Воронка - Алексей Филиппенков

А в воронке Вернера по-прежнему царила нерешительность касаемо выхода из ситуации. Они оба ждали смерти или жизни — смотря что судьба преподнесет им раньше.

Утро, к несчастью, оказалось коварным и хранило в себе немало сюрпризов. В 8:00 начался обстрел опорного пункта Биаш, который находился недалеко от воронки Вернера и был полностью виден из нее. Немец и француз наблюдали страшную картину небытия, словно земля провалилась в ад, и все перемешалось, неся только страх и хаос. Разрывы снарядов были настолько частыми, что их уже нельзя было различать. Биаш словно сотрясался от восьмибалльного землетрясения. В нескольких километрах вокруг чувствовалось, как дрожит земля. Вся пыль, осевшая на поля, на цветы, деревья, тела убитых в радиусе километра, резко поднялась, словно выбивали ковер размером с целый город. Земля тряслась, края воронки осыпались, Вернер вжался в скат на ее дне и, прикусив кулак зубами, кричал от страха что было силы. Француз также вжался вниз, но не подавая виду, что боится, и готовился к любой ситуации. Пусть даже сейчас здесь появится что-то неземное — он не растеряется и будет выполнять свою задачу, как его учили.

В траншее майор Райнер готовился вести своих людей в последнюю свою атаку, навстречу ветру и всей своей судьбе. Солдаты стояли в линию по всему окопу, примкнув штыки к винтовкам. Обстановка была накаленная, словно вот-вот что-то произойдет безвозвратное, и батальон стоял, словно на иголках, ожидая начала атаки. Кто-то из солдат курил в мыслях, что его убьют и это будет последняя его сигарета, другие молвили про себя: «Ну быстрее же, давайте уже, идем», и это можно было прочесть по их губам, которые без звука шевелились, выговаривая слова. Издерганные и измотанные воины смотрели на солнце в последний раз, перед тем как они покинут окоп и уйдут в неизвестность. Где-то в далеких городках Германии женщины пели одинокие песни, ожидая своих детей дома, у домашнего очага, а сыновья в последний миг вспоминали о своем родном месте, запоминая каждый уголок своего дома. В эти моменты они были особенно близки с домом. В памяти всегда напоследок сохраняется лицо матери. Никто из них не гневается на свою судьбу. Они покорно принимают её, как данное богом.

Каждую минуту младшие офицеры дергали Райнера, подстрекая его на атаку, чтобы он не томил людей, а майор лишь спокойно отвечал:

— Спокойно, господа, еще целая минута.

Эта минута казалась часом и нервировала всех, но в военной науке это очень важно, ведь немцы всегда отличались своей педантичностью. Наконец минута прошла, майор взобрался по лестнице и, свистя на всю траншею в свисток, взмахом руки ознаменовал начало атаки. Словно втекающая под дверь вода, солдаты взобрались на бруствер, и одной шеренгой, одновременно первая линия побежала в сторону укрепленного пункта Биаш. Весь батальон выбрался из своей норы, в которую он был заключен. Из последних сил измотанные бойцы, держа винтовки наперевес, бежали в сторону своей цели, как вдруг из ближайшего же дома отозвался очередью пулемет, и в случайном порядке немецкая пехота начала падать замертво. Эта лавина бежала прямо на Вернера и Франсуа, словно стадо буйволов, разрушающих все на своем пути.

— Господи, наша атака, — с растерянностью проговорил Вернер. Издалека слышались крики и стоны, захлебывания и проклятия в адрес врага.

— Твою… Вот и посидели, только чая не хватало, — с незнанием и бурчанием ответил Франсуа.

Французы понимали, что Биаш является главной целью немцев, и передислоцировали туда целый батальон, который в эту секунду поднялся в контратаку на солдат Райнера.

Вернер и Франсуа находились между двух огней, и столкновение через минуту было неизбежным.

— Примкни штык, парень, — напомнил Франсуа.

Вернер начал искать вокруг себя штык и полностью растерялся от приближающейся схватки. Спроси в этот момент его имя, оно было бы последним, что он вспомнил бы. У него была всего минута, чтобы запомнить ночную беседу, все советы Франсуа, вспомнить его рассказ о мальчишке из Вердена, который погиб из-за своей неопытности и боязни. В эту секунду надо было проявлять характер, который до этого сидел где-то глубоко в душе. Это надо было сделать сейчас, в данный момент, а не когда захочется или когда будет настроение. Хочешь ты или нет, но ты примешь правила игры, которые установила мать-природа, или ты умрешь. Вернеру надо было встать и проявить те качества, которые он никогда не проявлял ранее. В обычной и мирной обстановке люди меняются годами, проходя консультации с психологами, да и то не у всех получается, а здесь всего минута — и нужно принять то решение, к которому ты никогда не готовился. Словно выйти на сцену перед многотысячным стадионом, зная, что ты не умеешь петь, и опозориться — ведь не каждый решится на это. Пришёл час действовать, а не предаваться сладким мечтам. Если в этот момент он не встанет и не соберется, то никогда не узнает тех вещей, о которых до сего момента и не догадывался. Если он не соберется, то так и не узнает, что Агнет никогда не была девушкой Хайнца и всегда противилась его ухаживаниям. Если он не встанет и не будет сражаться, то так и не узнает, что автором любимой книги его будущего внука был человек, сражавшийся против него в этой битве. Если он сейчас не встанет, то он не вспомнит в будущем президенте Франции пленного, с которым ему пришлось общаться. Если он не встанет, то не увидит это место через много лет. Он так и не поймет многих вещей, о которых ему говорил Франсуа, он не поймет эту жизненную философию, он не познает цену потерям. Если он сейчас не встанет, то никогда больше не увидит Агнет, хотя в эту секунду он о ней и не думал. Если он не встанет, то тьма навсегда поднимется перед его глазами, и никогда больше он не увидит света, никогда больше он не сможет радоваться утреннему солнцу. Если он не решится сейчас собраться, то все потемнеет, потемнеет навсегда.

Немецкие и французские солдаты, словно волна об волнорез, столкнулись в нескольких десятках метров от воронки Вернера, и завязалась страшная рукопашная, не на жизнь, а на смерть. Людская масса стала перемещаться ближе к траншее, и через несколько секунд Вернеру предстояло убить или быть убитым.

— Удачи, Вернер, — улыбнулся Франсуа и выскочил из воронки для участия в сражении.

Вернер высунулся из воронки и смотрел, как Франсуа убивает его товарищей, озаряясь в солнечном свете, который прорезался сквозь людей. Сам Вернер не решался сражаться, пока на него не побежал француз со штыком, как когда-то Франсуа бежал на того мальчишку под Верденом. Вернер стоял и смотрел на него, с винтовкой в руках, где-то подсознательно прокручивая ту ситуацию, рассказанную французом. Он навел винтовку на бежавшего и выстрелил. Француз, опустив штык, но оставаясь на бегу, врезался в немца, и они, столкнувшись, вместе упали на двухметровую глубину, на самое дно воронки. Франсуа в этот момент колол уже третьего немца, показывая мастерское владение оружием. Вернер, лежа под тяжелым телом, выбрался из-под убитого, выпученными и испуганными глазами посмотрел на свою ладонь и увидел кровь. Начав стонать от испуга и отвращения, он поднялся по скату воронки, посмотрел на тело лежащего немца, у которого он брал дневник, взял свою винтовку и, закрыв глаза, побежал в гущу событий. Крики сменялись похабными фразами с обеих сторон в адрес друг друга. Все что-то кричали, но разобрать это было невозможно. Вернер пробежал так метра два, но врезался в чью-то спину и потерял равновесие. Он увидел, как какой-то француз налег на лежащего немца и пытался заколоть того ножом, но немец сопротивлялся одной рукой, держа руку врага с ножом перед собой, однако нож медленно приближался к его грудной клетке. Увидев это, Вернер схватил свою винтовку, побежал на помощь к немцу и всунул штык в спину французского солдата, который, издав дикий крик, перевалился в обратную сторону от Вернера. Обстановка царила ужасная: людей резали, кромсали, штыки кололи куда угодно, в пах, глаза, протыкали шею. Большинство солдат бросали винтовки и хватались за лопатки, ими было легче орудовать. Так, один француз, воткнул лопату в лицо немецкого солдата, прямо по вертикали, лопата так и застряла в черепе. Тысяча мужчин резала друг друга, словно скот на бойне, не испытывая при этом никакой жалости и милосердия. Это были банкиры, цирковые акробаты, юристы, учителя, врачи, повара, инженеры, писатели, маляры, строители, детские воспитатели. Кто-то кому-то в суматохе и психозе откусывал нос. В жизни у них у всех есть семьи, дети, они любят их, но здесь они — безжалостные животные, убивающие просто так и чтобы выжить, нужно становиться таким же. Вдруг Вернер получил удар кулаком в щеку и упал — это был Франсуа. Ударив Вернера, он разрубил лопатой шею следующему солдату. Вернер встал и побежал в сторону своей воронки, но на полпути его левое плечо прорезал случайный осколок от снаряда. Французы тренировались убивать немцев под Верденом, имели огромный опыт войны, но всего лишь поранили ему плечо. Упав на землю, он стал чувствовать жжение. Лежа на земле и держась рукой за плечо, Вернер смотрел на всю эту суматоху. Повернувшись, он увидел картину, которая навсегда осядет в его памяти: где-то в людской «мясорубке», среди сотни беспорядочно бегающих туда-сюда людей, он увидел Франсуа, который стоял в боевой готовности перед немецким солдатом последнего призыва. Тот в свою очередь с испуганным взглядом смотрел на своего врага, держа перед собой винтовку, которая чуть тряслась в руках новобранца. Его детское лицо было невинным, под носом были детские усики, напоминающие пушок, а в глазах поселился необратимый страх. Неожиданно Франсуа вытянулся перед ним, опустив лопату, и из боевого положения встал так, словно перед ним его друг. Еще с секунду они с мальчишкой смотрели друг другу прямо в глаза. Франсуа вспомнил жену, дочку, посмотрел в небо и снова на мальчишку, который сделал движение руками, и острый штык винтовки, словно меч в ножны, вошел в тело Франсуа. Немец посмотрел на него, выдернул штык, и как ни в чем не бывало убежал, растворившись в толпе.