Добыча - Дэниел Ергин

Конечно, Советский Союз оказался сильным конкурентом. Советам нужны были доллары и другие твердые валюты Запада для закупок промышленного оборудования и сельскохозяйственных продуктов. Нефть тогда, как и сейчас, была одним из немногих товаров, которые они могли продавать на Западе. Чисто экономически советским ценам было нелегко противостоять. Был момент, когда русскую нефть можно было приобрести в портах Черного моря за половину объявленной цены ближневосточной нефти. Компании боялись значительных потерь продаж в пользу русских в Западной Европе, которая также была главным рынком для ближневосточной нефти. Волнение среди западных компаний еще более усилилось, когда они заметили, что самым видным покупателем русской нефти является не кто иной, как итальянец Энрико Маттеи.

Снова, как и в 1959 году, для компаний единственным способом справиться с превышением предложения над спросом и, в частности, противостоять советской угрозе (помимо правительственных ограничений на импорт советской нефти) был конкурентный ответ — снижение цены. Но какой цены? Если снижать только рыночную цену, все потери лягут лишь на нефтяные компании. Но можно ли рискнуть еще раз снизить объявленную цену? Первое снижение в феврале 1959 годавзволновало Арабский нефтяной конгресс и привело к «джентльменскому соглашению». Что произойдет, если они еще раз попытаются это сделать?

В июле 1960 года, через пятнадцать месяцев после проведения Арабского нефтяного конгресса в Каире, Совет директоров «Стандард ойл оф Нью-Джерси» собрался в Нью-Йорке для рассмотрения насущного вопроса об объявленной цене. Было много споров. У компании был новый председатель, деловой Монро Ратбоун, которого все называли «Джек». Жизнь Ратбоуна практически была учебником истории американской нефтяной промышленности. Его отец и дядя были нефтепереработчиками «Джерси» в Западной Вирджинии. Сам Ратбоун изучал химическое производство, а затем сразу после окончания Первой мировой войны стал работать на гигантском нефтеперерабатывающем комплексе «Джерси» в Батон Руж. Как сказал однажды один из представителей «Джерси», он был первым в той новой волне, кто превратил переработку нефти из «смеси искусства и гадания на кофейной гуще» в науку.

В возрасте тридцати одного года Ратбоун уже был управляющим нефтеперерабатывающего комплекса в Батон-Руж. Там он достиг значительного политического мастерства, отражая хищнические нападки Хью Лонга, демагогического политического босса Луизианы, который «постоянно воевал против „Стандард ойл“». (Однажды это выразилось в том, что Лонг предложил уже постаревшей к тому времени АйдеТарбелл сто долларов за экземпляр ее давно распроданной книги о «Стандард ойл».) Ратбоун поднялся на высший пост в «Джерси», стремительно пройдя все ступени. Как босс он был самоуверен, решителен, сдержан и совершенно не интересовался болтовней. Коллеги описывали его, как «инженера с рейсшиной». Самым большим его недостатком было то, что он делал карьеру в Соединенных Штатах, поэтому он не мог интуитивно понять переменчивый менталитет зарубежных производителей нефти. Полемика с популистом Хью Лонгом не могла дать ему необходимых навыков для ведения дел с националистическими лидерами стран-производителей нефти, хотя Ратбоун считал, видимо, иначе. Он просто не осознавал, как воспримут еще одно снижение объявленной цены. Он даже не считал необходимым проконсультироваться с производителями, по отношению к которым он был несколько нетерпим. Он однажды сказал: «Для некоторых из этих бедных стран и для некоторых из этих бедных людей деньги — вино, бьющее в голову».

В то время «Джерси», казалось, управлялась бесчисленным количеством комитетов, поэтому служащие самой компании называли ее «Стандард коммитти компани оф Нью-Джерси». Система была предназначена для предупреждения принятия непродуманных решений и обеспечения тщательного и всестороннего анализа проблемы. Но у Ратбоуна, как сказал один помощник, была «такая самоуверенность, что нужно было множество аргументов, чтобы сломить ее». Ратбоун, занятый стратегической проблемой завоевания рынков в условиях перепроизводства, в этот момент намеревался сокрушить систему комитетов и заставить снизить объявленную цену2. Говард Пейдж, эксперт «Джерси» по переговорам на Ближнем Востоке и человек, который сформировал Иранский консорциум, энергично возражал Ратбоуну. Он и другие члены Совета директоров «Джерси» считали, что Ратбоун не полностью осознает проблему и возможную реакцию. В течение некоторого времени он спорил с Ратбоуном из-за этой проблемы. У Пейджа был обширный международный опыт; под руководством Гарольда Икеса во время войны он помогал организовать нефтяные поставки из Соединенных Штатов в Британию, затем он стал координатором «Джерси» на Ближнем Востоке. «Он был очень неуступчивым человеком, — говорил один из тех, кто вел с ним переговоры. — У него на коленях всегда лежала логарифмическая линейка, поэтому он мог просчитать все с точностью до полуцента за баррель. Но у него был широкий кругозор, и он мог так же хорошо понять взгляды других людей». Пейдж осознавал взрывную силу национализма на Ближнем Востоке, и он боялся, что его коллеги в «Джерси» и, в частности, Ратбоун этого не понимают.

Пытаясь просветить своих коллег-директоров, Пейдж пригласил отважную журналистку Ванду Яблонски, только что вернувшуюся с Ближнего Востока, встретиться с Советом директоров «Джерси». Как сообщал британский дипломат, который разговаривал с Яблонски после встречи, она рассказала им, что «во всех слоях общества проявляется почти повсеместное низкопоклонничество перед Насером и усиливается враждебность к Западу. В вопросе о нефти враждебность приняла форму растущего протеста против зарубежных собственников. Она слышала много горьких обличительных слов, направленных против тех транснациональных нефтяных компаний, которые выкачивали богатство арабских стран, сидя в своих столицах! Невыносимо было видеть, как руководство нефтяных компаний контролировало экономику ближневосточных нефтедобывающих стран из далеких Лондона, Нью-Йорка, Питсбурга и так далее». Яблонски даже сказала Совету директоров «Джерси», что существующая структура «Иракской нефтяной компании» и «Арамко» может оказаться «недолговечной», а это они хотели услышать меньше всего.

На отдельной встрече с Яблонски Ратбоун энергично спорил с ее оценкой силы национализма, отвергая все ее доводы. Он только что вернулся с Ближнего Востока и считал, что она смотрит на мир слишком пессимистично.

«Вы видели только внешнюю сторону, — колко ответила Яблонски. — Джек, подумайте о себе. Вас принимали как почетного гостя. Вы были там всего несколько дней. Лучше не делайте таких выводов».

Сейчас, когда Совет директоров обсуждал снижение объявленной цены, Пейдж выступил против. Действия «Джерси» снизят государственный доход ближневосточных стран. Проконсультируйтесь с правительствами, сказал он, придите к компромиссу, но ничего не делайте в одностороннем порядке. Пейдж предложил осуществить снижение, но только после некоторых дискуссий и соглашений с правительствами. Другие директора поддержали предложение, а Джек Ратбоун нет, но председателем был он. Отмахнувшись от Пейджа как от «всезнайки», он решил, что «Джерси» должна идти вперед и снизить цену. Компания должна это сделать так, как он хочет, т. е. без предварительных консультаций с какими-либо правительствами или еще с кем-нибудь. Так и произошло.

9 августа 1960 года без предупреждения экспортеров «Джерси» заявила о снижении объявленной цены ближневосточной сырой нефти на 14 центов за бар рель — около 7 процентов. Другие компании последовали за ней, хотя и не проявляя особенного энтузиазма и в некоторых случаях выражая серьезное беспокойство. Для Джона Лаудона из «Шелл» это был «роковой шаг. Нельзя просто следовать за рыночными силами в такой важной для различных правительств отрасли. Это надо принимать во внимание. Надо быть предельно осторожным». «Бритиш петролеум», извлекшая урок из снижения объявленной цены в 1959 году, сообщила, что «с сожалением узнала о новости».

Реакция со стороны стран-производителей нефти была хуже, чем «сожаление». «Стандард ойл оф Нью-Джерси» внезапно резко снизила их национальный доход. Более того, это решение, столь важное для их финансового положения и государственного статуса, было принято односторонне, без консультации. Они возмутились. «Разверзлась бездна», — вспоминал Говард Пейдж. Другой исполнительный директор «Джерси», тоже выступавший против снижения и находившийся в Багдаде, когда объявили о нем, позже сказал, что был «рад выбраться живым».

Экспортеры были в ярости и не тратили времени попусту. Через несколько часов после объявления «Стандард ойл» о снижении объявленной цены в августе I960 года Абдулла Тарики послал телеграмму Хуану Пабло Пересу Альфонсо, а затем спешно отправился с однодневным визитом в Бейрут. «Что должно произойти?» — спросили его журналисты. «Просто подождите», — ответил он. Тарики и Перес Альфонсо хотели как можно быстрее собрать вместе всех тех, кто подписал «джентльменское соглашение» в Каире. В вихре гнева и возмущения иракцы осознали выпавший им политический шанс. Революционное правительство Абдула Карима Кассема не желало подчиняться насеровскому порядку на Ближнем Востоке. Оно активно возражало против влияния, которое Насер мог получить в нефтяной политике, благодаря его господству в Арабской лиге и на различных арабских нефтяных конференциях. Теперь иракцы увидели, что, используя снижение цены как катализатор для создания новой организации, состоящей исключительно из экспортеров нефти (включая две неарабские страны, Иран и Венесуэлу), они могут изолировать нефтяную политику от Насера. Иракцы также надеялись, что такое сотрудничество поддержит их в противостоянии «Иракской нефтяной компании» — и обеспечит дополнительные государственные доходы, в которых они крайне нуждались. Таким образом, ухватившись за шанс собрать вместе других экспортеров под иракским покровительством, они быстро разослали приглашения на встречу в Багдаде.