Воронка - Алексей Филиппенков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Месье, но ведь где-то в мире есть мироточащие иконы, сущности, которые даже наука не способна объяснить. Господь возвращает подлость тем, кто совершил ее.
— И в чем же виноваты моя жена и моя маленькая дочка?
— Возможно, они просто стали жертвой для тех людей, кто должен научиться на этих ошибках. Ведь эта война не пройдет просто так, ее запомнят на века, и люди всегда будут помнить эти потери, разрушения и слезы, и войны прекратятся, а мы заживем счастливо. Вот почему Господь забирает тех, кто ничего не сделал. Это урок для будущего поколения. Пожертвуй меньшим для спасения большего. А когда мертвые снятся и просят что-то во сне, ты выполняешь эту просьбу, и сны прекращаются. Я вам расскажу одну историю, которая со мной приключилась ночью. Я спал, и никакого сна не было, просто тьма, и в этой глубине сна мне слышался голос: «Я вижу тебя, посмотри, как ты живешь». Знаете, я проснулся, вжался в угол кровати и сидел, смотря в центр комнаты. Вроде бы я был один, а в соседней комнате родители, и бояться нечего, но я вспотел за секунду и настолько сильно чувствовал присутствие кого-то в комнате, что не мог даже отвернуться, потому что было ощущение, что этот человек здесь, в комнате, и наблюдает за мной. Я не знаю почему, но мне стало тяжело дышать, а слезы полились прямо ручьем, и все это просто от того, что я услышал эту фразу во сне. Он был в комнате и смотрел, наверное, на меня в ту минуту.
Возможно, это и был знак, что жизнь надо изменить, и я пришел сюда, а это очередное жизненное испытание, которое надо пройти. В течение всей жизни нас будут ждать трудности и опасности, через которые нам необходимо будет проходить. Жизнь — это череда потерь и находок, побед и поражений, но ради огромной победы нужно принести в жертву сотню поражений.
— Вы меня убедили, доктор, — пустил остроту Франсуа.
— И Ваше присутствие на этой войне не случайно. Вы потеряли семью, но это испытание для новой находки и победы. Мы сами иногда этого не замечаем, но ведь все плохое возвращается тому, кто причинил нам боль и страдания. Ведь действительно есть такое, или и это будете отрицать?
— Да, я сам много думал об этом. Я помню, встречался с девушкой еще в юношестве. Наша любовь была чистой, невинной. Но в один день она изменила мне, предала и принесла мне много страданий. Она мне изменила, а виноват в этом был я, представляешь, — так она мне сказала. Она ушла к другому мужчине, намного старше, чем я, и вроде была счастлива. Но через год я встретил ее, она была вся грустная, заплаканная и рассказала, что рассталась со своим Казановой. Он использовал ее и выкинул, как она меня. Я тогда и задумался, что ей вернулись мои страдания, и то, как она поступила со мной, возвратилось двойным платежом к ней. Я не осуждаю ее, но до сих пор, по истечении многих лет, она несчастна. Она классная девушка, и мы могли с ней построить семью, родить детей, но она гуляла с другими, а потом оставалась одна. Я женился, а она так и продолжала гулять по пабам и пивным с различными мужиками. Это и есть бумеранг. У нее было все. Я, конечно, не считаю себя идеальным примером для мужа и отца семейства, но я не худший вариант. Она сменила одного меня на сотню тех, кто хуже. И в этом виновата только она.
Я долго задумывался об этом законе бумеранга и о возвращении деяний. Люди сами порождают это, понимаешь? Здесь вопрос не в Божьей силе, что он наказал ее за измену мне и наказал на всю оставшуюся жизнь. Ведь если посмотреть на ее семью, то у нее и мама такая же, и уверен, бабушка не ушла далеко. Она варилась в этом котле измен с детства, наблюдала за изменами матери и привыкла к этому. Она с младенчества видела, как родная мать водит домой разных мужчин, и считала это нормой поведения. Так у нее это и сложилось. Сколько я ей ни объяснял, сколько ни говорил, она вроде соглашалась со мной, но в момент ссоры она забывала всё и шла, как паровоз, не осознавая. Я уверен, жизнь ее будет долбить и дальше, если она еще жива. Но это не Бог, а собственная неосознанность. Мы этим и отличаемся от животных, так как мы способны учиться на своих ошибках и меняться, а те, кто не умеют меняться, так и живут. И если у этой девушки будет дочь, то и дочь будет такая же, и внучка, если одна из них не включит какой-то механизм в голове и не поймет, что источником всех бед является она, а не подлость окружающих мужиков. А у этой девушки все были вокруг идиотами. Даже родная семья, друзья, близкие не вызывали у нее уважения, и она никого не слушала, а тупо шла вперед, страдая, но откровенно не понимая этого. Вот и весь закон бумеранга, сынок. Потом в университете я встретил Вивьен, и жизнь стала счастливой, до того самого момента, пока твой Бог не отобрал у меня всё.
— Это психология, я в ней не очень-то понимаю, простите, — ответил с досадой Вернер.
— Ничего, ты еще вырастешь, если живым останешься, и осознаешь много вещей. У тебя еще вся жизнь впереди, чтобы закопать сделанные тобой воронки, — посмеялся Франсуа.
Словно гром среди ясного неба, со стороны французских позиций в ночное небесное полотно взмыла осветительная ракета, озаряя всё вокруг. Линия света прошла через Вернера и Франсуа, и в этот секундный момент они посмотрели друг другу в глаза. Взгляд одного был напуганный и чуть наивный, а молочные белки глаз второго, ярко выделяющиеся на черном от копоти лице, несли в себе отчаянную пустоту. Из всей драмы этой ночи на всю жизнь Вернер запомнит только этот взгляд, освещенный сигнальной ракетой и устремленный прямо на него. После сигнальной ракеты, в нескольких километрах отсюда французы предприняли попытку атаки. Схватка продолжалась всю ночь, подсвеченная ракетами. Вернер заполз наверх по склону воронки и мог наблюдать разворачивающиеся вдалеке события. Отсюда ночной бой казался миниатюрой: вдалеке виднелись маленькие человечки, бегающие в разные стороны, вспышки света, мерцающие на небосводе, грохот от разрыва снарядов.
— Мы не на земле, мы в аду, — произнес он.
Франсуа не волновало происходящее, он сидел на дне воронки, абсолютно спокойный, не реагировавший на далекую схватку:
— Такое здесь происходит уже две недели, если не больше, а под Верденом и глаз сомкнуть нельзя было, ты только не высовывайся слишком сильно, а то первая пуля — твоя, — ответил француз.
Глава 4
Исход
Солнце еще не собиралось показываться на горизонте, и у солдат майора Райнера еще оставалось время для передышки, написания писем домой родным и несколько часов для отдыха. Майор вышел из своего блиндажа и медленной, уставшей походкой брел вдоль окопа, оглядывая солдат. Каждый из них был грязнее чёрта, и от всех исходил запах застоявшегося и прогорклого пота и грязи, издававшей зловоние. Майор посмотрел на луну, что висела над полем брани, словно приколотая булавкой или чем-то острым. Как и у многих, его голову заполняли мысли о возможной гибели в предстоящей атаке: как бы ты ни старался, но ты не сможешь выгнать эти мысли, и последние часы перед атакой являются самыми томящими и долгими. Он чувствовал ответственность за каждого своего солдата, и его боязнью была ноша, которую он нес на себе. От его действий зависела жизнь нескольких сот человек и с этим нелегко было смириться. Когда они все погибают, а ты остаешься в живых, то ты всегда будешь видеть эти лица, помнить эти имена. Где-то в конце толпы тебе всегда будут мерещиться эти люди, которым ты пообещал жизнь, но отправил их на смерть.
Майор понимал, что это будет его последняя атака. Идя по траншее, он увидел одиноко сидящего солдата, пишущего письмо, и решил сесть к нему.
— Как дела, солдат? — спросил Райнер с улыбкой, словно был навеселе.
Солдат оглянулся, но не стал вставать, сил уже не было.
— Спасибо, майор. Вот, стараюсь написать письмо жене. Не знаю, что ей рассказать.
— Напиши просто, что любишь ее, и когда все это закончится, ты вернешься к ней.
— Да, майор, это обязательно надо написать. Если бы вы знали, как я скучаю по дому, по нашей гостиной, по камину и креслу, стоящему перед ним. Когда я каждый вечер садился в него, а жена подходила сзади, обвивая меня руками, говорила мне самые теплые и нежные слова — это было обычной жизнью, но я бы все отдал, чтобы оказаться сейчас дома.
— Да, солдат, я тоже скучаю по домашним.
— Как вы думаете, майор, мы вернемся завтра живыми?
— Конечно, рядовой, и речи быть не может. Это наш долг, и мы обязаны его выполнить, но главное — береги себя, что бы ни случилось, заранее выбирай цель и укрывайся за каждым укрытием, которое увидишь.
— Я слышал, что 102 дивизия вчера шла в атаку на северном берегу, и в живых осталось всего лишь 50 человек. Представьте себе, 50 — из нескольких тысяч. Каковы шансы наших трех сотен?
— Не бери в голову, солдат, это мешает.
Сказав это, майор Райнер положил солдату руку на плечо, встал и ушел дальше по окопу, садясь и разговаривая с каждым, кто не находил себе места в компании других однополчан и проводил эти последние часы, смотря в глаза одиночеству.