Застрявшие (ЛП) - Дайкс Николь

Он встает, осторожно придерживая плечо, а затем возвышается надо мной.

— Ты злишься.

— Нет. Просто думаю, что нам, наверное, следует использовать дневной свет. Сходить за едой и дровами.

Парень смотрит на меня и его глаза темнеют.

— Ты увиливаешь.

— От чего тут можно увиливать, Куп? Мы трахнулись. Важное событие. Мы оба взрослые люди. — Складываю руки на груди и пытаюсь казаться сильнее, чем себя чувствую. — Одинокие взрослые.

— Но это не так. — Я знаю, что мои глаза расширяются, когда парень это говорит, но молчу. Купер протискивается мимо меня, чтобы схватить рубашку. — Можешь мне помочь?

Киваю и подхожу к нему. Осторожно снимаю повязку и помогаю надеть рубашку с длинными рукавами и пуговицами, прежде чем снова надеть бандаж.

— Спасибо. Это настоящая заноза в заднице.

— Ты хоть немного чувствуешь себя лучше?

Он кивает с легкой улыбкой, потому что никто из нас сейчас на самом деле не думает о его плече. Мы думаем о том, что произошло несколько минут назад.

— Да. Лучше. Спасибо тебе.

— Не за что.

Купер не надевает пальто, и мы направляемся в сарай, повторяя уже привычные движения. Собираем дрова, а затем идем в подвал, чтобы принести еще еды, прежде чем приготовить обед.

Все это время мой разум сосредоточен на фактах.

У нас был секс, и Купер прав... Мы не совсем одиноки.

Глава восемнадцатая

КУПЕР

Все в полном дерьме.

И имею в виду все. Да, я хотел ее. И это было невероятно. На самом деле я нисколько не жалею об этом. Только теперь Эверли не смотрит на меня. Мы сидим здесь со свечами и двумя зажженными лампами, смотрим на огонь, пока едим консервы на ужин, а она отказывается со мной разговаривать.

Мы сегодня почти не разговаривали. Эверли не может смотреть на меня, и я знаю, что она сожалеет о произошедшем. Мне следовало держать свои гребаные руки при себе.

Я был потрясен, когда она упомянула о презервативах. Это вернуло меня в реальность. Я действительно думал о том, чтобы переспать с Арией в этой поездке. Если бы мы не попали в аварию, более чем вероятно, что именно это и произошло бы.

И я бы услышал Эверли в соседней комнате с моим лучшим другом. Как и много раз в прошлом.

Эта мысль посылает мощную волну через мой живот, крепко сжимая его чувством вины. Она девушка моего лучшего друга.

Вот что я имел в виду, когда сказал, что на самом деле мы не одиноки. И она тоже это знает.

Если бы не авария, мы бы все еще были в отношениях с другими людьми.

— Ты думал о ней?

Я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на Эверли, которая, кажется, пьет виски вместо ужина.

— Ешь.

— Я съела маринованный огурец.

— Ешь больше. — Забираю у нее виски. — Пей меньше.

Девушка закатывает свои красивые глаза, и я могу ясно видеть ее в свете огня, мерцающего в комнате. Делаю глоток виски, хорошо зная Эверли и то, что она готова к ссоре.

— Просто скажи мне.

Я тяжело вздыхаю и делаю еще один глоток виски.

— Что?

— Ты думал о ней, когда трахал меня? Это из-за горя? Способ забыться?

Эверли пристально смотрит на меня, когда поджимает под себя ноги на диване.

— Нет.

— Тебе необязательно мне врать. Она была моей сестрой. Мы были похожи. Этого нельзя отрицать.

Ладно, если хочет ссоры, она ее получит. Может быть, хороший старомодный спор с Эв заставит меня почувствовать себя менее оцепеневшим.

— Вы двое совсем не похожи, и ты, блядь, это знаешь. — Я придвигаюсь к ней ближе и вижу, как ее глаза темнеют. — Она была светлой, а ты темная.

— Пошел ты, — выплевывает она.

— Это правда, Эв, Ария была блондинкой. У тебя черные волосы. У нее были ярко-голубые глаза. — Она опускает глаза, избегая моего взгляда, и я придвигаюсь к ней еще ближе, хватаю за подбородок и приподнимаю лицо, чтобы заглянуть в ее яростные глаза. — Твои глаза бывают разных цветов, но всегда есть темный оттенок.

— Пошел ты, Куп.

— Они прекрасны. — Я с трудом сглатываю, глядя в ее наполненные слезами глаза, которые расширяются от шока.

— Что?

— У тебя красивые глаза. — Я отпускаю ее, а затем чувствую ее шелковистые волосы между пальцами. — И твои волосы. В тебе все прекрасно. Мне нравится твоя темнота.

Я наблюдаю за ее горлом, когда девушка сглатывает, мои слова влияют на нее.

— У нас с ней одинаковые носы.

— Знаю. — Мои губы мягко прижимаются к ее губам. — Я не думал о ней. — И это делает меня еще большим ублюдком, потому что это правда. Ария даже не приходила мне в голову, когда я целовал Эверли. Когда был внутри нее. Ни разу.

Девушка приоткрывает губы, когда я углубляю поцелуй, ее пальцы скользят по моим коротким волосам и крепко сжимают, притягивая меня ближе. У нее вкус виски и соленых огурцов, и еще чего-то, с чем я не могу больше бороться.

То, с чем я так невозможно долго пытался бороться.

— Значит, когда ты целуешь меня, ты не?.. — Она задыхается во время нашего поцелуя. Я слышу неуверенность в ее дрожащем голосе, но Эверли не отстраняется от меня.

— Нет. Это… — Я жадно целую ее полные губы. — Это совсем не похоже на любой другой поцелуй раньше. Сейчас все иначе. С тобой все по-другому.

Девушка целует меня в ответ, обвивая руки вокруг моей шеи, и откидывается на спинку дивана, принимая мой вес. Я не могу использовать одну руку, и это расстраивает, но Эверли, кажется, не возражает, когда позволяет мне устроиться у нее между ног.

— Поцелуй с ней был другим?

Она что, пьяна?

Я отстраняюсь, используя здоровую руку, чтобы приподняться достаточно и посмотреть ей в глаза.

— Эв.

— Я знаю, это табу, но хочу знать. Я хочу, чтобы было больно, Куп.

Эверли хочет наказать себя и, возможно, меня.

Боже, я ее понимаю.

— Да. Целовать ее было совсем по-другому. — Я должен слезть с нее, продолжить ужин и не отвлекаться на этот разговор.

«Я хочу, чтобы было больно, Куп».

Ее слова звучат у меня в голове, и я знаю, что тоже этого хочу.

— Ее поцелуи были слаще. Мягче. — Я наклоняюсь вперед и облизываю уголки губ Эверли, заставляя их раздвинуться для меня, что она и делает, прежде чем крепко ее целую. Она не разочаровывает и также крепко целует меня в ответ. Девушка хватает меня за волосы и тянет так сильно, что становится больно. Я покусываю ее челюсть и спускаюсь по шее. — Обычно инициатором был я. Ария была застенчива. Не знала, как попросить, чего хочет.

У Эверли вырывается вскрик, но она не отталкивает меня. Нет, наоборот притягивает меня ближе и крепче сжимает мои волосы.

— Она была невинной. Милой.

Нахожу впадинку у нее на шее и сосу с таким нажимом, что девушка вскрикивает в экстазе. Мой член тверд под джинсами, и я прижимаюсь к ее сердцевине через леггинсы.

— Я не знал, что с ней делать. Мне всегда казалось, что я ее порчу.

— Но разве не этого хотят парни? Быть первым?

Я отодвигаюсь достаточно, чтобы заглянуть ей в глаза, видя в них непролитые слезы.

— Я не хотел.

— Но сделал бы.

Она выглядит сердитой, почти ревнивой, и я знаю, что это убивает ее. Эверли ревнует к своей сестре точно так же, как я ревную ее к Лиаму. Все это извращено и отвратительно.

— Не знаю.

— Лжец.

— Я не лгу. — Снова целую ее губы, словно наказывая их и оставляя распухшими и покрытыми синяками, но я знаю, что Эверли выдержит это. Знаю, что она жаждет этого, когда целует меня в ответ с такой же яростью. Руками она находит пуговицу на моих джинсах и расстегивает ее, потом молнию, а затем помогает стащить мои джинсы и трусы.

— Тебе не нужно лгать. Я знаю, что ты хотел ее. Все в порядке. Я знаю, что она хотела тебя. — Она гладит мой твердый, как сталь, член одной рукой, вырывая стон из моей груди. — Я любила ее. Я любила Лиама.

— Я знаю. — Эверли ласкает мой член своей мягкой рукой, и я опираюсь на одну руку, наблюдая, как она делает это. — Я тоже его любил.