Михаил Шолохов в воспоминаниях, дневниках, письмах и статьях современников. Книга 2. 1941–1984 гг. - Виктор Петелин

Мысль о поездке в Вешенскую возникла неожиданно. Поводом для нее послужил предстоящий просмотр фильма «Когда казаки плачут», созданного по одному из ранних рассказов М.А. Шолохова. Вместе с коллективом, заснявшим эту картину, отправились из Москвы на Дон и мы, работники Центральной студии документальных фильмов.

Поездом мы добрались до Миллерова, а на следующее утро самолет доставил нас в хутор Базки, находящийся на правом берегу Дона.

До Вешенской от Базков – всего десять километров. Но гололедица сделала езду по асфальту почти невозможной. Шофер нашего «газика», высоченный, со смешинкой в глазах, казак, точно гарцуя на горячем донском скакуне, лихо управляет автомобилем. Не дай бог нажать на тормоза, выжать сцепление, резко повернуть руль вправо или влево при встречных разъездах. И все же на скорости не ниже 60 километров по этой остекленевшей дороге Николай одним махом доставил нас к Дону и оттуда по льду – в Вешки.

Мы въехали в большую станицу с добротными домами, зданием только что выстроенного клуба, с двухэтажной гостиницей, магазинами, автобусными остановками и конечно же с громыхающим музыкой репродуктором.

Но за каждым из нас неотступно следуют образы из произведений Михаила Шолохова, его непередаваемые описания природы этих мест. В каждом из встречаемых здесь людей хочется увидеть знакомые черты любимых героев. Ждешь, что вдруг из-за поворота улицы появятся женщины такие, какими они описаны в «Тихом Доне» и «Поднятой целине». Но видишь совсем другое… На каждом углу станицы – грузовые и легковые машины, суета в магазинах хозяйственных товаров, где продают только что прибывшую мебель. В гостинице и столовой – деловые разговоры. Все это ничем не отличает Вешенскую от многих других мест, куда меня заносила беспокойная профессия кинохроникера. Но так кажется только в первые минуты. Пройдет день, другой, и нечто поначалу едва уловимое, а потом все более яркое, присущее этим местам и так потрясающе раскрытое Шолоховым, начинает видеться во многом.

Паром, который ходит из Вешенской на противоположный берег Дона, вмерз сейчас в лед. У переправы скопились вереницы машин и тракторов. Станичники в резиновых рыбацких сапогах, с баграми в руках, стоя в ледяной воде, стараются расколоть и растащить льдины. Это продолжается не час и не два, а целый день, но никто не уходит греться. Громада парома, резкие блики солнца, освещающие лед, со скрежетом оседающий под днищами лодок, раскрасневшиеся, пышущие здоровьем люди – все это заставляет пристальнее вглядеться в окружающее.

…Вечером вместе с Михаилом Александровичем, его женой, станичниками мы идем в клуб, на просмотр привезенного нами фильма.

Шолохов тепло расспрашивает, как мы добрались до Вешенской. Он улыбается, когда я рассказываю, как в полете из Миллерова до Базков перебрасывался шутками с возвращающейся в родную станицу восьмидесятилетней казачкой.

Михаил Александрович обращает внимание на нашу городскую обувь и, посмеиваясь, замечает, что так не ездят в донские степи… Он тут же начинает фантазировать, изобретая какой-то особый костюм для кинооператора, путешествующего по проселкам.

По дороге в клуб мы уславливаемся с Михаилом Александровичем встретиться завтра утром у него дома. Как обрадовало нас его согласие на это! Ведь обычно Шолохов открещивается от репортеров. Ростовский кинооператор Хачатурян часто ездил в Вешенскую, вместе с Шолоховым ходил на охоту, рыбачил, но как только вытаскивал из кофра свою кинокамеру, сразу же наталкивался на протесты. Мало, очень мало в нашей кинолетописи, посвященной советской культуре, показан Шолохов.

…Когда Михаил Александрович входит в клуб, многие здороваются с ним за руку. Он успевает переброситься одной-двумя фразами с сидящими здесь знакомыми. Гаснет свет, и начинается демонстрация фильма.

На следующее утро мы – у Шолохова дома. Михаил Александрович давно на ногах. Он встает в три часа ночи и садится за стол. В семь часов вечера в этом доме все погружается в тишину. Работает писатель в маленькой комнате за детским письменным столиком, против широкого окна, из которого все далеко видно окрест. В полутемной прихожей никого нет. В доме сейчас живут только Михаил Александрович и его жена. Зато летом сюда съезжаются сыновья, дочери и внуки, наведываются многочисленные гости из разных концов страны и зарубежных краев.

В полутемной прихожей, на большой вешалке, – брезентовые непромокаемые плащи, охотничьи куртки. Под ними выстроились различные теплые и холодные, короткие и высокие сапоги, оленьи унты.

Осветители готовят маленькие портативные прожектора. А Михаил Александрович, придя на съемку, забывает о нашем присутствии. Он вчитывается в одно из сотен лежащих перед ним писем. Собака Шолохова, великолепная легавая со странной кличкой Стоп, подходит к своему хозяину, ластится к нему, отвлекает от чтения, приносит старую казацкую фуражку, от которой остались только околыш и оторванный козырек. Эту свою игрушку Стоп кладет хозяину на колени, глядит на него просительно.

Мы находимся в комнате, где в простых книжных шкафах собраны бесчисленные тома шолоховских изданий на многих языках мира. На столе перед писателем – письма и письма. К нему обращаются за советом и помощью начинающие литераторы. Сюда, в станицу Вешенскую, прибывают сотни деловых, официальных и личных писем. В каждом из них нужно разобраться, ответить, помочь, принять меры. А ведь Михаилу Александровичу прежде всего нужно писать. И времени так мало, что Шолохов, видимо, именно поэтому удлиняет от зари до зари переполненный заботами день.

– Вот Хемингуэя снимать было интересней, чем сейчас меня. Хемингуэй ведь писал стоя, – говорит нам с улыбкой Михаил Александрович.

За то короткое время, которое мы можем использовать сейчас для киносъемки, не снимешь много разнообразных кадров. Шолохов за письменным столом с книгой, обстановка его тихого кабинета, далекое пение птиц на застекленной веранде… И все же мы довольны. Каждый кадр, снятый сегодня, обогащает собрание кинодокументов, посвященных замечательным деятелям нашей советской литературы.

Мы снимаем дом М.А. Шолохова. Ведь жилище тоже обогащает наше представление о характере его обитателей. В этом доме все просто и удобно. Чувствуется, что здесь хорошо работается над листом бумаги.

…Уже в наших кассетах – разнообразные кадры, показывающие писателя. С момента, когда Михаил Александрович пришел на съемку, он с добродушной улыбкой выполнял все наши просьбы. Контрастные световые блики подчеркивают скульптурность черт его лица. Над высоким лбом мыслителя непослушными крыльями нависли две светлые, прошитые сединой пряди. Шолохов часто курит.