Рим. Цена величия - Юлия Голубева

Энния вдруг устыдилась. Да и какое право имеет она осуждать несчастную? Бывшая рабыня в лупанаре Варус, не имеющая других средств к существованию, кроме торговли собственным телом. К тому же Макрон никогда не был ее посетителем. Кажется, не был. А как любопытно услышать ее историю, чтобы потом рассказать подругам! Может, Агриппинилла и Клавдилла теперь станут почаще общаться с ней и доверять, как прежде. Ведь не так давно они с сестрой Гая были лучшими подругами.

И презрение потухло в ее взгляде, наоборот, в нем вспыхнуло ложное сострадание, принятое Пираллидой за самое искреннее. И горькие признания потоком потекли из ее уст. О многом, конечно, умолчала она, рассказав подробно лишь о том, как Ирод обманом забрал ее дом и драгоценности Друзиллы, чтобы расплатиться за игры в честь Аполлона, а она была вынуждена переселиться в дом Домиция, который ради нее бросил Агриппиниллу. Глаза Эннии изумленно округлились, когда она услышала, как на самом деле Агенобарб относится к своей наложнице. Пираллида показала страшные рубцы на нежной коже, оставшиеся от побоев любящего супруга, и следы от рабского ошейника на шее.

Энния старалась изо всех сил слушать внимательно, но предвкушение встречи с подругами разжигало нетерпение, и она вертелась на скамье, будто на угольях, готовая прямо сейчас мчаться на Палатин.

– Вот я и решилась сама пойти к Ироду и потребовать, чтобы он вернул мне мой дом, – закончила наконец Пираллида.

– Обещаю, ты получишь его обратно, – торопливо сказала Энния, – а теперь тебе лучше вернуться. Я не забуду о тебе и дам знать на днях, что придумала.

Она порывисто обняла Пираллиду, и та, окрыленная надеждой, ушла. А Энния велела срочно доставить ее во дворец.

У выхода вернувшийся Макрон окликнул ее и спросил, куда она так спешит, но Энния лишь досадливо отмахнулась и убежала.

Возможно, ответь она ему, последующие события приняли бы совершенно другой оборот, но дальновидные боги не дали этому случиться, не вложив в голову супруги префекта претория и толики здравого смысла.

Макрон, несколько обрадованный внезапным отъездом супруги, прошел в таблиний. Сколько же времени он не разбирал свитки? Пора бы заняться делами, напомнил он сам себе и решительно уселся в кресло. Взгляд его упал на маленькую скульптуру Венеры, стоящую на столе. Вспомнилось, что она появилась в его доме, когда Клавдилла сказала чарующее слово «Возвращайся». Как давно это было! Одно мановение мощной руки, и статуэтка разлетелась на мелкие кусочки.

Сейчас все переменилось. Любовь ушла без остатка, сердце напоено лишь ядом ненависти. Теперь в его жизни появилась пылкая, ненасытная любовница, страсть к которой поглотила все чувства в его душе, кроме жажды мести. Макрон откинулся на спинку кресла и с вожделением потянулся.

– Друзилла! – он произнес это имя вслух, смакуя, как глоток драгоценного вина. – Ты станешь моей императрицей! Ты достойна этого, моя прекрасная пантера!

– Представь себе, – удивленно протянула Агриппинилла, едва опустился занавес за ушедшей Эннией. – Вот это новости!

Юния молчала. В глазах ее светилось злобное торжество. Воистину Геката благоволит ей, направляя своей божественной рукой ее удары против врагов.

Известия, что сообщила Энния, обрадовали ее. Так вот почему Домиций, а не Пираллида испил из отравленного кувшина! Пора ему ответить перед бессмертными судьями подземного мира за все злодеяния! Кара постигнет и Пираллиду, едва умрет Домиций, ведь что стоит обвинить ее в отравлении?

Эта идея окрылила, и она вызвала раба:

– Пусть немедленно придет Харикл!

– Зачем? Тебе плохо? – заботливо спросила Агриппинилла.

– Нет! Харикл должен подтвердить, что в крови Домиция яд.

Агриппинилла испуганно взглянула на подругу:

– Что ты затеяла?

Юния довольно усмехнулась:

– Если Харикл достаточно искусный лекарь, то он с легкостью это сделает. А добропорядочный гражданин, готовый обвинить любовницу в смерти ее содержателя, всегда найдется. Теперь уже многим известно, как грубо он с ней обращался. Вот бедняжка и избавилась от своего мучителя. И я как раз знакома с таким гражданином. Его имя Домиций Афр.

Агриппинилла прикрыла рот ладонью, сдерживая радостный возглас, и с восхищением посмотрела на Юнию.

– Надо будет отблагодарить Эннию за ценные сведения, – наконец произнесла она, не спуская восторженных глаз с Клавдиллы.

Пираллиду удивил визит дворцового лекаря. Ни для кого не было секретом, что Домиций в опале из-за скандального развода с сестрой принцепса. Но тот, наученный Клавдиллой, тонко намекнул, что бывшая супруга все еще беспокоится об Агенобарбе.

Домиций уже и думать позабыл о неожиданном приступе, хотя Пираллида заметила, что он немного изменился. Стал толще что ли. Харикла он без обиняков выставил вон, даже не разрешив осмотреть себя.

Во дворце немало посмеялись над этим происшествием, слушая рассказ возмущенного врача. Значит, время еще не настало.

LXXVI

Виниций и Лонгин нежились в теплом бассейне с ароматной водой в кальдарии терм Агриппы.

– Лучше б нам было остаться в общественной зале, – недовольно заметил Виниций. – Там сейчас вовсю кипит интересный философский спор. Сенека умеет втягивать в него всех посетителей, он – прирожденный оратор, и слушать его поистине наслаждение.

– Да, ни к чему было идти на поводу у Ганимеда, – ответил Кассий. – К тому же я ненавижу эту кубикулу. А Лепид выбрал ее по своему вкусу.

Он с неудовольствием оглядел стены, изукрашенные броскими рисунками с фигурами мускулистых атлетов. Неожиданно из-за занавеса раздался крик боли. Друзья обернулись.

– Пусть мучается, – злорадно сказал Виниций.

Крик повторился.

Кассий нехотя вылез из теплой воды и плотнее задернул занавес.

– Глупое объявление сегодня выбили над входом, – вспомнил Марк. – «Посетитель сам виноват в потере денег и ценностей, оставленных в кошельке или поясе». Прислужники совсем обнаглели, не хотят нести ответственность за сохранность вещей или сами воруют. Куда смотрит претор? Теперь каждый уважающий себя патриций станет тащить с собой личного раба, чтобы тот держал его вещи при себе, народу будет – не протолкнуться.

Лонгин махнул рукой и прикрыл глаза. Но Виниций не собирался оставлять его в покое.

– Я давно не видел Лициния, – произнес он.

– Он в Капуе, осматривает гладиаторов для Римских игр. Добился разрешения у императора выступить эдилом третьего дня игр.

– Не рано ли он беспокоится? Еще месяц впереди.

– Озаботься он позже, нашел бы в школах одних беззубых калек-ветеранов или издыхающих слабаков.