Андрогин - Владимир Ешкилев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Это только твое предположение. А согласно уголовному кодексу, ты – преступник. Вор. Мародер. Точка.
– Пусть так. Хорошо. – Павел налил и выпил. – Ты меня сдашь ментам, или как? Я не врубаюсь.
– Не сдам, не бойся. Но и это барахло ворованное прятать не буду. Мне проблемы без нужды. Все, что мне в жизни нужно, у меня есть. Сам знаешь. А чужое барахло мне в доме без надобности. Это, брателло, очень опасное барахло.
– Я же не о твоем доме думал. При чем здесь твой дом, я же не лох. Ты когда-то говорил, что имеешь в горах тайники. Я думал…
– Думал, думал… Не тем местом ты думал, брателло, вот что я тебе скажу.
– А ты знаешь, Саша, сколько оно все стоит?
– И знать не хочу.
– Каждый из подсвечников весит около четырех килограммов. Чистого, заметь, серебра. Если не учитывать антикварную ценность.
– Забери их себе вместе с антикварной ценностью.
– А этого идола, – Павел положил себе на колени фигурку с чашками и погладил ее потемневшие бедра, – можно будет продать за полмиллиона. Полмиллиона евро!
– Что ты гонишь, брателло? – Старший внезапно покраснел, расстегнул воротник рубашки. – Что ты тут пургу гонишь? Что ты о деньгах знаешь? Ты хоть понимаешь, головой своей пустой, что это за бабло: пол-ляма евро? И кто ж это у нас такие деньги отдаст за гребаное полено? Это же бред… Нет, ну я не дурак, понимаю, что где-то там за границей на их аукционах. Но для этого нужно точно указать место находки и все такое… Да и тогда, я не верю, что оно потянет на такие деньги… Ты всегда вот такой, брат. Кидаешь в перетерку такие стремные шняги, что не знаешь, смеяться с тебя или плакать. – Александр неодобрительно покачал головой, подцепил вилкой перчик и отправил его в рот. – Это же надо – «полмиллиона евро»! За полено?
– Ты меня не дослушал…
– Я такие шняги фуфловые и слышать не хочу. Я жизнь знаю, брат, цены знаю.
– Я, Саша, не лось ушастый. Меня консультировал лучший оценщик древностей. К нему обращаются за экспертизой и менты, и коллекционеры, и антиквары, и «черные» археологи. Дядька крупнейший ас в своем деле. Он имеет научную степень, имеет свою фирму, реставрирует картины, иконы. Все цивильно. Его вызывают на экспертизы за границу, оплачивают ему самолеты, отели. Это не сказки, не «шняги фуфловые», как ты изволил выразиться. Это все реальные темы. У дяденьки эксперта солидная академическая репутация. И он мне сразу сказал, что идол уникальный. Что ему тысяча лет.
– Ложь. Дерево за такое время должно было рассыпаться в труху. Я всю жизнь работаю с деревом, меня не проведешь.
– Не ложь и не фуфло. Слушай сюда. Эксперт хотел сам купить идола. Предлагал мне сначала пятьдесят штук, потом восемьдесят. Он завелся, я видел, какими глазами он смотрит на эту вещь. Но я отказался. Категорически. Я сразу понял, что вещь стоит больше. Намного больше. Я заплатил только за официальное экспертное заключение две с половиной штуки. Две с половиной штуки зелени, Саша, за одну сраную бумажку с печатью и подписью дяденьки. Это не базарная экспертиза, это заключение научное. Специалиста высшего уровня. Хочешь почитать?
– Это все бред.
– Смотри сюда. – Младший вынул из чемодана, упакованный в прозрачный файл документ. – Это официальная экспертная оценка артефакта. С оригинальной подписью и мокрой печатью экспертной конторы. И эта подпись, и эта печать очень авторитетны. И для черного рынка, и для международных аукционов уровня «Кристи» или «Сотбиса».
– Дай сюда. – Александр вытер пальцы скатертью, осторожно вынул экспертное заключение из файла и принялся читать. Закончив, достал из кармана охотничьего жилета очки, еще раз перечитал текст, внимательно изучил печать, рассмотрел водяные знаки на гербовой бумаге.
– Нужно над всем этим хорошо поразмыслить, – отложив документ, подвел итог старший. – Кстати, спать будешь на третьем этаже, там тебе Мария все приготовила… Ну что, дорогой брат, еще по сто?
Триест, 21–22 апреля 1751 года– Вот он, – указал на Григория импресарио «Олимпуса». – Как и договаривались в Лемберге, я доставил его сюда целым и невредимым.
– Мы что-нибудь вам должны? – спросил кавалер Цельбе.
Федеш махнул рукой. Мол, какие там расчеты между своими.
– А в Венецию мы разве не поедем? – удивился Сковорода.
– Ты поедешь конечно же но уже с другими вагантами, позже, – объяснил ему Цельбе, а Федеш кивнул, как бы подтверждая свое участие в этом плане.
Кавалер дал Григорию знак идти за ним, и они зашагали улицей, стиснутой с обеих сторон белыми каменными стенами. Он оглянулся на цирковой караван, но там никто не провожал его взглядом. Старый акробат распрягал повозку, Лейла меланхолически потягивала трубку, а жонглеры развешивали на веревках промокшие после ночного дождя тряпки. Григорий мысленно поблагодарил вагантов, ускорил шаги и распахнул свое естество для новых впечатлений, знакомств и мыслей. Триест начинал ему нравиться. Здесь было много света, а узкие белые дома казались подрастающими мельницами. Еще дорогой он увидел море и торговые барки, пришвартованные к отдаленным пирсам.
Море здесь отличалось от моря в Санкт-Петербурге – веселое, ярко-синее, покрытое бликами. Оно подходило городу, а он, в свою очередь, казался россыпью его известковых и каменных порождений.
Цельбе повел Григория к новостройкам Триеста, к богатым кварталам Борго Терезьяно, где улицы были шире, а фасады домов украшали высокие окна и барочные карнизы. Они подошли к одному из таких роскошных строений. Кавалер трижды постучал в его ворота – два стука и через паузу еще один. Им открыли не сразу. Наверняка разглядывали в секретный глазок, которого Григорий не сумел рассмотреть.
За воротами он увидел прямого, как палка, старика в лакейской ливрее. На нем были черные чулки и старомодный парик с блестящими от свиного жира буклями. Пергаментное лицо привратника казалось неподвижным, но глаза внимательно изучали Григория.
– Его рекомендовали, – сказал старику Цельбе.
Из того странного факта, что кавалер вдруг пустился в объяснения перед слугой, Григорий сделал вывод, что и старик, и Цельбе принадлежат к одному из местных герметических обществ.
Привратник едва склонил голову в знак согласия и повел Сковороду к лестнице, ведущей на bel etage[58]. Там Григорий увидел длинную анфиладу залитых солнечным светом проходных комнат, окрашенных в белые и голубые тона. Уходящая в перспективу цепочка распахнутых дверей блистала свежей эмалью и позолотой. Мебели в комнатах не было, а в мраморных каминах Григорий не заметил следов копоти. Дом был свежим, стены еще не просохли, и дух влажной извести царил в его просторных помещениях. В одной из комнат, где на пол бросили простой солдатский сенник, привратник остановился.
– Жить будете здесь, – сказал он.
– Ему позволено топить камин? – спросил Цельбе.
– Нет, еще не доделаны дымоходы, – качнул головой старик. – Сейчас уже тепло, не замерзнет.
– Я не замерзну, я привык к холоду, – подтвердил Григорий.
– Воду и еду тебе принесут, – пообещал ему кавалер.
– А здесь есть книги?
– Насколько мне известно, библиотеку еще не перевезли. Какие именно книги тебе принести?
– Я дерзаю изучать эмблематические книги. Особенно те, где имеются толкования эмблем египетских и халдейских. Но ведь такие толковники… Они, наверное, весьма ценные…
– Попробую разыскать для тебя альбомы с египетскими эмблемами, – пообещал Цельбе и направился к выходу.
– Не покидайте этого помещения, – приказал Григорию привратник, двинувшись следом за кавалером. – Ночной горшок стоит под сенником.
Оставшись в одиночестве, Сковорода впал в меланхолию.
«Сие несправедливо, – мысленно сетовал он. – Вот я в славном граде Триесте. В граде портовом и многолюдном, исполненном диковинок и реликвий. За окном вольная жизнь, теплое море, а мне приказали безвылазно сидеть в пустой холодной комнате».
Он взобрался на широкий подоконник и стал разглядывать улицу. Но там ничего интересного не происходило. Напротив окон опоясанные пыльными фартуками работники возводили цоколь еще одного палаццо. Время от времени улицей проезжали телеги, кареты, фургоны. Григорий и не заметил, как уснул.
Он убегает. Преследователи надвигаются снизу, а единственный путь к отступлению ведет вверх. Выше, еще выше по темной спиральной лестнице. Ноги легко несут его ступеньками, но преследователи быстры и ловки. Вдруг ступени заканчиваются, и он выбегает на каменную площадку, под бескрайний свод ночного неба.
«Это Башня, – догадывается он. – Та самая Башня с карты Таро».
На зубцах парапета башенной площадки возвышаются каменные фигуры во владычных саккосах. Ему кажется, что он узнает подобия ныне предстоящих молитвенных столпов Киевской церкви – митрополита Тимофея Щербацкого, епископов Арсения Могилянского, Никодима Сребницкого и Амвросия Дубневича.