озерный запах. Мне стало легко и головокружительно, и образы мужа и дочки, придающие моей душе бренность, отступили за невидимую черту.

Балконная дверь бесшумно качнулась, и Алешка повис рядом со мной на перилах, плечом как бы невзначай прильнув к моему. Его лицо светилось нескрываемым счастьем. Я обняла его за талию очень нежно, почти воздушно, но все же с оттенком шутливости, и он незамедлительно ответил мне тем же жестом.

– Знаешь, – начинаю вкрадчиво с целью заинтриговать, – я скрываю от тебя одну маленькую тайну (и обдумав свои слова), вернее, очень значительную тайну. Она касается нас двоих.

– Какую? (заинтригован)

– Пока не скажу. Зато потом, обещаю, ты будешь поражен.

Я имела в виду мое литературное творение, коронующее нашу запретную любовь. Тогда я только начала его. С большим вдохновением.

– Я могу сказать и сейчас (ах, как тянет на откровенность), но эффект будет меньший, к тому же я уверена, ты захочешь поделиться этой тайной еще с кем-нибудь.

– Почему уверены? Ведь тогда я никому ничего не сказал. Помните, в машине?..

– Что “в машине”?

– Когда вы признались, что приехали ко мне.

– Ты все еще помнишь это?

– Я помню все.

– Нет, я открою тайну позже. Ты только не ломай голову. Моя тайна внесет в твою жизнь нечто духовное и больше ничего. И все же, когда ты это увидишь, будешь поражен.

– Вы мне это еще и покажите? Ого!

Несколько секунд молчит с выражением мысленного поиска и вдруг восклицает с нагловатой веселостью:

– Как же нас с вами так угораздило, Мария Игоревна?!

Рассмеявшись, легонько ударяю его по губам.

– А чья это квартира? – интересуется Алешка.

– Родители Маргариты Андреевны временно в отъезде. Только, пожалуйста, не думай, что это “временно” продлится вечно.

Он хмурится:

– Я не об этом. Просто нашел кое-что.

– Что же?

Поворотом тела зовет меня за собой.

– Здесь, в шкафу под телевизором.

– Ай-ай-ай, не хорошо совать нос в чужие шкафы.

Он