Ночной директор. I том. История, рассказанная в тиши музея - Всеволод Липатов

Сохранилась царская грамота от января 1600 года, из которой чётко видно, что русским людям давно уже был известен северный путь из Европы в Азию:

«Били нам челом пенежане и мезенцы, промышленные люди, чтоб нам их пожаловати, велели им ездити промышляти и торговати в Мунгазею морем и Обью рекою, на Таз и на Пур и на Енисею».69

И только после похода Ермака в Сибирь и военного поражения ханства Кучума, в Москве поняли, что пришла пора переходить к активным действиям. Но после похода Мансурова на помощь Ермаку стало очевидно, что Сибирью одним ударом не овладеть. Весь предыдущий опыт военных походов показывал, что даже армия не в состоянии удержать эти земли в полном повиновении. Поэтому перешли к иной, проверенной жизнью, тактике. Было решено закрепляться на новых землях строя городки-крепости, и используя эти форпосты продвигаться всё дальше на север и восток, преодолевая сопротивление местных народов и живших здесь татар. Окончательный разгром сибирского «царя» произошёл в августе 1598 года.

Изыскания историков и архивистов последних лет показывают, что официально московские воеводы не могли прийти в эти места ранее зимы 1601 года.

Дело в том, что царь Борис Годунов вручил «наказную память» первому воеводе, князю Мирону Шаховскому, именно в 1601 году. До нашего времени сохранились те её части, где речь шла о создании в устье реки Таз, в совершенно безлесной местности, острога или даже города. Вместе с ним, в далёкий край отправился Данило Хрипунов. Они должны были найти удобное место для строительства крепостцы. Но подготовка к далёкой экспедиции в силу ряда причин недопустимо затянулась. Долго и неторопливо собирались в Москве, поэтому они смогли выступить лишь в конце лета. Потом произошли задержки при снаряжении экспедиции в Тобольске. Таким образом, кочи вышли к пункту назначения лишь в начале осени.

Стремительно надвигалась осень, погода портилась. И тут несчастья начали всерьёз преследовать экспедиционеров. Не успели кочи выплыть из Оби в Обскую губу, штормом разбило три коча и две коломенки, часть продуктов затонула или оказалась подмоченной. Пришлось остановиться у Пантуева городка. Где он расположен, ныне неизвестно, предположительно где-то на полуострове Ямал. Им пришлось послать казаков в Обдорск к остякам и самоедам за помощью, чтобы те отвезли их в Мангазею по сухопутному пути на оленях и отправили письмо царю с объяснениями, почему они так и не дошли до Мангазеи.

Когда пришли самоеды с оленями, экспедиция двинулась дальше. Но злоключения отряда на этом не закончились. Внезапно на них напали мангазейские самоеды. Скорее всего, их подговорили торговые люди. Контроль со стороны властей им был совершенно не нужен.

«Убили тридцать человек казаков, а князь Мирон ушел ранен, а с ним 60 человек казаков, падучи на оленев душой да телом, а про Данила не ведают, ранен ли или не ранен. И посылал де с теми вестьми князя Василия Обдорского, но он на Березов не поехал: еду де и, как располитца вода».70

Так описывал со слов очевидцев эти кровавые события берёзовский воевода. И тут же он предупреждал, что эти злодеи будут и дальше подговаривать самоедов сопротивляться строительству государева острога, потому что тогда они не смогут, как и прежде, торговать «заповедными» товарами. Из этого документа так же хорошо видно, что между аборигенами и промышленными людьми, которые успели наладить здесь свою торговлишку, контакты их были гораздо более тесными, чем это может показаться на первый взгляд.

Поэтому следующим воеводам был дан строгий наказ:

«Воров сыскивать, а сыскав отсылать их в Березов и Тобольск. А их имущество имать на государя царя, чтобы неповадно было впредь иным воровати и в том дальнем краю смуту чинить».71

В это время в Москве ещё не знали, что, несмотря на потери, из ста пятидесяти человек тридцать было убито, Шаховский и Хрипунов всё же достигли реки Таз и заняли один из построенных городков.72 Не получив никаких сведений о судьбе первой экспедиции, царь Борис Фёдорович всё же приказал подготовить вторую экспедицию под руководством Василия Кольцова-Масальского и Савлука Пушкина. Были учтены все ошибки предшественников, так что подготовка была более серьёзной. Экспедиция стала гораздо многочисленней, более трёхсот человек отправились осваивать новые земли. Их неплохо вооружили, отряд имел «одну пищаль скорострельную и 3 затинных пищали».73 Воеводе в Верхотурье был дан указ приготовить «для мангазейского хода 15 кочей». В Ярославле и Вологде было закуплено всё необходимое для трудной дороги: канаты, бечёвки, холст для парусов и прочее. И главное, воеводы должны были прибыть в Верхотурье ещё зимним путем, чтобы с первой водой отправиться в Тобольск. В наказе особо отмечалось, чтобы воеводы нигде не задерживались и пришли в Мангазею до заморозков. А во избежание стычек с инородцами экспедиционеры должны были «рекою Обью и морем идти бережно, и ставиться в крепких местах бережно и осторожно на якорях, а у берега однолично не ставиться, и от погодья беречься, чтоб запасом и людем истери никоторые не было».74

Задание тоже изменили. На этот раз воеводам достаточно было только заложить острог и провести тщательную разведку прилегающей местности. Они должны были узнать у местных торговцев «где лежит их дорога летняя и зимняя, где по ней становья и городки, дабы годные из них обратить в Государевы городки».75 А также обследовать торговые городки на реке Таз, слухи о которых достигли Казанского приказа, их нелегальная торговля тревожила московских дьяков. О кое-каких дорогах воеводам удалось узнать, и на них «от городка Обдорского» должны быть выставлены две заставы.76

Заодно они должны были узнать об участи, постигшей первую экспедицию.

Но первопроходцы-воеводы уже даже начали строительство острожка.

Сохранились описания первоначальной Мангазеи, пока в 1619 году пожар не уничтожил значительную часть городка. Создание острога предусматривало, прежде всего, строительство служебных зданий: воеводского двора, съезжей избы, тюрьмы, церкви и караульного помещения. Само поселение состояло из двух частей: города, окруженного деревянными стенами, и посада, примыкавшего к городу.

Служилые люди селились за пределами острога в новых постройках или в тех, которые остались со времён поморского городка. Через три года ограду воеводского двора заменили острожной стеной. Тогда же были возведены городовые укрепления: стены и башни, была построена первая посадская церковь.77

Но активнее всего строительство шло с 1607 года по 1629 год.78 За это время были поставлены крепостные стены высотой около десяти метров. Построено пять крепостных башен, одна из которых – Спасская, взметнулась ввысь на 12 метров. Стройная, торжественная, увенчанная двуглавым орлом она парадно возвышалась над южной стеной города и была проезжей. Выделялась ещё одна башня – Давыдовская, она была срублена на самой высокой отметке крепостцы, над рекой Таз, из её «смотрельни» хорошо была видна вся ширь реки, важнейшее в стратегическом отношении пространство.79 Остальные башни были различными по размеру, но объединялись общностью внешних форм и конструкций.80 Со временем, на одной из башен, жители Мангазеи даже установили часы с курантами.81

За эти два десятилетия в городке было построено около двухсот домов, две церкви, гостиный двор с двадцатью торговыми лавками, хлебные, соляные и пороховой магазины, винный подвал, два питейных дома.

После пожара пришлось возводить новую крепость. Расположенная на самом высоком месте она господствовала над посадом, имела форму близкую к квадрату, со сторонами по семьдесят метров. В стенах были срублены четыре угловые и одна проездная башня.

Для защиты городка, содержался постоянный гарнизон из полсотни стрельцов, казаков и ссыльных черкес и, ежегодно присылавшихся из Берёзова, «годовальщиков». Были и пушки.

Посадская часть была застроена домами на высоких подклетях с летними надстройками затейливых форм и богато украшенных резьбой и живописью. Выделялся большой дом воеводы Палицина. На посаде возвышались шатры часовни Василия Мангазейского и двух церквей – Успенской и Макария Желтоводского.82 И это неудивительно, в эти годы Мангазея, в социально-экономическом и административном отношении стояла в одном ряду с крупными городами Сибири – Тобольском и Тюменью. Но, в то же время, у неё оставались и свои особенные черты, придававшие ей характер северного городского поселения.83