Unknown - lana

Я быстро просматриваю их и нахожу открытку, датированную примерно за год до моего рождения. Рэй послал ее маме с Гавайев, но в тексте нет ничего романтичного. Я предполагаю, что он был осторожен, поскольку такую открытку мог прочитать любой. Но прямо под ней находится письмо. Я быстро открываю его и пробегаюсь глазами по тексту. Рэй написал его в то же самое время, пока находился на Гавайях, и в письме он рассказывает ей о том, как ему одиноко без нее. Хотя Мэгги и Дарла были в это время с ним, он не мог перестать думать о своей любви. Если папа прочитал что-то в этом роде,то я могу понять, почему он был так опустошен.

Мое сердце опускается, как только я читаю текст, написанный чуть ниже. Я не знаю, зачем он написал так много такого, но, видимо, было проще написать, чем позвонить по телефону. Все это происходило до того, как стали популярны мобильные телефоны, так что ему, наверное, приходилось разговаривать по телефону либо из дома, либо на работе. Я вдруг представляю себе, как они звонят друг другу в оговоренное время. Это дает мне новое понимание того, как жизнь изменилась в цифровую эпоху.

Я забираю три письма из пачки, охватывающей целое десятилетие. В одном из них Рэй предлагает сделать тест на отцовство, чтобы установить, кто же является нашим настоящим отцом: он или Виктор. Бинго! Я собираюсь сделать с них копии и переправить их Юргену после обеда. Надеюсь, Мэнди сделает то же самое, чтобы мы могли отмести часть их косвенных улик против меня.

У меня на нервной почве урчит желудок из-за того, что, возможно, сейчас все зависит от того, будет ли найден настоящий виновник. Полицейские и ФБР просто пытаются связать меня с тем, кто совершает эти преступления. Мой желудок снова урчит, давая мне знать, что следует перекусить по дороге в больницу. Будет еще один длинный день. Я посылаю Тони сообщение, давая ему понять, что хотел бы вернуться в больницу, как только он появится.

~~~

— Доброе утро, мама. Я принес тебе завтрак.

Я протягиваю ей коробку с бутербродом с ветчиной, яйцом и сыром на свежеиспеченном круассане и ванильный латте.

— Ммм, спасибо. Все очень вкусно пахнет.

Она улыбается мне, но глаза наполнены болью.

— Тони поднялся с постели, чтобы принести тебе это?

— На самом деле, я думаю, что он спал в машине.

Я открываю коробку и достаю бутерброд.

— Он хороший человек, — размышляет она, потягивая свой латте. — Если бы я была на двадцать лет моложе.

— Эй, женщины, предпочитающие молодых мужчин, сейчас в моде. Особенно те, у кого, как у тебя, имеются деньги, — дразню я ее. — Вместо того чтобы выходить замуж за старого пердуна.

— Веди себя прилично.

Она бросает на меня злой взгляд.

— Чарльз — хорошая компания для меня.

— Понимаю, мам.

Я ухмыляюсь и отпускаю ее.

Пока мы в тишине едим наши бутерброды, Тайлер вдруг выпускает вполне определенный стон. Мы оба бросаем взгляд друг на друга, и одновременно вскакиваем с наших мест. Его глаза все еще закрыты, но есть определенное движение в правой руке.

Мама сразу же тянется к нему.

— Тайлер, ты здесь?

Он издает еще один стон и сжимает немного ее руку, прежде чем в комнате вновь воцаряется тишина.

— Думаю, это хороший знак, — уверяю я ее, пока она целует его руку и пристально на него смотрит.

— Это отличный знак!— отвечает она, и слезы появляются в уголках ее глаз.

— Ты видел, как он сжал мою руку?

— Видел. Он также попытался открыть глаза.

Я протягиваю руку и своими кончиками пальцев провожу по его лбу.

— Его веки дрожали.

— Он выживет, — она улыбается, продолжая крепко сжимать его руку.

Мэнди

После сна, который, как мне показалось, длился несколько часов, я, наконец, прихожу в себя. Первое, что замечаю, я лежу на чем-то жестком и неудобном. Я поворачиваюсь на бок и растягиваю позвоночник, рыщу в поисках телефона. Я поворачиваюсь на спину и снова пытаюсь растянуть застывшие мышцы позвоночника.

Я протерла глаза, окончательно избавляясь от сонного состояния, и нажимаю на кнопку питания телефона. Боже мой, сейчас 9:49. Не могу поверить, что я спала так долго. Я про себя отмечаю, что сегодня пятница, и неделя уже пронеслась. Я пытаюсь сесть, потираю свое лицо обеими руками в попытке окончательно проснуться. Я немного удивлена тем, что от Трея нет вестей, но полагаю, что он не хотел рисковать и разбудить меня. В доме полнейшая тишина, за исключением поскрипывания старых половиц под моими ногами. Когда я выхожу в коридор, то заглядываю за угол, но везде тишина. Я прохожу через кухню и захожу в спальню мамы, но и здесь никого нет. Возможно, мама сейчас на приеме у врача или что-то в этом роде.

Я прохожу в угол их спальни, к старому отцовскому бюро с выдвижной крышкой, и откидываю ее назад. Перед моими глазами открывается большой ассортимент бумаг. Я открываю небольшой деревянный ящик на правой стороне, чтобы найти его чековую книжку. Я открываю другой ящик, который выглядит так, как будто здесь скопилась куча неоплаченных счетов. Затем перехожу к большому нижнему ящику, который заполнен папками. Я сразу же тянусь рукой к толстой, немаркированной папке в самой глубине ящика, которая бросилась мне в глаза. Пока я, сидя на коленях, достаю папку, я думаю о том, что мужчины так предсказуемы. Мне смешно, что отец создал отдельный почтовый ящик в городе, чтобы получать письма от нее, а потом хранил их в таком явном месте. Неудивительно, что мама знала о его романе.

Мое сердце печалится за нее, пока я просматриваю открытки и письма от Сильвии, которые папа получил все эти годы. Оказывается, переписка приостановилась на несколько лет, но после развода Сильвии началась снова. В одном из писем она четко говорит, что у нее имеется компаньон по имени Чарльз, но между ними совершенно платонические отношения, и они спят в разных спальнях.

В конце каждого письма она рассказывает ему, как сильно она любит его и желает, чтобы с мамой все было хорошо. У этих двоих такие противоречивые отношения. Я выбираю три случайных письма, одно сверху, одно из середины и одно снизу. Это было легко. Я достаю большой манильский конверт из соседнего ящика и пробегаюсь по тексту. Беру свой телефон и посылаю Трею сообщение, что письма у меня, и спрашиваю адрес Юргена.

Я прогуливаюсь по кухне и начинаю наливать себе чашку кофе, когда мой телефон начинает звонить. Гляжу на экран, и вижу, что это отец.

— Вы, ребята, бросили меня, — дразню я его, отвечая на звонок.

— Дорогая, тебе лучше приехать в больницу, — его голос дрожит, пока он говорит. — Твоя мать плоха.

— О Боже, она в порядке? — спрашиваю я, чувствуя себя застигнутой врасплох.

— Нет. Ты должна приехать и увидеться с ней прямо сейчас.

Он замолкает, как будто размышляет о чем-то.

— Возьми кабриолет своей матери, он в гараже.

— Хорошо, я сейчас оденусь и приеду.

Я бегу в свою спальню, бросая конверт на кровать, открываю шкаф, чтобы найти что-нибудь из моей старой одежды. Не могу поверить, что это происходит на самом деле!

Я чувствую себя полностью оцепеневшей, пока открываю двери гаража и сажусь на сиденье ее старого любимого кабриолета. Мне кажется, что, в конце концов, все неважно. Разногласия, обиды или маленькая вмятина, сделанная моей сестрой на переднем крыле. Дерьмо, мне нужно позвонить ей. Я прокручиваю свои контакты и набираю ее.

— Я только что разговаривала по телефону с папой, — говорит Дарла, даже не поздоровавшись.

— Ладно, я просто хотела убедиться, что ты знаешь, — отвечаю я, пытаясь быть сильной. — Мы вчера очень хорошо поговорили.

— Здорово. У нас с мамой около месяц назад состоялся разговор, когда дети и я были дома, — она делает паузу, как будто ее застали в середине какого-то дела. — Я собираю ребят, и мы выезжаем. Мы будем там где-то через час.

— Ладно, езжай осторожно, — говорю я ей, зная ее послужной список.

— Увидимся в больнице.

— Пока, — говорит она, прежде чем на линии воцаряется тишина, и мысли вновь наполняют мой разум. Не могу поверить, что это происходит. Я так рада, что вчера приехала домой. Я бы никогда не простила себе, если бы не получила шанс поговорить с ней в последний раз. Я заезжаю на пустое парковочное место и бегу в больницу.

— Мэгги Грейсон, — говорю я администратору, почти задыхаясь.

— Номер одиннадцать, в конце зала, — сообщает мне она, и в ее глазах видно сострадание. Я уверена, что она, сидя в этом кресле, видит немало боли.

— Она не спит? — спрашиваю я отца, встретившись с ним в дверях.

— Да, она хочет тебя видеть.

Слезы тут же вырываются из моих глаз, как только я вижу ее на больничной койке. Она выглядит такой уставшей и слабой.

— Ладно, милая, — шепчет она, закрывая глаза, как будто сопротивляется своим собственным слезам. — Мне жаль, что мы не доберемся до ручья.

Мое тело сильно трясет, я начинаю разваливаться на части. Хотя она и не самая любящая мама в мире, но у нас действительно с ней было много хороших моментов.