Андрогин - Владимир Ешкилев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Действительно, какое-то извращенное место, – согласился Рески.
– Странствующее извращенное место, – усложнил агент.
– Не забывайся, Марк, – вдруг разозлился граф. – Я нанял тебя не в качестве поэта, а в качестве шпиона.
– Ваша свет…
– Докладывай дальше. Но без… метафор.
– Так вот, ваша светлость, сегодня после обеда к этому вертепу приходил известный нам кавалер Цельбе. Он о чем-то беседовал с Федешем, а потом забрал с собой некоего молодого парня, ехавшего с цирком из самой Польши.
– Циркача?
– Не ясно. Говорят, что во время цирковых представлений парень играл на флейте. Также поговаривают, что раньше этого флейтиста в «Олимпусе» никто не видел. Вот, к примеру, Ландриани с ними уже третий год, а флейтист появился всего несколько недель назад. До этого они справлялись без флейтиста. Откуда он взялся, никому не известно. Похож на поляка, худощавый, высокий, белокожий, с темными глазами.
– И куда же Цельбе повел его?
– К новому палаццо графа д'Агла.
– Жениха Клементины?
– Да, ваша светлость, к тому желтому палаццо со слюдяной крышей, в котором Асканио д'Агла собирается жить после женитьбы на Клементине, младшей дочери Гино Анатолли.
– И циркач до сих пор там скрывается?
– Наверное.
– Ты что же, не поставил своих людей следить за домом д'Агла?
– Нет, ваша светлость. Я ждал ваших указаний.
– Зря. Ты поступил неразумно.
– Я понял. Прошу вашу светлость простить мою ошибку. Но, говоря по правде, этот парень совсем не похож на значительную персону. Он весьма бедно одет и выглядит… – агент умолк, подбирая точное слово.
– Больным, спитым?
– Нет, ваша светлость, не больным и не спитым… Как бы это вам объяснить… У него глаза такие же, как у падре Виджилио, когда тот проповедует о маленьком Иисусе.
– Ты имеешь в виду того забавного священника из Монфальконе?
– Да, ваша светлость, того нищеброда, который все время ходит в засаленной рясе и проливает слезы над каждым дохлым воробьем. Такие люди, ваша светлость, не бывают ни шпионами, ни мятежниками.
– Но из таких людей выходят савонаролы[71], – проворчал граф Рески.
– Прошу прощения, о чем это вы, ваша светлость.
– Это я не тебе, Марк. Не тебе… Ты, кстати, имел сегодня возможность заработать несколько монет, но не позаботился о наблюдении за домом д'Агла. Поэтому сейчас же выпрыгивай из моей кареты и беги туда.
Яремче, август, наши дниАлександру Петровичу не спалось. Отправив брата с его сокровищами в верхнюю комнату, он уже не смог восстановить душевного равновесия. Его раздражали звуки: лай соседских собак, гудение трансформатора, безнадежное трепыхание ночной бабочки-бражника меж оконных стекол. Алкоголь не помог. Старший Вигилярный побродил по комнатам первого этажа, накричал на дочь из-за неприбранной комнаты и сел покурить на террасе.
Противоречивые мысли роились в его голове. С одной стороны, дороживший своей репутацией сын капитана не хотел иметь ничего общего с той мутной историей, в которую вляпался Павел Петрович. Уголовщина с детских дворовых лет вызывала у Александра Петровича стойкое отвращение. В свое время он запретил домашним смотреть сериал «Бригада» и не уставал следить за окружением старшей дочери, достигшей опасного возраста. Чтобы там не завелся – не приведи Боже – какой-нибудь смазливый блатной типчик.
Но, с другой стороны, текст экспертного заключения стоял у него перед глазами. За последние часы он столько раз перечитал его, что мог цитировать по памяти. Особенно такие выводы эксперта:
«Задача определения точных даты и места изготовления представленного на экспертизу ритуального предмета требует дополнительных данных. На основании сделанных в радиохимической лаборатории факультета химии и биологии Н-ского университета (платный хозрасчетный экспертный заказ ЕПК 34/12, входящий кассовый ордер № 105ЕЛ-12, ответственный исполнитель н. с. Лизинчук А. С.) радиоуглеродного и минералогического анализов, а также сравнительных исследований структуры дерева можно с вероятностью до 95 % утверждать, что изготовление данного ритуального предмета относится к периоду 1300–1500 лет до н. э. Ритуальный предмет практически не имеет известных науке аналогов или близких по форме и ориентированных по возрасту ритуальных артефактов такого типа. Не представляется возможным определить, для домашнего (семейного) или храмового употребления он предназначался. При его изготовлении (материал – дерево, дуб) была применена неизвестная консервирующая технология, возможно, на основе долгосрочного томления дерева в природном или искусственном рассоле. В структуре дерева, в частности, найдены минеральные вещества, по общему составу и уровням концентрации характерные для сильно минерализованной воды. Перечень приведен в таблице № 3».
И еще вот это:
«Данный предмет (идол в виде женской статуэтки) находился в ритуальном обиходе продолжительное время, включая последние годы. Специфические сложные липоидные слои на поверхности ритуального предмета нуждаются в дополнительных анализах на молекулярном уровне».
Александр Петрович посмотрел в словарь иностранных дел. Там слово «липоиды» трактовалось как «группа жироподобных веществ растительного происхождения, сложные липиды».
«Жрецы мазали идола жертвенным жиром, ублажали своих богов, – догадался старший Вигилярный. – Возможно, и человеческим жиром мазали. Серьезный «ритуальный предмет». И люди за ним, скорее всего, стоят крутые».
Другое дело, что найденное Павлом Петровичем сокровище могло прийтись весьма кстати, учитывая деловые планы Александра Петровича, недавно купившего участок для строительства семейной гостиницы. Под этот участок на живописном горном склоне он взял кредит. Тогда его погашение казалось делом несложным. Но наступили времена мирового кризиса. Семейный сувенирный бизнес пришел в упадок, скупщики гуцульских топориков, поясов и шкатулок резко сбили цены. Затем подкралась новая беда: в Карпатах неизвестно откуда появились китайцы, поставившие производство дешевых поделок на поток. Закупочные цены упали еще ниже, и никакие ссылки на эксклюзивность и «стопроцентный хенд-мейд» на скупщиков не действовали. Александр Петрович попытался организовать собственную торговлю, но столкнулся с жестким противодействием рыночной мафии. Построенный им придорожный магазин сожгли. В конце концов старший Вигилярный вынужден был приостановить работы на участке. Строительные материалы мокли под дождями и снегом, портились и разворовывались.
Если бы удалось найти солидного покупателя древностей, размышлял Александр Петрович, строительство отеля можно было бы закончить за год-полтора. А это, учитывая нынешний туристический бум, решило бы все финансовые проблемы семьи. Соблазн был немалым.
Пуская из трубки дымовые колечки, сын капитана смотрел на ночные горы, на огни многочисленных гостиниц и мотелей, корпуса которых раскинулись темными склонами напротив, расползлись вдоль каменистых берегов Прута, взобрались по лесным просекам на поднебесные пастушьи пастбища. Там, под пестрыми металлокерамическими крышами, деревянными навесами и зонтиками летних кафе, играла музыка, рычали моторы, смеялись дети, вспыхивали огоньки смартфонов. Гости Карпатского края проедали, пропивали и выпаривали в саунах доллары, евро, рубли и гривны.
Если бы не проклятый кризис, думал Александр Петрович, он уже был бы владельцем такого же прибыльного заведения. Не какого-то там убогого гэст-хауса с провонявшими мышиным пометом комнатами, а настоящего охотничьего приюта для состоятельных туристов, с приличной ресторацией, гаражом для снегоходов, бассейном и сауной. Купил бы себе тюнингованную спортивную «бэху». А со временем осуществил бы заветную мечту: получить лицензию на учреждение частного аэроклуба и летать над Карпатскими хребтами на личном самолете. И не на старенькой, обшарпанной «цессне», арендованной им в лучшие времена, а на реактивном Cirrus Vision SF5. Фотографию этого безупречного вип-джета, вырезанную из журнала, сын капитана оправил в лакированную рамку и повесил над супружеской кроватью. Мысленно Александр Петрович называл себя «эсквайром». И если бы построил отель, то назвал бы его «Ранчо эсквайра Алекса» или «Приют эсквайра Алекса». А может и так: «Заимка эсквайра Алекса». Окончательно он еще не решил.
«А самое гнилое попадалово в том, что не с кем посоветоваться, – признался себе будущий карпатский эсквайр, докуривая вторую трубку. – Положиться, в случае чего, тоже не на кого. Женины родственнички из Микулычина пьющие и ненадежные. А еще и жадные. До желтого блеска в глазах. Им большие деньги и показывать-то нельзя: украдут, да и убить могут. А сама Мария за все годы совместного бизнеса так и не научилась держать язык за зубами. Не дай бог, разболтает о сокровище по всему Яремче. Павлуша, если его не контролировать, наделает глупостей. Это как пить дать. Лузер хренов, за столько лет даже диссертации не осилил».