Идеальная пара - Майкл Корда

В прежние времена их ссоры заканчивались необузданными приступами страстного секса, после чего наступало примирение. Теперь ссоры приводили просто к взаимному опустошению, падению без взлета.

– Ничего страшного, дорогая, – успокаивающим тоном сказал он, чувствуя, как ее рука все крепче сжимает его руку, так что ногти впиваются ему в кожу. Это было не самое великодушное прощение, но другого он предложить не мог.

– Спасибо, любимый. – Она сильнее сжала его руку. – Мне очень жаль, что мы провалились, но теперь этот кошмар кончился, правда? Ты будешь сниматься в своей пиратской картине. Я тоже найду что-нибудь. Продержимся, верно?

– Конечно, продержимся, дорогая, – сказал он. – Главное – чтобы ты скорее вернулась домой.

Само это слово вызывало в нем острую боль как нож в сердце. «Дом» для него – это дубы и розы в саду, а не пальмы и бугенвиллии; влажный туман над улицей Хеймаркет, а не яркое солнце над бульварами Голливуд и Вайн; терпеливые люди, стоящие в очереди за билетами на Шекспира, а не те, что считают «Ромео и Джульетту» слишком затянутой, слишком романтичной или просто откровенно глупой пьесой. «Дом» – это Англия, и он страстно хотел оказаться там – фактически, он жалел, что приехал в Америку.

– Мы справимся, Лисия, сердце мое, – успокоил он ее. – Снимемся в паре картин – заработаем достаточно денег и начнем расплачиваться с долгами.

– О Боже, – простонала Фелисия. – Деньги. Как я ненавижу говорить о них!

Совершенно верно, подумал Вейн. Отношение Фелисии к деньгам было чисто аристократическим – она была расточительна и считала, что Господь не оставит ее без средств к существованию.

Вейн обвинял себя в том, что не пытался контролировать ее расходы, но обычно он даже не решался заговорить с ней об этом. У них и без того было много других поводов для споров.

– А этот номер… – она в отчаянии обвела взглядом комнату, как будто лично платила за каждый предмет обстановки, – должно быть, стоит целое состояние!

Вейн с удовлетворением отметил испуганное выражение, появившееся на бледном лице доктора Фогеля.

– Не беспокойся, родная, – сказал он. – Честно сказать, Рэнди Брукс обещал помощь, если понадобится.

На глаза Фелисии навернулись слезы.

– О какой милый, милый человек! Как любезно! Какой замечательный жест! Мы должны что-нибудь для него сделать, Робби, дорогой. – Она на минуту задумалась. – Я знаю, что мы сделаем. Мы устроим вечеринку.

Фелисия оживилась, ее глаза засияли сквозь слезы, на щеках появился естественный румянец.

– Мы пригласим всех наших друзей, хорошо? Устроим настоящий праздник. Поставим на лужайке полосатую палатку, зажжем свечи, а мистер Фудзита приготовит букеты цветов. О Робби, я не танцевала целую вечность! А в бассейне непременно должны плавать цветы. Интересно, мистер Фудзита сможет найти кувшинки… – Она перевела дух. – И милый доктор Фогель с женой должен прийти. Обещайте, что придете, доктор!

Нервно улыбнувшись, Фогель медленно кивнул.

– Мы с миссис Фогель будем в восторге, – сказал он. – Миссис Фогель обожает танцевать.

Вейна подмывало заметить, что устраивать дорогостоящую вечеринку – несколько странный способ выразить благодарность человеку, который только что оплатил за тебя счет из больницы, но, поразмыслив, он решил, что Рэнди Брукс будет счастлив стать почетным гостем и центром внимания. К тому же предложение Фелисии было не таким уж плохим. Эта вечеринка покажет всему миру, что они по-прежнему вместе и все еще платежеспособны. В светской жизни Голливуда атака была лучшей формой обороны. В самом деле, решил он, пожалуй, это самое разумное, что они могли сделать – особенно, если Фелисия все это выдержит.

Конечно, трудно сказать, как они будут за все расплачиваться, подумал Вейн, но он тоже заразился беспечным оптимизмом Фелисии. Так бывало уже не раз – он видел трудности там, где она ничего не замечала; ее энтузиазм был огромным, страстным и заразительным. Где бы я был без нее? – спрашивал он себя.

– Это поистине замечательная идея, – с воодушевлением сказал он. – Если тебе это, конечно, не повредит. – И он взглянул на доктора, ища у него поддержки.

Вейну хотелось верить, что Фелисия вылечилась, что они снова будут любить друг друга, как в прежние дни, что эта вечеринка будет иметь грандиозный успех. Ему необходимо было в это верить, и он поверил.

Он взглянул на Фелисию, как всегда бессильный перед такой красотой. Он лучше, чем кто либо другой, знал, как она любит его. Он был ее жизнью – это были не пустые слова, которые она часто повторяла, она действительно это чувствовала, даже когда бывала в скверном настроении и намеренно старалась отравить ему жизнь. Там, где дело касалось любви, Вейн всегда был у нее в долгу и, как всякий должник, испытывал смешанное чувство вины и недовольства собой из опасения, что может оказаться несостоятельным полностью вернуть то, что ему дали в долг.

– Я справлюсь, дорогой, – с чувством сказала она, сияя глазами. – Не так: ли, доктор Фогель? Я никогда не чувствовала себя лучше.

Фогель с, некоторым сомнением взглянул на нее.

– Удовольствия полезны для здоровья, так ведь? – сказал он, будто пытался убедить самого себя. – Я не вижу в этом вреда.

– Вот видишь, дорогой! Но я не могу руководить подготовкой отсюда. Мне надо вернуться домой.

«Так вот где собака зарыта», – подумал Вейн, засомневавшись, не придумала ли Фелисия эту затею с вечеринкой, чтобы вынудить доктора Фогеля отпустить ее. Она была способна на такое – она вообще на все была способна, если очень хотела чего-то добиться.

Фогель, вероятно, поверил, что этот честолюбивый план был признаком душевного здоровья. Но Вейн слишком много играл в кино и театре, чтобы в это поверить. Люди в шоу-бизнесе часто затевали грандиозные, сложные предприятия просто для того, чтобы уйти от проблем и хаоса своей личной жизни. Он сам так поступил с постановкой «Ромео и Джульетты» и подозревал, что Фелисия сейчас делает то же самое.

Все-таки где-то в глубине души он хотел, чтобы Фелисия вернулась домой. Пусть временами счастье покидало их, но они принадлежали друг другу, и это было главное.

Вейн знал свою роль. Он взял обе ее руки в свои и сжал их, глядя при этом ей в глаза – в них он увидел сейчас откровенную, отчаянную мольбу, – и сказал:

– Конечно, ты вернешься домой, родная. Сегодня же! Вы ведь не возражаете, доктор?

Фогель кивнул, вероятно, немного озадаченный тем, как быстро развиваются события. Почему бы и нет? Два великих актера только что безупречно разыграли перед ним сцену примирения. Лицо Фелисии сияло счастьем, ее глаза излучали любовь и страстное желание, две слезинки медленно катились по щеке, губы приоткрылись будто в ожидании поцелуя.