Статьи - Николай Лесков

Самое существо этих вопросов может дать довольно ясное понятие о необыкновенном интересе, который возбуждало заседание 11-го марта, и действительно, заседание это было и самое многолюдное, и самое оживленное. Еще на предшествовавшем заседании было постановление пригласить в собрание 11-го марта прибывшего в С.-Петербург генерал-адъютанта графа Муравьева-Амурского и вообще людей, знакомых по своим практическим или ученым занятиям с вопросом о колонизации. Сторонних посетителей, приглашенных вследствие этого постановления, собралось довольно много, так что комитет перешел из залы обыкновенных своих заседаний в большую залу, где происходят общие собрания Географического общества; но граф Амурский не посетил заседания, как говорят, по болезни.

Зато посетивший собрание офицер, как видно было, коротко знакомый с колонизационными операциями в Восточной Сибири, представил собранию много чрезвычайно интересных наблюдений, возбудивших всеобщее внимание, единодушно выразившееся в дружных аплодисментах говорившему. Заметно было, что мнение всех говоривших в этом заседании клонилось к желанию доказать, что льготы и привилегии, а тем менее искусственные меры, путем которых у нас по большей части совершалась до сих пор колонизация, не оказывают в этом деле желаемых успехов и что полная свобода прав на передвижение при вспомоществовании только в виде кредитных мер, без всякого сомнения, не оказались бы неблаготворными. Протокол этого вполне интереснейшего заседания, по обыкновению принятый комитетом, будет, конечно, напечатан в одном из ближайших номеров “Политико-экономического указателя”. В конце этого заседания комитет постановил, не прерывая трактата по вопросам, касающимся колонизации, собраться 19-го ч<исла> марта (в воскресенье) в чрезвычайное заседание, дабы подумать в нем о том, который из представленных правительством по обнародованному положению способов освобождения крестьян наиболее выгоден в экономическом отношении. В этом экстраординарном заседании экспертов не будет, но каждому члену предоставлено право пригласить двух гостей. Один голос возвышался в пользу приглашения большого числа гостей и два в пользу предоставления членам права пригласить только по одному гостю, но большинство, как я уже сказал, постановило, что каждым членом могут быть приглашены два гостя. Странно, почему в Политико-экономическом комитете постоянно есть сторонники недопущения большого числа непосвященных, которые, однако, как показывает опыт, бывают иногда весьма и весьма полезны при обсуждении разных практических вопросов. Еще страннее, что в этом комитете, где заседают представители науки, проповедующей человеческое равноправие, не бывает ни одного гостя женского пола, тогда как в Вольном экономическом обществе есть три члена женщины, а Совет грамотности сам искал женского участия в своих совещаниях. Вопросы, обсуждаемые в настоящее время Политико-экономическим комитетом при содействии приглашаемых экспертов и гостей, касаются таких сторон из области экономической науки, которые практически могут быть известны иным женщинам никак не менее иных мужчин, а отвергать в женщинах способность наблюдательности, анализа и способность изложения своих мнений, я думаю, совершенно несовременно. Кроме того, женщины наши ничуть не менее мужчин заинтересованы во многих вопросах, о которых трактуют в комитете, и таковы именно вопросы о выселении и о том, который из предоставленных правительством способов освобождения крестьян наиболее выгоден. Неужто владелец земли вправе избирать более выгодный способ, а владелица не должна сметь своего суждения иметь в том, что касается ее личной собственности? Это несправедливо и оскорбительно, тем более оскорбительно, что это допускается не романистами, стоящими за особенный склад женского смысла и отводящими ей роль усладительницы мужской половины человечества, а членами почтенного общества, ратующего за равноправие. Какое же равноправие не приглашать гражданок страны к соучастию в трактатах об интересах того рода собственности, которым они и фактически, и по закону владеют наравне с мужчинами? Говорят, что наши женщины не привыкли к публичным прениям, что они нередко мало смыслят в жизни; хотя это и не совсем верно или, лучше сказать, не для всех верно; но если бы и так, если бы и действительно женщины являлись гостями, далеко не компетентными в вопросах, о которых рассуждает комитет, то чем бы они помешали разумности выводов его суждений? Очевидно ничем, а между тем навык — дело великое, и кто из господ членов Политико-экономического комитета поручится, что женщины, оставаясь некоторое время в качестве слушательниц происходящих дебатов, не будут в самое короткое время способными служить общему делу не одним полезным замечанием, которое, может быть, ускользнет у мужчин. Так, например, даже в деле колонизации женщины могли бы выразить очень много тяжелых сторон этой операции, сторон, которые при выселениях, переходах и вселениях преимущественно касаются слабейшего пола, поднимающего в этом деле страдания, превышающие нередко соответственные усилия мужчин. Но это одна сторона медали, и притом не самая главная; а у нее есть другая, еще более реальная: это просвещение самих женщин при виде мужчин, занятых рассмотрением вопросов жизни, а не подвизающихся в обоготворении женских слабостей, какими, на горе веку, они их почти всегда видят и в скромной гостиной, и на бале, и на городском тротуаре, и в деревне. Каждая женщина, самая легкая, самая нелюбознательная, всегда выносит известную долю развития от сообщества с серьезным и здравомыслящим человеком и распространяет его в своем обществе, это закон неопровержимый, и в силу этого-то неопровержимого закона неопровержимо и то, что присутствие женщин в Политико-экономическом обществе служило бы верным ручательством за относительное распространение известной части разумных соображений в тех кружках русского общества, которые всего менее думают до сих пор о полезных знаниях.

<ТРЕТЬЕ>

Вчера Политико-экономический комитет, учрежденный при Русском географическом обществе, имел второе заседание по вопросам, касающимся колонизации пограничных мест империи. Заседание это было так же многолюдно, как и предшествовавшее, о котором “Русская речь” в 22 № сообщила своим читателям общие сведения; даже это заседание было еще многолюднее, и в числе его гостей мы видели несколько лиц, не принадлежащих к обыкновенным, частым посетителям комитетских заседаний. Из таких гостей я назову его высочество великого князя Константина Николаевича и графа Н. Н. Муравьева-Амурского, прибывших перед самым открытием заседания в исходе 5-го часа и не оставлявших его до прекращения г. председателем прений в исходе 12-го часа ночи. Развитие колонизационных вопросов шло в нынешнем заседании не совсем успешно, в чем, конечно, много виновата наша непривычка к публичному слову; многие из говоривших, увлекаемые интересом известных им отдаленных местностей (Сибири, киргизских степей, Сырдарьинского и Заилийского краев), посвящали свои речи исключительно описанию естественного состояния этих стран и положения поселенцев, в них водворенных. Все это, конечно, было в высшей степени интересно в географическом отношении, но отклонялось от известных уже читателям политико-экономических соображений, формулированных в розданной перед началом прошлого заседания программе (“Р<усская> речь” № 22). Но с половины заседания или немного позже, когда одному из членов удалось поставить на сцену прений один из настоящих вопросов, именно: нужно ли выселение, и каким путем оно должно быть совершаемо? — интерес заседания возрос, и сочувствие присутствующих выражалось в неоднократных рукоплесканиях. Однако, как я уже сказал, описательные речи некоторых посетителей, хотя и весьма, конечно, интересные, взяли у этого заседания чувствительную часть времени и, может статься, незаметно были причиною того, что существенные вопросы о колонизации все еще не выяснились и отложены до следующего заседания, которое должно собраться 1-го апреля. В этот вечер, сколько могу припомнить, говорили гг. Калиновский, Вернадский, Тернер, Венюков, Семенов, Муравьев-Амурский, Лесков, Безобразов (секретарь), Ковалевский, Попов, полковник Романов и его высочество великий князь Константин Николаевич. Высокий гость, почтивший это заседание своим присутствием, попросил себе слова последним, когда председатель уже изложил необходимость прекратить неожиданно затянувшееся заседание. Его высочество замечательно ярко осветил своею речью причины уклонения комитетских прений; он указал на смешивание многими ораторами понятий о колонизации местностей, составляющих действительно колонии по своему естественному положению и отношению к метрополии, с расселением, так сказать распределением жителей по лицу самой метрополии, в ее близких и отдаленных окраинах, и затем великий князь выразил надежду, что в следующее заседание трактат о русской колонизации и (что гораздо правильнее) о русском расселении пойдет вернее и положительнее. Слова его высочества, сказанные в обществе, имеющем характер публичных прений, произвели во всех присутствовавших общий восторг, который особенно тепло и радостно проявлялся в людях, впервые слышавших речь великого князя и впервые говоривших в присутствии члена царственной семьи. Каждый член и каждый счастливый гость этого заседания унес в своем сердце то приятное впечатление, которое не изглаживается надолго. Можно надеяться, что такое счастливое поставление вопроса о русской колонизации, какое сделано великим князем, не допустит более уклонений, хотя и очень интересных, но мало помогающих настоящему делу, и что комитет в следующем заседании, трактуя вопрос, как он поставлен высоким гостем, придет к заключениям решительным.