Сципион. Социально-исторический роман. Том 1 - Юрий Тубольцев

В конце концов было решено полностью принять условия Сципиона, поскольку все понимали, что победитель не потерпит торга. С этим и отбыли в Тунет тридцать советников, провожаемые рыданиями многотысячной толпы.

27

Явившись к Сципиону, пунийцы, как обычно, принялись роптать на жестокость судьбы, одновременно всячески намекая, что неплохо было бы снизойти к несчастным побежденным и облегчить им участь какими-либо послаблениями. Но Публий сделал грозное лицо и сурово оборвал их.

— Перестаньте причитать, — сказал он. — Вы и этих условий не достойны. По тому, с какой беспощадностью Ганнибал вел войну в Италии, ясно, что в случае вашей победы вы не оставили бы даже самого имени римлян. А раз так, берите, что дают, и благодарите богов и нас, ведь, возвращая Африку, мы оставляем вам больше, чем у вас есть теперь. Итак, отвечайте прямо: Карфаген принимает даруемый нами мир?

— У нас нет выбора, потому мы соглашаемся на ваши условия, — собрав остатки былой гордости, твердо ответил Ганнон.

После этого Сципион смягчился и стал обращаться с карфагенянами уже не как с побежденными, а как с партнерами в настоящем времени и союзниками — в будущем. Он позвал квесторов, присланных сенатом в помощь Лелию, и без промедления начал переговоры с целью выработки конкретных мер по реализации условий мира.

В ближайшие дни делегация карфагенян отправилась в Рим. От проконсула ее сопровождали Луций Ветурий Филон, Марк Марций Ралла и Луций Корнелий Сципион; поскольку теперь дело велось всерьез, Сципион командировал в столицу видных людей.

28

В том году Италия вкушала мир, но прислушивалась к войне. Люди верили в Сципиона, но страшились Ганнибала. Слишком многое обещала победа и возвратом прежних бедствий грозило пораженье, потому неумеренные надежды чередовались с чрезмерными опасениями.

В такой обстановке многие желали, чтобы Тиберий Нерон поскорее доставил в Африку второе войско, другие же, наоборот, старались удержать его в Италии, дабы он не мешал Сципиону. Преодолев наконец-то сопротивление людей, Клавдий был сражен богами: возле Сардинии Нептун наслал на него шторм и разбил его флот. Тиберию пришлось высадиться на берег Сардинии, как раз там, где он исполнял претуру, и пока шел ремонт пострадавших в буре судов, срок его магистратуры истек. Для продления полномочий неудачливого консула не было никаких оснований, и Нерон возвратился в Рим с восстановленным флотом уже будучи частным человеком.

Известие о победе вызвало ликование народа и новый всплеск политической активности у знати. Регулярно поступающие из Африки сведения об успехах создавали у честолюбцев представление об этой стране как о сказочном крае, засыпающем всякого вступившего туда лавровыми венками победителей. Любой враг, грозный в других местах, там словно бы подпадал под колдовские чары духов ливийской земли и терпел крах. Нумидийцы, несколько тысяч каковых навели страх на всю Италию, гибли в Африке десятками тысяч, та же участь постигла карфагенян, Ганнибаловых ветеранов и наконец поверженным оказался сам Ганнибал. Чудеса творились в Ливии! И все это волшебство осеняло собою лишь только счастливца Сципиона. Над ним одним Фортуна опрокинула свой рог изобилия! Ну как было не позавидовать этому баловню судьбы разным Фабиям, Клавдиям, Фульвиям, Валериям и даже — Сервилиям и Корнелиям! Лишь наиболее приближенные к Сципиону люди — Квинт Цецилий Метелл, Гай Сервилий Гемин и Публий Элий Пет, хорошо знавшие своего лидера и потому разбиравшиеся в истинных причинах событий, не зарились на Африку и делали все возможное, чтобы в столь ответственный период истории оградить государство от покушений тщеславных авантюристов.

Понимая, что в ситуации, когда Карфаген уже побежден фактически, но еще не признал этого формально, найдется немало желающих подписать вместо Сципиона добытый им из пота и крови договор и тем самым прослыть завершителем величайшей войны и официальным победителем Карфагена, друзья Сципиона решили никого не искушать такой возможностью и, воспользовавшись своей властью, сорвали магистратские выборы. Консул Марк Сервилий, сославшись на занятость в Этрурии, не прибыл в Рим, а назначил диктатором якобы для проведения выборов собственного брата Гая Сервилия. А тот взял себе в помощники Публия Элия Пета и благодаря силе чрезвычайного империя жестко подчинил себе политическую жизнь Города. Под предлогом всяческих помех, как то: непогода, неблагоприятные знамения — диктатор со дня на день откладывал комиции и затягивал с избранием новых магистратов. Кандидаты на высшие должности негодовали и старались возмутить народ на восстание против узурпировавших власть друзей Сципиона, но простые люди пребывали в эйфории от блистательной победы в Африке и не хотели слышать ни о чем дурном, тем более, что диктатор забавлял их празднествами и зрелищами. К тому же, наученный горьким опытом Сципион заранее позаботился о том, чтобы занять своими людьми не только самые почетные, но и самые влиятельные должности, и сразу же после разгрома Ганнибала направил многих легатов в столицу для соискания магистратур. Так, народными трибунами теперь были недавние соратники Публия Квинт Минуций Терм и Маний Ацилий Глабрион, которые умело поддерживали в людской массе благодушное настроение.

За счет всевозможных ухищрений диктатор и его сподвижники продлили состояние межвластия в государстве до тех пор, пока Сципион не уладил все дела с карфагенянами. Когда же в Город прибыли послы из Африки, Гай Сервилий Гемин, желая, чтобы рассмотрение мирного договора происходило в нормальной обстановке, избавленной гнета атмосферы чрезвычайности, провел выборы и сложил с себя империй.

Консулами стали сподвижники Сципиона Гней Корнелий Лентул, двоюродный брат активно помогавшего африканской экспедиции Публия Лентула, и Публий Элий Пет. Однако Гней Лентул тут же сделался оборотнем и взмолился об Африке. Вкусив яда власти, он обезумел и, как одержимый, рвался на юг, не слушая никаких возражений и доводов. Стремясь утихомирить коллегу, Элий Пет заявил, что несправедливо, да и не под силу никому в целом мире оспаривать славу Сципиона. С этим он демонстративно отказался претендовать на Африку, призывая Корнелия последовать его примеру. Но разгоряченный Лентул, не замечая, сколь дурно он выглядит на фоне разумного умеренного Элия Пета, лишь усилил свои притязания и надрывно кричал со всех трибун, чтобы ему отдали Африку без жеребьевки, поскольку его коллега не стал с ним состязаться. В конце концов он добился права командовать морскими операциями в Африке и получил флот.

Буйный консул взбудоражил сенат, благодаря ему воспряли и недруги Сципиона, а потому обсуждение условий мира проходило в весьма нервозной обстановке.

Одновременно с послами от карфагенян прибыла делегация от Филиппа. Македонян приняли первыми. Те говорили много, но не сказали ничего конкретного. Они обобщенно обвиняли греческих союзников Рима, оправдывались сами от предъявленных им ранее претензий и упрекали римлян в неправедных действиях на Балканах. Скорее всего, царь послал их в разведку, чтобы выведать настроение римлян по завершении воины с Карфагеном. Видимо, его интересовало, утомлена ли могучая западная держава семнадцатилетней войной или только набрала силу, стремится ли она к миру и покою или же жаждет новых деяний. В сенате это поняли и, коротко ответив на нападки македонян, в свою очередь обвинили Филиппа в двойном нарушении договора, состоящем в притеснениях союзников римского народа и в помощи войсками и деньгами Ганнибалу, а в заключение заявили, что если царь ищет войны, то он ее скоро получит. На том разговор и окончился. После этого в храм ввели карфагенян.

Сначала выступил Луций Ветурий Филон, который рассказал о великом сражении, произошедшем в ливийской земле на пространстве между Замой и Нараггарой, и изложил мнение Сципиона по вопросу о мире. Затем слово предоставили пунийцам. От них говорил Газдрубал Миротворец, возглавлявший делегацию. В общих чертах он повторил речь, ранее произнесенную перед Сципионом. По ее окончании вопросов оратору почти не задавали. Все и так было предельно ясно. Правда, кто-то, желая еще раз уличить пунийцев в вероломстве, язвительно поинтересовался: какими богами будут клясться карфагеняне, заключая соглашение, если весь свой пантеон они уже обманули. На это Газдрубал грустно, но с достоинством, ответил: «Все теми же, которые так сурово карают нарушителей договора». После этого сенаторы окончательно убедились, что ныне карфагеняне, воспитанные жестоким несчастьем, уже действительно стали не такими, какими были прежде, и многие прониклись к ним сочувствием.

Позицию первенствующей в сенате группировки изложил Квинт Цецилий Метелл. Вначале он призвал отцов Города руководствоваться в принятии решения не преходящими страстями данного момента, а незыблемыми государственными принципами вечного Города Рима и, упрекая карфагенян в жестокости, не уподобляться им в том же пороке. Далее Цецилий сказал, что, поскольку Карфаген побежден и условия договора ставят его под контроль римлян, к нему нужно относиться уже не как к врагу, а как к союзнику, способному принести немало пользы. По этому поводу он напомнил, что именно подобным образом, то есть, одерживая верх над соседними народами и включая их в свою структуру либо в качестве граждан, либо как союзников, рос и усиливался Рим. Затем Метелл кратко проанализировал требования договора и доказал их достаточность. А в завершение он, упреждая оппонентов, заявил, что столь выгодному миру может воспротивиться лишь тот, в ком личные амбиции затмят разум и чувство долга перед Родиной.