Сенешаль Ла-Рошели (СИ) - Чернобровкин Александр Васильевич

В Монсаке мы постояли восемнадцать дней. Ждали, когда закончится срок перемирия. Я решил как-то разнообразить ожидание и предложил коннетаблю Франции произвести в рыцари двух моих оруженосцев. К ним пристегнули еще десятка полтора молодых людей. Процедура была скромной. В кои-то веки они помылись и провели ночь в одних рубахах в церкви. Утром их одели празднично, привели к Бертрану дю Геклену, который врезал каждому по шее. После чего вновь испеченных рыцарей опоясали мечами и украсили позолоченными шпорами. Дальше была пьянка, точнее, продолжение ее, только с большим количеством рыцарей.

Первого сентября мы отправились захватывать другие владения англичан и их сторонников. Город Ла-Реоль сдался после трех дней осады. Им надо было время, чтобы сообразить, что гарнизон Бордо слишком мал, чтобы прийти на помощь, а герцог Ланкастерский со своей армией уже в Англии. Дальше были Лангон, Сен-Макер, Кондом (приятное название!), Базиллк, Молеон, Ла-Тур-де-Прюденс, Ла-Тур-де Дро… Стоило большому отряду приблизиться к городу или крепости, как гарнизон сдавался и совершал оммаж королю Франции. За короткий срок на сторону французов перешло сорок городов и замков. Было бы и больше, если бы Карл Пятый не отозвал брата Людовика в Париж, чтобы проинструктировать перед переговорами с англичанами. После чего с моим отрядом рассчитались сполна и отправили нести службу в Ла-Рошели.

16

Дома меня ждало пополнение семейства. Ровно через неделю после моего отъезда Мария родила сына. В эту эпоху большой детской смертности крестили через несколько дней после рождения, чтобы, не дай бог, младенец не умер некрещеным, поэтому моего возвращения ждать не стали. Ни один из дедов не стоил того, чтобы в честь него называть малыша, поэтому мы договорились с Марией, что назовет мальчика Жаном, а девочку Жанной. Эти имена очень нравились моей любовнице, а мне было без разницы. Увлекает выбор имен для первых десяти детей. Потом становится скучно.

Второй новостью была беременность Серафины. Забеременела она примерно за неделю до похода, и теперь была с большим животом и равнодушным отношением к сексу. За нее с усилившимся после родов энтузиазмом отдувалась Мария. Всё-таки две жены — это в полтора раза лучше, чем одна.

До зимы было время, поэтому я занялся строительством корабля. Раз уж мы бриганты, будет строить твиндечную бригантину. Киль заложили двадцатипятиметровый. Шириной корабль будет в пять метров, чтобы соотношение к длине было, как один к пяти. Я не знал, измеряется ли длина по килю или наибольшая. Если наибольшая, то соотношение будет еще лучше, как у клипера. На фок-мачте будут прямые паруса, фок и фок-марсель, на грот-мачте — грота-трисель и топсель. К ним добавятся стаксель и кливер, так что при хорошем ветре в балласте должна будет бежать легко и быстро. Решил поставить на нее штурвал, чтобы легче было управлять рулем. Механизм придумал самый простой. Чем проще, тем меньше поломок и тем легче ремонтировать. На всякий случай оставил место и для румпеля. В себе, как инженере-подражателе, я не очень уверен. До холодов успели сделать набор и обшить до твиндека. Остальное отложили до тепла. Здесь не Италия или Португалия, где зимы были, когда я там жил, сравнительно теплые.

Второй вопрос, которым я занимался и в холода, была артиллерия. Пора было обзавестись пушками. Делать, как все, бомбарды из полос железа я не стал. Заказал бронзовые у литейщика колоколов. Объяснил ему, что металл должен быть не звонким, а крепким, то есть олово должно составлять в сплаве не четверть, а десятую часть. Стволы изготовил с цапфами по бокам, чтобы можно было регулировать угол стрельбы, поднимая и опуская только ствол, а не вместе с лафетом, как делают сейчас. Калибр выбрал миллиметров сто пятьдесят. Ядро из такого пробьет борт любого нынешнего судна, расшибет городские ворота и некрепкую стену. Всего мне отлили шесть обычных пушек и одну с более длинным стволом. Я решил, что сделаю по шесть пушечных портов с каждого борта. Двумя бортами редко стреляют, а на поворот оверштаг или бакштаг уходит больше времени, чем на заряжание и перетаскивание пушек. Да и приходится отвлекать на работу с парусами часть экипажа. Седьмая пушка будет стоять на баке и называться погонной. От слова «погоня». Надеюсь, нам будет за кем гоняться. Кузнецам заказал чугунные ядра, а литейщику — свинцовую картечь, до которой пока не додумались. Заодно литейщик изготовил мне ружейный ствол с нарезами, которые поворачивались на пол-оборота, калибра миллиметров пятнадцать. Отлил он и пули свинцовые, конические и длиной три калибра. Всё-таки по броне придется стрелять, пуля должна быть тяжелой, и, благодаря такой длине, будет сжиматься в стволе, заполнять нарезы и закручиваться. Я понятия не имел, как делается кремниевый замок, поэтому винтовка получилась фитильная. То есть я знал, что в кремниевом замке такой же принцип, как и зажигалке с кремнием, но как его присобачить у отверстия, как соединить с курком — понятия не имел. Меня хватило только на систему прижимания горящего фитиля к запальному отверстию. Отталкивался от арбалетного замка. В отличие от жигана, запальное отверстие сделал сбоку, чтобы не мешало целиться, и добавил к нему чашечку, чтобы порох не высыпался, и легче было поджигать.

На свиноферме построил барак с большой печью, в котором занялся изготовлением пороха. Я смешивал состав в нужной пропорции, замачивал его, после чего передавал рабочим. Они перемешивали, зернили, сушили и расфасовывали по гильзам из навощенной бумаги. Методом проб я определил количество, необходимое на хороший выстрел. Потребовалось больше пороха, чем я предполагал. Качество пороха было хуже, чем у того, что я делал в юности, но намного лучше того, что делали сейчас другие. Селитра отличалась от той, какую я использовал в двадцатом веке, а как ее улучшить, я не знал. Только очищал от посторонних примесей, растворяя в воде, а потом выпаривая. Начал производить и собственную селитру. Для этого навоз со свинофермы сгребали в яму, над которой на решетку накладывали солому, перемешанную с известняковой крошкой. На них и образовывался белый налет селитры. Правда, зимой дело шло плохо. Как мне сказали, надо, чтобы в яме было жарко и сыро. Пока больше использовал покупную селитру. Сперва местную, а потом перешел на кастильскую, которая, как и индийская, оказалась немного лучше, но последнюю здесь было трудно достать.

Зиму провел в обучении комендоров. Сперва не было желающих связываться с дьявольским творением, но, когда я сказал, что будут получать, как оруженосец и даже рыцарь-башелье, быстро набрались добровольцы. Я взял с запасом, а потом лишних, самых тупых, перевел в резерв. На каждое орудие назначил трех человек: наводчика, который будет получать, как рыцарь, заряжающего и подносчика ядер, которые будут иметь ставку оруженосца. Черт оказался не так страшен, как малюют. Уже на второй день бойцы не боялись пушек и не забывали открывать рот во время выстрела, чтобы не сильно било по барабанным перепонкам. Меткость сильно страдала, что не мудрено с гладкоствольными пушками и малоопытной обслугой. Главное, что научились быстро заряжать и стрелять.

Всё это время до нас с запозданием на несколько дней, а то и недель, доходили новости. В середине октября, когда в Брюгге уже шли переговоры между герцогами Ланкастерским и Анжуйским, третий герцог, Бретонский, приплыл в свою вотчину с английской армией из двух тысяч латников и трех тысяч лучников, которым было заплачено за полгода вперед. Поступили так потому, что с вернувшимися из прошлогоднего рейда лучниками до сих пор не расплатились, и желающих повоевать на халяву не нашлось. Бретонские города с поразительной быстротой начали переходить на сторону своего старого сеньора. Их можно понять. Какая им разница, кому отстегивать?! Лишь бы не грабили. Правда, не все так поступали. Те, в которых стояли гарнизоны сторонников Карла Пятого, сражались до последнего.

Получилось так, что англичане осадили Оливера де Клиссона в городе Кемпере. Обложили плотно и начали рыть подкоп. Понимая, что долго не продержится, Оливер де Клиссон начал переговоры, предлагая сдать замок с правом свободного выхода без имущества и даже с выплатой выкупа. Герцог Бретонский требовал сдачи без всяких условий. Для побратима коннетабля Франции, так любимого англичанами, это значило верную смерть. Они с трудом выпросили отсрочку на восемь дней, надеясь на чудо. И оно свершилось. Именно в это время в лагерь герцога Бретонского приехали два английских рыцаря и привезли договор о перемирии на год, подписанный в день Всех Святых (первого ноября) герцогами Анжуйским и Ланкастерским. Говорят, Жан де Монфор, узнав о перемирии, так покраснел от злости, что боялись, как бы с ним не случился удар. В сердцах он бросил свою армию, заехал в замок Орэ за женой и вместе с ней уплыл из Бреста в Англию. Оливье де Клиссон якобы даже предлагал герцогу проводить его до Бреста. Впрочем, Жан де Монфор вряд ли слышал это предложение.