Три минуты молчания - Г Владимов

- Да нет, все в порядке. Это я тебя обидел. Если не повторится, возьму свои слова назад.

Дима кинул полотенце через плечо и пошел. Мы опять взяли карты. Но что-то нам теперь не игралось.

- Берут же инвалидов на флот! - сказал дрифтер. - И мытарься с ними. Еще и рот разевают, дерьма куски. Я положил карты снова лицом вниз и сказал ему:

- Ты, дриф, еще не понял, что ты сам кусок? Ты этого на палубе не понял? Так я тебе здесь, в кубрике, могу объяснить.

- Ну, кончили, - Шурка поморщился. - Не заводись. Но я уже завелся. Меня вот это дико бесит - как мы друг к другу относимся.

- Салага тебе урок дал - другой бы со стыда помер. Но ты не помрешь, не-ет! С таким-то лбом стоеросовым - жить да радоваться.

- Ладно, они тоже не помрут, - сказал боцман. - Злее будут.

- Зачем же злее, боцман?

- Зачем! На СРТ пришли. Тут им не детский сад.

- А, ну валяйте тогда. О чем еще с вами говорить!

- Нет уж, поговорим, Сеня, - сказал дрифтер. Лицо у него побелело, ноздри раздулись. - Ты же мне объяснить хотел. А не объясняешь. Только ругаешься. Лучше-ка вот я тебе объясню. Ведь мы, Сеня такие деньги получаем - ты их нигде не заработаешь: ни на заводе, ни в колхозе. Значит, работать надо со всей отдачей. Так мы еще с салагами будем возиться, учить их по палубе ходить? Они-то что думали - придут на траулер и сразу нам будут помощниками? Нет, Сеня, они этого не думали. А это, как ты считаешь, по-товарищески? Они моряками станут, когда мы последний груз наберем и в порт пойдем - денежки считать. Вот где от них-то помощь будет! А покамест они нам на шее камень. Они это должны усвоить. И рот не разевать, когда их уму-разуму учат.

- Ты научишь! В ножки тебе поклониться за такое учение.

- Валяй сам тогда учи. Если такой добрый.

Плечи у него выперли тяжело под рубашкой. И все он сверлил меня своими глазками. Устал я с ним говорить.

- С отдачей - это как, дриф? Доску всем хором приколачивать? А кто не вышел - всем хором на того и кидаться? Не будет у нас этого на пароходе!

Боцман засмеялся, сказал, глядя в карты:

- Откуда ты знаешь, Сеня, как у нас будет на пароходе. Как сложится, так и будет.

Васька Буров на своей койке вздохнул, отвернулся лицом к переборке.

- Охота вам лаяться, бичи, на пустое брюхо. Чаю попьем - и лайтесь тогда до обеда. А так-то скучно.

- И правда, - Серега стал собирать карты. - Что-то не шевелится кандей.

В кубрике еще один сидел, Митрохин некто. Совсем унылая личность. Я только заметил за ним - он с открытыми глазами спит. Даже ответить может во сне, такой у человека талант. Но хуже нету, если он тебя на вахте сменяет. Будят его ночью: "Коля, на руль!" - "Ага, иду". Тот, значит, возвращается в рубку, стоит за него минут пятнадцать, потом отдает руль штурману, снова приходит будить: "Коля, ты озверел? Ты же не спишь, дьявол!" - "Нет, говорит, иду уже". А сам спит дремучим сном.

Так вот, он сидел, слушал, морщины собирал на лбу, потом высказался:

- А вообще у нас, ребята, этот рейс не сложится.

Дрифтер повернулся к нему, его стал сверлить.

- Как это - не сложится?

- А не заладится экспедиция. Все как-то накось пойдет. Или рыбы не будет. Только не возьмем мы план.

- Свистишь безответственно! Ты скажи - какие у тебя предчувствия?

- Не знаю. Не могу точно сказать.

- Не знаешь, а свистишь.

Митрохин опять в свои думы ушел, лоб наморщил. Может, у него и в самом деле предчувствия, я чокнутым верю. Всем как-то грустно стало.

Я поднялся, вышел из кубрика. Наверху, в гальюне, Алик стоял над умывальником, а Дима, упершись ногой в комингс, держал его за плечо, чтоб его не било о переборки.

- Полегчало?

Алик поднял мокрое лицо, улыбнулся через силу. Он уже не зеленый был, а чуть бледный, скоро и румянец выступит.

- Господи, сколько волнений! Это ведь со всеми бывает!

- Со всеми. С одними раньше, с другими - потом.

- С тобой тоже было?

- И со мной.

Он поглядел в дверь на сизую тяжелую волну и сам потемнел.

- Ты не смотри, - я ему посоветовал. - Вообще, приучайся не глядеть на море.

- Это интересно, - Алик опять улыбнулся. - Зачем же тогда плавать?

- Не знаю, зачем ты пошел. Меня бы спросил на берегу - я бы отсоветовал.

- Как-то ты нам не попался, - сказал Дима.

Алик утерся полотенцем и сказал бодро:

- Все нужно пережить. Зато я теперь знаю, как это бывает.

- Да, - говорю, - повезло тебе.

Он и не узнал, как это бывает. Со мной-то не было, но я других видел. В армии мы как-то вышли на крейсере на учения, и - шторм, баллов на девять. Эти-то калоши рыболовецкие вместе с волной ходят, валяет их с борта на борт, а на крейсере из-под тебя палуба уходит, - будь здоров, как себя чувствуешь. Одного новобранца как вывернуло - десять суток в койке пластом лежал, языком не шевелил. А потом - не уследили за ним - взял карабин в пирамиде, ушел с ним в корму да и выстрелил себе в рот. Или вот тоже - на "Орфее": пошел с нами один, из милиции. Все похвалялся, что он приемы знает, любого может скрутить. А за Нордкапом его самого скрутило - уполз на ростры, поселился в шлюпке под брезентом, так и пересидел. Я, помню, принес ему с камбуза миску капусты квашеной - говорят, помогает, да он на нее и смотреть не мог, смотрел на волну, не отрываясь. "Я знаешь, чего решил, - говорит. - На тринадцатый день, если эта бодяга не кончится, прыгаю на фиг в воду". А в глазах тоска собачья, мне тоже прыгнуть захотелось, с ним за компанию. Мы уже думали - связать его, пускай в кубрике лежит, но на двенадцатый день кончилось, и он сполз оттуда, списался на первой базе. Теперь снова в милиции служит. Кандей наконец позвал с кормы:

- Чай пить!

В салоне мы все следили за нашими салагами. Диме-то все нипочем, держался, как серый волк по морскому ведомству. Сразу и кружку научился штормовать - меньше половины пролил. Алик же - поморщился, поморщился и тоже стал есть. Но это еще ничего не значит. Вот если закурит человек...

Дрифтер открыл свой портсигар, протянул Алику. Шурка поднес спичку.

- Спасибо, - Алик удивился, - у меня свои есть.

- Вот, от них-то и мутит, - сказал дрифтер. - Рекомендую мои. С антиштормином.

Алик поглядел настороженно, ждал какого-нибудь подвоха. Потом все-таки закурил. Тут мы все и расплылись. На это всегда приятно смотреть - еще одного морская болезнь пощадила, пустила в моряки.

- Теперь посачкуй у меня, салага, - сказал боцман. - Сегодня же на руль пойдешь, как миленький.

- Я разве отказывался? - спросил Алик.

Дима все понял и засмеялся. Однако слова свои назад не взял.

2

За Нордкапом погода ослабла, и мы потихоньку начали набирать порядок: из сетевого трюма достали сети, стали их растягивать на палубе, укладывать на левом борту; еще распустили бухту сизальского троса, поводцов из него нарезали двадцатиметровых. Обыкновенно это на третий день делается или на четвертый, лишь бы до промысла все было готово. Но если погода хорошая, лучше сразу и начать, потому что она не вечно же будет хорошая, не пришлось бы в плохую маяться.

С утра было солнце и штиль - действительно, хоть брейся, - и мы себе шлепали вдоль Лофотен, так что все шхеры видны были в подробности, чуть пристенные дымкой. И вода была синяя с прозеленью. Чайки на нее не садились - рыба снова ушла на глубину, - иногда лишь альбатросы за нею ныряли. С вышины, дико вскрикнув, кидались белыми тушами и не выныривали подолгу, думаешь, он уже и не появится, - но нет, показался с рыбиной в клюве, только глаза налиты кровью, - тяжелый же хлеб у птахи! Обыкновенно, когда работаешь, всего и не видишь, некогда лоб утереть, но порядок набирать работа спокойная, можно и покурить, и байки потравить, и поглядеть на красивый берег.

Мы как раз и расселись на сетях, дымили, когда боцман привел их ко мне - Алика, значит, и Диму.

- Вот, - говорит, - это у нас Сеня. Матрос первого класса. Ученый человек. Он-то вас всему и научит. Слушайтесь его, как меня самого.

И пошел себе, довольный, оглаживая свою бородку. Ну что ж, я на это сам почти напросился. Моряки, конечно, подняли головы - ждали какой-нибудь потехи. Это уж обязательный номер, да я это и сам люблю. А салаги стоят передо мною, переминаются, как перед каким-нибудь капитан-наставником.

Хорошо, я сел и сказал им - Алику, значит, и Диме:

- Начнем, - говорю, - с теории. Она, как известно, опережает практику.

- Не совсем точно, - Алик улыбнулся, - она ее и подытоживает.

- Кто будет говорить? Я буду говорить или ты будешь говорить?

- Пардон, - сказал Дима. - Валяй шеф.

- Первый вопрос. Каким должен быть моряк?

Моряки там уже потихоньку давились.

- Ну, тут ведь у каждого свои понятия, - сказал Алик.

- Знаешь или не знаешь?

- Нет, - сказал Дима. Скулы у него сделались каменные.

- Моряк должен быть всегда вежлив, тщательно выбрит и слегка пьян. Второе. Что он должен уметь?

- Мы люди темные, - сказал Дима. - Ты уж нас просвети.

- Вот это я и делаю. Моряк должен уметь подойти - к столу, к женщине и к причалу.

Старые байки, согласен, но с них только все начинается. Салагам же, однако, понравилось. Алик, тот даже посветлел лицом.