Поэмы - Важа Пшавела

1895 Перевод Н. Заболоцкого

Змееед

Хевсуры гуляли в гостях.У Цыки варилося пиво.С ковшами у полных корчагНа крыше сидели шумливо.Преданьями слаще сыты,Гостей веселя под пап дуру,Мостили к их слуху мостыРассказчики и балагуры.Посасывая чубуки,Внимали преданиям чтимымСедые как лунь старики,Как облаком, скрытые дымом.Живя стариною былой,Пускались о витязях спорить,Чтоб воз данной им похвалойСвою молодежь раззадорить:Посмотрим, из вас, молодчинКто в доблести будет удалей>.Грустил на пирушке один,И все туда взгляды кидали.Оставив других в стороне,Все льнули к нему на попойке.С мечом и щитом на ремнеСтоял он, худой и небойкийДве преданных, близких душиСлужили ему всем порывкомХватали пустые ковшиИ передавали их с пиком.Бери, говорили, не лей,И что ты так хмур? Приосанься.Взгляни на народ веселей,Скажи что-нибудь и не чванься.Не стой, говорят, нелюдимом,А он отвечал:  "Во хмелюХорошего что я скажу им?Я глупости спьяна мелю.Проспимся, тогда потолкуем".И чашу поднявши к губам,Он опорожнил ее духом.Он рад был родимым местам,Седым старикам и старухам.И пьяный, как все, в пух и в прах.Смотрел он на пьяные лица…О Миндии этом в горахРассказывали небылицы.Его лет двенадцать в пленуДержали могучие дивы.Он муки познал глубину,Томясь на чужбине тоскливой.Двенадцать Христовых рождествИ столько ж его воскресенийПрошло той порой, что простецИз плена не видел спасенья.В неволе истаяла грудь.Душа запросилась из тела.Тоске не давая уснуть.Он рвался в родные пределы.В ущелия гор снеговых,На тропы с неверным изломом,К не чающим сына в живыхРодителям, братьям, знакомым.В ту хату, которой столбыТеперь ему раем казались…Святителям, множа мольбы,Он так раз сказал, опечалясь:"Покончу с собой. В западнеЖитья все равно мне не выйдет".Однажды котел на огнеС обедом для дивов он видит.Он знал, что варилось в котле.Готовились змеи с приправой.У дивов не раз на столеОн видел посуду с отравой."Вот этим-то и отравлюсь",Как громом, сраженный догадкой,Сказал он, и выловил кус,И съел через силу украдкой,И небо окинуло долГлазами в живом повороте.Он новую душу обрел.Очнулся под новою плотью.Прозрел он и точно замокС очей и ушей его взломан.Все слышно ему и вдомек:И птичий напев, и о чем он.Крик счастья, и лепет истом.Зверей и растений усилья,Все, созданное творцом,С душой ли оно, без души ли.У всех есть особый язык,Особые у становленья.И пленник, попав в их тайник,Дивится своей перемене.Теперь ему ясно, что змейНарочно придумали дивы,Чтоб тайна была их тошнейДуше человека брезгливой.Хоть правда, что дивы всегдаИ потчевали его кротко.Уверенные, что едаНе может пролезть ему в глотку.Лес, небо, что ни попадиТеперь с ним в беседе совместной,И в Миндиевой грудиЛишь зло не нашло себе места.Все прочее их существоВпитал он и духом воспрянул.Не страшно ему ничего,Хотя бы и гром даже грянул.Не нынче, ближайшим из утрОтделается он от дивов.Он скор, точно пуля, он мудрВсем ходом змеиных извивов.В нем боготворят свой оплотХевсуры и пшавы, не споря,В венце своей славы, с высотЦарица Тамара им вторит:Коль Миндия с нами пойдетИ с ним его рода горяне,То враг ничего не возьмет.На все невзирая старанья>.Он способы знает в боюРасправиться с вражьею силой.Он раненых за врачеюСпасает у края могилы.Разрубленного пополамУмеет срастить его зелье.Он вечный предлог к похваламВ военном ли, в мирном ли деле.И область молвою полнаО жизни его и удаче.

Когда наступает весна,Как бы пробуждается спящий.От радости и полнотыПрироды восторг беспределен.Являются почки. Цветы,Обнявшись, вплетаются в зелень.Бросается Миндия с ногНа горы и с гор, как к знакомым,Приветствует каждый цветок,Здоровается с насекомым.И все ему хором: ура!Свои распуская знамена.Раскраской во все колераКивают цветы изумленно.И все сообща, как один,Навстречу:."Здорово, дружище"И лес шевеля до вершин,Подпочву сосут корневища.Вкруг, что ни росток, то: "Сорви!От кашля настойки нет лучшей"."А я от застоя в крови"."А я от глистов и падучей".Он рвет их, покуда темно,И только роса их курчавит.Он знает: из них ни одноНи в грош свою целость не ставит.Им главное жизни бы нить,Подаренную в посеве,На чью-либо пользу продлить.Но иначе плачут деревья.Лишь Миндии внятен их стон,Их жалобы и настоянья,И в жизни от этого онНе чувствует преуспеянья.Чуть скажет, стволу не в укор:Мне надо тебя на дровишки,А жалость отводит топор,И нет от нее передышки."Не тронь меня, слышит, —не тронь,Красы не темни мне окружной.За то ль меня с солнца в огонь,Что я пред тобой безоружно?"Он смотрит кругом, одурев,А сметит какое меж ними,Так сверх пощаженных деревТо стонет еще нестерпимей.И вот он домой порожнем,Не взявши с собой ни полена,А чтобы не вымерзнул дом,Жжет дома солому и сено.В подмогу валежник, кизяк,Все, что подберет он дорогой,За что всякий раз, что ни шаг,Всегда благодарен он богу.И с тем же советом для всехТвердит он соседям, как детям:Деревья рубить это грех.Довольствуйтесь суховетьем.Но мнения не побороть,Что это одно сумасбродство.Ведь все это создал господьДля нас и для нужд домоводства.Лес рубят по-прежнему все.Редеют чинары и клены.

Все жнут полоса к полосе,А Миндия, как исступленный.Здесь вырежет колос, там два,И кинется слева направо.Рубаха на нем чуть жива,И кажется поле отравой.Пока он на что-нибудь гож,Он кубарем скачет по ниве,А станет совсем невтерпежБросается ниц в перерыве.А спросят, какой в этом прок,Ответит:."Когда б вам да уши,Схватило б и вас поперекИ поизмотало б вам душу.Как станут колосья стеной,И тут я от просьб их чумею.Тот с этой, а этот с иной,Всем племенем, шея на шее.Душ в тысячу эта толпаБушует о разном и многом.Сдается, при блеске серпаКажусь я каким-то им богом.Срежь нас! протеснясь к лезвию,Кивают головками злаки.Нет, нас! Мы стоим на краю!Другие мне делают знаки"."Чуть туча душа ниже пят.Смотри, как зерном нас расперло.А ну как посыплется град"И хряснет холодным по горлу…Иные орут: "Пощади!Дай бог тебе силы и счастья".Послушать так сердце в грудиС нескладицы рвется ни частиНа всех угодить не посметь.Ни рук ведь, ни глаз не хватает.Намечешься день и как плеть.К заре тебя с ног подсекает.А чем против градины серпЛюбезнее сердцу колосьев?Боятся, что людям ущерб,Иные печали отбросив;Зерно для народа соблюсть,А не для вороньего клева,Вот вся-то забота и грустьПшеницы золотоголовой.Затем-то, шумя на ходу,Под серп и торопится жито,Чтоб людям пойти на еду,А будут голодные сыты,Чтоб к небу молитвы неслоПростить прегрешенья умершим.

Свой праздник престольный селоСправляло со всем полновершьем.К Гуданской молельне крестаСпешит не один богомолец.Толпа неиссчетно густа,И толки у створ и околиц.Одни говорят про свое,Другие про что-то чужое,Но все при житье и бытьеПокрытого славой героя.Одни о ружье и мече,Другие о былях друг друга,Но все о сажени в плече,Раскраиваю щей кольчугу.Заспоривших уж не разнять,Как вдруг переводят беседуС побед на особую статьВсезнающего змеееда."Давно вам дивлюсь, земляки,Им Чалхия с видимым весом: —Ведь если у скал языки,Что ж нам не слыхать ни бельмеса?Он слышит, а к нам не несет?Не больно ль великая странность?Обманщик ваш Миндия — вот!И с умыслом водит вас за нос.Таить не могу, не таков.Вон сам он: пусть скажет, не прав ли?Примите ж без обиняков,Что я еще дальше прибавлю.Допустим, жалея луга,Деревья беря под опеку,Как примем убийство врага?Не жальче ли всех человека?Зачем же, без дальних затей,Ваш Миндия, в доблести бранной,Сам нагромождает, злодей,Из вражеских трупов курганы?Видать, хоть и грех, а поройИ сами лишаем мы жизни,Кто наш нарушает покойИли угрожает отчизне.Тут, видно, сам бог наш отпорНе может считать душегубьем.Не то же ли, если топорВозьмем мы и дерево срубим?"Прав Чалхия, истинный бог,А Миндия  плут — баламутчик", —Несмело еще, под шумокПошептывалися меж кучек."Смотри, надоумит хитрец.Как после бы плакать не начал!Годится ль жалеть, что творецДля жалости не предназначил?Весьма непохвально, что плутИграл нашей легкою верой.От лучших не россказней ждут,А дельного в жизни примера.Они нам опора, а онОдно лишь с пути совращенье".Таков был конечный резонХевсурского общего мненья.Тем временем Миндия самПоблизости, полный кручины,Сидел, предаваясь слезам,Никто им не ведал причины.Уставив глаза в мураву,Он толков соседских не слышал.И только из сна наявуПо окрику Берлин вышел."Зачем, повернувшись спиной.Лицо от народа ты прячешь?Зачем неприветлив со мной?На нас ли в обиде, что плачешь?Я в том никого не виню:Приливы твои и отливыБывают раз по сто на днюИ стали нисколько не в диво.Но все ж, отчего ты так хмур?Что мучит с такой тебя силой?"При этом ватага хевсурТеснее его обступила."Заслушался этих пичуг,Сказал он и, в сторону тыча,Рукой показал им на двухСиниц, говоривших по-птичьи,О смерти птенцов, надо знать,Щебечут, такое-то дело.Налево сидящая мать,На право рассказчица села.Что с матерью вымолвить страх!Глядите, как свесила крылья".И тут лишь хевсуры на птахКак следует взгляды вперили.Но только глазами впились,Как птичка, сидевшая с края,Скатилась с булыжины внизИ кончилась, дух испуская.Которой конец был таков,Уж люди не осведомлялисьИ лишь, друг на друга без словПосматривая, удивлялись.В чем ложь заподозрили, в томДолжны были вдруг убедитьсяКак обухом по лбу кругомУшибленные очевидцы.Но случай забылся скорей,Чем мог одолеть его разум.По-прежнему били зверейИ обогревалися вязом.

Все время хевсуры в огне.От прежних побед не остынув,Все снова, внутри и вовне,Бьют турок, лезгин и кистиновОкреп Карталинский увал.Враг крышки со гроба не сдвинет,Лишь только б народ побеждал.Ни в чем ему больше нужды нет.Пока предводителя властьНа Миндии, — дело в порядке.Никто не посмеет напасть,И люди в ладу и достатке.Влажен, кто при жизни добромСнискал благодарность народа.

На камне обрывистом дом.Он крышей приперт к небосводу.Громадные горы вокруг,Взметнувшие кверху все тело,На них белоснежный клобук.Владычество их без предела.Увидишь в снегу их хоть раз,Всегда их захочешь такими.Чудесны они без прикрасИ лучше, чем в лиственном дыме.На грудь ли им солнце всползет,Обвал ли запрет посередке,Ущелья пролетом в пролетРаскашляются, как в чахотке.Но даже и эта красаНе обойдена благодатью:Блуждают и их волосаВ теплыни нежданном охвате.Весной облака в темнотеЖгут молньями ярые свечи.Земли на такой высотеНе пашет рука человечья.Лишь турам для тески роговТе выси и кручи любезны.Лишь горы от вековКорнями ушедшие в без дну.Свои ледяные телаПолуоголив, исполины,Как темные демоны зла,Владычествуют над долиной.Дом с башнею. Башни кременьЗадымлен от вечного боя.Волнует ее, что ни день,Ружейною Громкой стрельбою.Возможно ли ей отдохнуть,Пока она на карауле,Пока в ее бедную грудьСажают за пулею пулю,Пока в человеке огнемБезумствует жажда раздора?Дом ходит сейчас ходуном!Не от перестрелки от ссоры.В нем плач, перебранки в сердцах.Бранящихся только лишь двое.Пылающий ярко очагИх свел голова с головою.На той стороне очагаХевсурка с детьми, а по этуХевсур, и управа строга,А мука его без просвета.

Муж