Голоса - Борис Сергеевич Гречин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«… Значит, выпили жиды» (прим. авт.).
93
Любовь Исааковна Аксельрод (1868–1946) — российская революционерка, философ и литературовед (прим. авт.).
94
воспитательной работе (прим. авт.)
95
важнейшего произведения (лат.)
96
В. Л. Бурцев (1862–1942), русский публицист и издатель (прим. авт.)
97
Врангеля (прим. авт.)
98
Столыпина (прим. авт.)
99
Владимир Митрофанович Пуришкевич умер в 1920 году (прим. авт.).
100
Платье делает человека (нем.).
101
под давлением необходимости (лат.)
102
Имена одиозны (лат.).
103
«Пробуждённой», «осознанной» (англ.). Речь идёт о совокупности современных трансгуманистических идеологем, которые будто бы должны разделять все «открывшие глаза» люди (прим. авт.).
104
«Культурный марксист» (англ.), от «культурный марксизм»: термин используется для описания совокупности современных трансгуманистических идеологем (мультикультурализм, феминизм, защита меньшинств, гендерная теория, борьба за уменьшение углеродного отпечатка, движение «Жизни чёрных важны», «культура отмены» и пр.), при этом отвергается защитниками этих идеологем, которые считают термин оскорбительным (прим. авт.).
105
«Пробуждённые» (англ.), люди, хорошо владеющие терминологией и идеологемами «социальной справедливости» (см. также предыдущую сноску; прим. авт.).
106
«Тигр, о тигр, светло горящий // В глубине полночной чащи!» (нем.).
107
Bach-Werke-Verzeichnis, op. 1016 — Общепринятый список произведений [И. С. Баха], соч. 1016.
108
платье «колокольчиком», узкое в талии, расширяющееся книзу (англ.)
109
досл. «Работай и путешествуй» (англ.)
110
«Молчи!» (лат.)
111
Марка 14:62
112
Я в Смерть бывал мучительно влюблён,
Когда во мраке слушал это пенье,
Я даровал ей тысячи имён,
Стихи о ней слагая в упоенье;
Быть может, для неё настали сроки,
И мне пора с земли уйти покорно,
В то время как возносишь ты во тьму
Свой реквием высокий, —
Ты будешь петь, а я под слоем дёрна
Внимать уже не буду ничему (пер. Е. Витковского).
113
«Я не Ваша — и Вашей никогда не буду!» (англ.)
114
Дорогая Настя,
я не знаю, как начать это письмо, и начинать ли его вообще, и правильно ли начинать его с «дорогая Настя».
Что-то важное случилось вчера. Я бы хотел, чтобы это нечто продолжилось… Не слишком ли это эгоистично с моей стороны?
Настя, меня всё в Тебе восхищает — такие вещи несложно говорятся молодой красивой женщине. Но не одно это чувство притяжения заставляет меня писать это письмо. Твоё вчерашнее чтение поэмы Китса задело внутри меня некую струну, которая, мне думалось, уже никогда не зазвучит. На какой-то миг оно заставило меня верить в то, что наше общее будущее не вовсе невозможно.
Должен ли я отбросить эту надежду? Я очень близок к тому, чтобы её отбросить, вспоминая то, что Ты мне писала раньше.
Я уважаю Твою свободу; я бы хотел, чтобы Ты была счастлива на протяжении всей жизни; я бы не желал, чтобы Ты совершила нечто, о чём пожалеешь после — и вот почему останавливаюсь в шаге от того, чтобы написать самые нежные слова. Я думаю, что выбор должен быть за Тобой.
Пожалуйста, оставь без внимания это письмо, если тебе уже сейчас неловко вспоминать о вчерашней прогулке. Если всё именно так, обещаю никогда более не возвращаться к этой теме.
А. М.
115
И мне пора с земли уйти покорно (англ.).
116
к нашему милостивому Самодержцу (англ.)
117
телесно (лат.)
118
гений (дух) места (лат.)
119
«Холодный дом» — название одного из романов Чарльза Диккенса (прим. авт.).
120
Уважаемый господин Могилёв,
понятия не имею, правильно ли делаю, называя Вас «господином Могилёвым», или мне стоит звать Тебя Андрюшей. Очень это всё сбивает с толку…
«То соловей», правда, если вспомнить Шекспира. (Не уверена в точности цитаты, как и в правильной постановке знаков препинания.) «То соловей, не жаворонок был».
А соловьи поют только ночью.
Способен ли Ты быть жаворонком, который радуется наступлению утра? Ведь, как Ты очень проницательно заметил, я ещё молода, очень молода. Я не могу — прости — потратить всю жизнь на разговоры о поэзии или о людях, которые сейчас все уже умерли.
Могу Тебя заверить — и от моей смелости у меня сейчас перехватывает дыхание, — что я Тебя очень люблю — как сестра. Я и не переставала… А это ведь не совсем то, чего Ты ждёшь, правильно? Да и я эту «сестринскую любовь», чёрт бы её побрал, не вижу в качестве хорошей основы для настоящих отношений.
Ох, если бы Ты был посмелей! Но нет: быть посмелей в Твоём случае означает отказаться от истинного себя. Став посмелей, Ты перестанешь быть собой, тем человеком, которого я знаю — и люблю — как сестра. Ну, а короткую интрижку с этим другим человеком, с кем-то, кого я никогда не знала, я сейчас не рассматриваю как вариант.
Глубокий вздох…
Может быть, Ты что-то придумаешь? Неужели ничего нельзя сделать, мистер Могилёв, сэр? Или мне называть Тебя Андрюшей? Нет, не буду. Прости за этого Андрюшу и за вчерашнее объятье. Прямо сейчас у меня будто ком в горле, и хочется заплакать…
Прости мне это немного жестокое письмо. Ну, что ещё, по-Твоему, я могла написать! Я вообще — не писатель длинных текстов. Посылать мне письмо было изначально плохой идеей. Ты загнал меня в угол и оставил только один выход, а именно — сказать, что я честно сомневаюсь в Твоей способности, говоря иносказательно, обернуться жаворонком. Моя «сестринская любовь» никуда при этом не делась, но, увы, она ничего не меняет.
