"Господин мертвец" - Константин Соловьёв

- Не слышал, - хмыкнул Крамер, - Но сомневаюсь. Магильеры обыкновенно суеверны, а брать подобное название после… Эй, в чем дело?

Дирк и сам еще не понимал в чем дело. Но какая-то сила, непреодолимая, как взрывная волна, заставила его сжать кулаки и заскрежетать зубами. Пахнущее влажной травой и поздним апрелем утро вдруг стало смердеть самой настоящей мертвечиной – как умирающая плоть штальзарга, запертая в стальной скорлупе.

- Хаас… - прошептал Дирк. Кажется, одними губами – Крамер удивленно уставился на него, - Господи, что же ты натворил, Хаас?..

- Господин унтер? – подбежавший Клейн неуклюже тронул пальцами его локоть. Видно, по лицу увидел недоброе, - Что?

- Надо… Надо срочно… - Дирк отбросил его руку, и закричал, уже не колеблясь, - Срочно, отправить кого-то к Хаасу! И к мейстеру!.. Госпожа, Господь, пусть я ошибусь… Чертов проклятый Ха…

Он не успел даже закончить. Поле ожило.

Это произошло так быстро, что невозможно было сказать, что же в нем изменилось.

Французские траншеи пришли в движение. Сейчас они были похожи на глубоко пропаханные борозды, в которых дают первые всходы семена, ворочаясь в земле, чтобы устроиться поудобнее. Что-то шевелилось в них, стряхивая с себя обрывки брезента и маскировочные сети, разворачивая в сторону пехотных цепей больше угадываемые, чем различимые с такого расстояния, пулеметы.

Дирк поймал то мгновение, когда пулеметчики только наводились на растянувшиеся цепи. И это мгновенье длилось очень долго. Достаточно долго, чтоб он представил, как множество гашеток издает сухой щелчок, как приходят в движение дремавшие змеи пулеметных лент, как первые, пристрелочные, выстрелы ложатся в землю, как…

Мгновение казалось бесконечным, но Дирк не успел даже крикнуть. А потом понял, что кричать было уже некому.

Сотни стальных бичей хлестнули поперек поля, срывая с него все живое, комкая, швыряя в сторону, превращая в полощущиеся на ветру лоскуты и втоптанные в землю лохмотья. Хор пулеметов до позиций «Веселых Висельников» долетал лишь приглушенным клекотом. Такой звук могла бы издавать стая остервеневшего от голода воронья. Но даже здесь этот звук оглушал, сметая мысли так же легко, как он сдувал с бескрайнего поля крошечные фигурки в сером сукне.

Передние цепи, приблизившиеся к французским траншеям на сотню метров, просто перестали существовать, словно растворились в земле. Обрушившийся на них шквал не оставлял ни шансов, ни иллюзий. Бесстрастные линзы «цейса» могли разобрать отдельные фигуры, но сейчас они уже ничем не напоминали людей – тех людей, что часом ранее готовились к штурму. Беспокойных, улыбающихся, озабоченных, бравирующих, шутящих, курящих, насвистывающих, беззаботных, внимательных и безразличных. Перед лицом Госпожи они стали одинаковыми – осевшими на землю серыми лохмотьями, в которых уже не угадывалось ничего одушевленного, человеческого.

Одна из цепей попыталась залечь. Слишком поздно. Слишком близко она подошла к французским траншеям, перед которыми тянулось ровное, хорошо простреливаемое пространство. Несколько «Гочкисов» беззвучно шевельнулось на своих станках, обратив свои уродливые пасти немногим ниже. Дирк видел, как лопаются головы пехотинцев, тщетно пытающихся вжаться в неподатливую землю, как слетают пробитые каски и дергаются в конвульсиях умирающие. Французские пулеметы просто перемололи их, как огромные жернова перемалывают россыпи пшеничных зерен. Равнодушно, методично, под металлический клекот.

- Ловушка! – Крамер вскочил, лицо искажено судорогой, - Вы что, не видите? Вперед!

«Веселые Висельники» зашевелились в своих траншеях, потрясенные. Накрытый на поле пиршественный стол Госпожи мог потрясти воображение даже того, кто считал ее своей близкой знакомой. Было что-то фантасмагорическое в том, что происходит впереди. Что-то безумное, невозможное и оттого вдвойне страшное. Но приказ вырвал их из мгновенного оцепенения, заставил схватиться за оружие. Колыхнулись стволы винтовок, зашевелились палицы и багры. Приказ Крамера был лишь электрическим импульсом, который привел в движение готовые к схватке мышцы.

- Стоять! – Дирк ударил латным кулаком по грудине панциря, как в колокол, - «Листья», оставаться на местах! Приказ мейстера!

Крамер уставился на него в упор неузнающим мутным взглядом.

- Ты… Что ты, Дирк, такое… Ловушка! Понимаешь, ловушка! Их ждали! Эти выродки шлюх их ждали! Надо поднять взвод в атаку! Не взвод – роту!..

Где-то рядом мелькнуло озадаченное лицо Клейна. Он что-то спрашивал, но Дирку было не до него. Он схватил Крамера за плечо и притянул к себе, так резко, что бывший лейтенант едва устоял на ногах.

- Приказ мейстера, - раздельно и четко сказал Дирк ему в лицо, - Мы не можем идти вперед. Мы держим рубеж.

- Ваш мейстер – проклятый безмозглый идиот… - Крамер оскалил зубы, и лицо его враз сделалось жутким, как у тех мертвецов, что показывают в синематографе, - Там люди гибнут! Мои, мои люди! Они же там…

Этот человек не единожды заглядывал смерти в лицо и знал ее особенную усмешку. Но сейчас потрясен был даже он. Слишком чудовищен и масштабен был тот страшный спектакль, наблюдать который пришлось «Висельникам».

- Это не ваши люди, - твердо сказал Дирк, отпуская Крамера, - Помните это. Ваши мертвецы здесь. И они ждут вашего приказа. А я хочу, чтобы вы трезво соображали, когда его отдадите, ефрейтор…

Некоторые пехотные цепи, встретив ураганный огонь, развернулись и попытались отступить. Возможно, в другой ситуации это могло им помочь. Но не сегодня. Казалось, французские траншеи буквально напичканы пулеметами. Ни патронов, ни стволов засевшие в траншеях не жалели. Земля кипела под ногами пехотинцев двести четырнадцатого полка, и воздух над ней гудел от бесчисленного количества свинцовых капель.

- Это разгром, - прошептал одними губами стоящий неподалеку Тоттлебен, опуская свой бинокль, но Дирк отчетливо разобрал каждое слово, - Господин унтер, это разгром. Полк оберста фон Мердера может прекратить сегодня свое существование.

- Ты бы лучше не об оберсте думал, голова-тыква! - Клейн сердито сплюнул, - А о нас. Судя по всему, французов там тьма несметная. Больше, чем мышей на мельнице под полом. И в патронах их не ограничивают.

- Я думаю не об оберсте, а о тех сотнях солдат, которые погибнут сегодня.

- Погибнут из-за него. Это оберст погнал их вперед, как на парад, без развертывания, без многоступенчатого эшелонирования, без артподготовки. Хотел занять французские траншеи побыстрее… Занял, чтоб его… А ну по норам! Пушки!

Клейн не ошибся. Он уловил уханье французских пушек еще до того, как оно стало полноправным инструментом в ужасной грохочущей симфонии боя. Где-то в нескольких километрах от «Веселых Висельников» многотонные стальные махины выплевывали в небо раскаленные снаряды, окутываясь серыми пороховыми облаками. Сейчас эти снаряды крохотными точками неслись где-то в непроглядной высоте, и каждый из них уже знал место, где закончится его путь – в мгновенно распустившемся разрыве земляного цветка.

В небе одновременно вспухли десятки рваных белых облачков. Они плыли между глыбами туч, раздуваясь и оплывая на глазах белесыми чернильными кляксами.

- Вниз, канальи! – рявкнул Клейн, высунувшись из блиндажа, - Шрапнель!

«Висельники» проворно нырнули за бруствер, над которым тут же заплясали густые шрапнельные фонтанчики. Эшман выругался сквозь зубы – несколько шрапнельных пуль дали рикошет от его перископа, отчего окуляр едва не выбил ему глаза. Неподалеку от блиндажа что-то ухнуло, внутрь швырнуло землю и мелкую деревянную щепу. Потом сразу два разрыва накрыли позицию, и Дирк через амбразуру увидел, как взлетают над ровными линиями траншей обрывки маскировочных сетей.

- Собачье племя, мать их в душу… - бормотал полуоглохший Клейн, едва успевший забраться обратно в наблюдательный блиндаж, - По три холеры им и их крысиному отродью до двадцатого колена…

Первый, пристрелочный, залп, хоть и был положен по германским позициям удивительно кучно, большой беды им не принес. Сталь, дерево, камень и земля защитили укрывшихся «Висельников».

Но пехотинцы фон Мердера в поле были беззащитны.

Первый же залп накрыл их, и в усеянном людьми пространстве сложно было промахнуться. Снаряды посыпались с небес вразнобой, как горох, высыпанный кем-то с ладони. Но это должна была быть большая, очень большая ладонь… Разрывы, усеявшие все пространство черно-серыми медленно тающими облаками, смели тех, кто еще стоял на ногах.

Дирку показалось, что его «цейс» раскалился в руках так, что металл стал жечь пальцы. Но выпустить бинокль он не имел права.

Он видел все, что происходило впереди. В поле, которое неожиданно стало пространством между жизнью и смертью.

Какой-то пехотный командир, обезумевший от творящегося вокруг, поднял свой взвод в атаку. Оглушенные стрельбой и канонадой пехотинцы не могли оторваться от земли, прижимались к ней, забыв про оружие. Командиру пришлось расталкивать их, стрелять из револьвера над ухом, что-то кричать. Он метался по полю боя, крохотная фигурка, почти скрытая ползущими дымными языками, один грамм чистой войны в адском вареве, ее маленькая частичка…