Ночной директор. I том. История, рассказанная в тиши музея - Всеволод Липатов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В этом районе были расположены амбары гостиного двора и дворы, принадлежащие служилым людям. В межсезонье там жило около десятка человек. А зимой собиралось до тысячи и больше.
После очередного пожара произошедшего в 1643 году, который уничтожил практически весь город, его несколько лет отстраивали всем миром.84 Но, увы, новые постройки уже уступали по размерам и красоте сгоревшим.
Археологи установили, что площадь посада была около десяти тысяч квадратных метров, где до одной трети занимали нежилые постройки. На жилой площади были обнаружены остатки шестидесяти – семидесяти домов. Вероятно, их и не могло быть больше, так как исключая улицы, на двор приходилось около ста квадратных метров. Нетрудно подсчитать, если в доме жило шесть – восемь человек, то всё население Мангазеи едва насчитывало шестьсот душ. Многие служилые и промышленники жили здесь без семей, и, по всей видимости, селились на посаде. Но порой, в разгар «пушной лихорадки» здесь оставалось зимовать до тысячи человек, а в иные года и гораздо больше. Ещё в середине XVII века в Сибири сохранялась память о многочисленности русских людей в Мангазее:
«В прошлых де годех в Мангазее торговых и промышленных людей бывало много, человек по 1000 и по две и больше».85 Люди здесь жили минимум по два года.
Можно сказать, что посад и город жили в какой-то мере обособленно, так как посад был своего рода перевалочной базой для тех, кто отправлялся на промысел или возвращался в Россию. Социальный состав жителей был неоднороден и делился на две группы: большая часть – это промышленные люди, а вторая часть – торговые. Надо отметить, что деление происходило не по сословному признаку, а по экономическому положению. Например, в числе торговых людей, в документах упоминаются крестьяне, и даже холопы.
В то время мангазейские воеводы ведали всеми тазовскими, нижнеенисейскими инородцами, которые уплачивали наложенный на них ясак пушниной в самом городке.86 Судя по всему многие мангазейцы, несмотря на все трудности, жили всё же весьма зажиточно и старались максимально полно наладить свой быт. Например, археологи нашли на месте таможенной избы чернильницу красивой формы, один из важнейших атрибутов деятельности таможенного чиновника, футляры для печатей к проезжим грамотам, и рифлёная линейка. Сохранилось также много бытовых предметов, характерных для богатого владельца – фрагменты рисованного штофа, изделия из бронзы, стрелка часов, шахматные фигуры, узорчатая тесьма, изящные ложки и миски, аккуратно сшитые рукавицы, скребки для очистки мездры от кожи, копылы от нарт и лыжи и даже архитектурные украшения – балясины.87
Основа местной торговли состояла в обмене хлеба и других продуктов на меха, шкуры, рыбу. Здесь добывали соболей, лисиц, песцов и бобров. А так как место было выбрано удачно, один торговый путь шёл по Оби до Берёзова и Тобольска, а другой связывал Мангазейский край с европейской частью России, то торговля кипела. Связи местных купцов распространялись даже до европейских рынков.
Но основной целью, для чего и была основана Мангазея, получившая статус «государевой вотчины» это был сбор ясака, взимаемого с местных племён в пользу государевой казны:
«… со все мягкие рухляди имать на государя десятинную пошлину. От десяти соболей – десятый соболь, от десяти лисиц – десятую лисицу. От всякого зверя десятое, выбирая из всей мягкой рухляди лучшее». В «цареву казну» отбиралась только самая лучшая пушнина. Десятина собиралась также со всех продаваемых или меняемых товаров. Причём строго следили, чтобы «торговые люди» не торговали с аборигенами железными изделиями, оружием, вином и так далее, «и о том заказ учинить крепкой».88
В противном случае воеводам надлежало применять наказания:
«… у кого будутъ заповедные товары, пансыри и шеломы и копья и сабли и топоры и ножи и иное какое железо или вино, и князю Василию и Савлуку те заповедные товары и вино велети у тех поимати на государя царя».89 А также подлежала конфискации «мирская всякая рухлядь».90
В царской грамоте новым мангазейским воеводам указывалось:
«Чтоб государевой казне было прибыльнее, а тамошним людям тягости не было, чтоб им жить в тишине и в покое. И самому князю, государевой ясачной казной не корыстоваться и никакими товары не торговати, и у торговых и у всяких людей и у самоеди посулов не имати и насильства и обиды не чинити».
Никто тогда даже не догадывался, какие «тишина и покой» вскоре здесь воцарятся. Позже был издан наказ, в котором строго предписывалось:
«Казну мягкой рухляди сбирать с ясачных без оплошности; не присваивать себе шкур высокой цены и не давать сборщикам пользоваться от сборов, высылая на встречу им верных людей ко времени возвращения из волостей. Не заменять жалования дачею рухляди, а всю сполна отсылать в Москву».91
Ещё одной из забот мангазейских воевод была разведка земель лежащих к востоку от городка и приведение аборигенов под высокую государеву руку, заодно необходимо было собрать сведения о том, сколько инородцев здесь живёт. Ведь надо же знать, сколько ясака можно получить отсюда. А сколько ясачных жило в Мангазейском уезде было доподлинно не известно. Но воеводы резонно замечали, отписывая в Москву, что «в Мангазейском уезде люди кочевные и не сидящие, а живут, переходя с места на место и с реку на реку».92
Самым эффективным способом для сбора ясака в то время была система «аманатов», то есть воеводы брали в заложники самых знатных кочевников в роду, и потом требовали за них выкуп. Родственникам и соплеменникам не оставалось другого выхода, как выплачивать откупные. Ведь не имея места постоянного проживания, кочевники жили родами, и чем больше и знатнее был род, тем больше приходилось отдавать соболей и другого пушного зверя.
Условия содержания заложников были тяжёлыми, несмотря на то, что из Москвы присылали царские указы, в которых говорилось, что: «тех из аманатчиков в Мангазее начнут поити и кормити государевыми хлебными запасы во все дни довольно, и утеснения им в Мангазее не будет».93
На самом деле эти указы сплошь и рядом нарушались. Воеводы на местах не слишком озабочивались их содержанием. Тем более казённых денег на прокорм аманатчиков зачастую не выделялось, так что заложников приходилось содержать за свой счёт, вернее за счёт мирской общины. Впоследствии система аманатов тоже сыграла немаловажную роль в стремительном закате «государевой вотчины». Но здесь надо учесть, что и в самой Мангазее с продовольствием были большие проблемы и люди часто сидели впроголодь.
По всему Мангазейскому уезду были разбросаны зимовья, где и происходил обмен пушнины на заложников. Кроме этого они служили временным пристанищем для ясачных сборщиков, торговых и промысловых людей.
Зимовье, это самый древний тип русской постройки в Сибири. В простейшем виде это была маленькая изба, с плоской крышей, низкой дверью. Иногда дверь делали даже в кровле – это было удобно, так как не требовалось постоянно чистить снег у входа, и в то же время она служила ещё и дымовой трубой. Подобных зимовий, возводившихся охотниками-промысловиками, было разбросано множество на заполярных просторах Сибири. Так, на карте 1745 года, составленной участниками Великой Северной экспедиции (1733 – 1743 годов) только в низовьях Енисея обозначено более шестидесяти подобных зимовий.94
Но чаще всего зимовья строились с нагороднями, то есть сруб поднимался выше плоской крыши на метр. Получалось подобие стен, и зимовье становилось похоже на одиноко стоящую в тайге крепостную башню. Многие зимовья окружали тыном с бойницами, и тогда поселение приобретало вид небольшого острожка. Нередко из подобных зимовий в тайге позже вырастали города.95
Аманатов держали в Мангазейской тюрьме, и когда сборщики отправлялись за ясаком, то брали их с собой и держали в подобных зимовьях до тех пор, пока не получали ясак, а затем снова привозили в Мангазею. Количество ясачных людей каждый год было разным, так как кочевники уходили далеко от этих мест, но чаще всего они просто не хотели платить ясак. Из-за этого происходили вооружённые стычки. Бывало и так, что, называясь «царскими людьми», ушлые людишки собирали ясак и исчезали с ним в неизвестном направлении. Царь гневался, воеводы злились, а аманатчикам приходилось снова платить, компенсируя эти недоимки. Когда в Москве узнали про эти проделки ушлых людишек, то вышел указ:
«… преж сего приходили к ним в Мангазею и в Енисею вымичи и пустозерцы, и многих государевых торговые люди и дань с них имали воровством на себя, а сказывали на государя, а в государеву казну не давали».96 Чтобы уберечь инородцев от подобного насилья и притеснений, а также, чтобы не было убытка казне, решено было построить острог. Обиженным и притеснённым даже было разрешено «бить челом», а уж царь всегда найдёт управу на посмевших ослушаться высочайшего указа.
