Серебряный туман (ЛП) - Вильденштейн Оливия

Она вывела машину с подъездной дорожки.

— Что заставило тебя повесить это себе на шею?

— Традиция Готтва. Женщины делали татуировки на шее после своего первого убийства, — что, чёрт возьми, побудило меня добавить эту последнюю часть? Был ли это способ признаться без исповеди?

Касс вдавила ногу в педаль тормоза. Моё тело дёрнулось вперёд.

— Ты кого-то убила?

Я моргнула на неё, побледнев.

— Что?

Она указала на мою шею.

— Ты только что сказала, что женщины получают их…

— Я просто имела в виду, что это была традиция Готтвы. Это выделяло самых сильных женщин.

— Значит, это для того, чтобы показать всем, что ты теперь крутая?

Мои губы дрогнули в унылой улыбке.

— Именно.

— Твоя мама гордилась бы тобой. Соблюдение традиций Готтва и всё такое.

Моя дорогая мама. Гордилась бы она этим? Нет.

— Она бы взбесилась.

Касс приподняла бровь.

— А что подумал твой отец?

— Он ещё этого не видел, — Каджика стёр его разум, так что он забыл об этом. — Он, вероятно, возненавидит это.

— Что бы там ни было. Это твоя шея. Твой выбор. Тебе ведь уже не тринадцать. Кстати, о тринадцати годах, я решила развести костёр на пляже в честь своего дня рождения. Ты спрашивала… Дерьмо. Мне жаль. Ты, наверное, не хочешь, чтобы он был там.

Я плотно сжала губы и кивнула. Не то чтобы я не хотела, чтобы он был там, но я была совершенно уверена, что он не захочет там быть.

— Я пригласила Лару и Джоша. Ты слышала, что они помолвлены? Насколько это безумно? Я также спросила Робби. Он сказал, что приедет и приведёт кое-кого из своих приятелей из Корнелла и…

Она продолжила перечислять наших школьных друзей, затем перешла к своим друзьям из летнего лагеря. Когда мы припарковались перед прибрежной пекарней, она всё ещё рассказывала мне о сплетнях.

— О, и Мара тоже ждёт ребёнка! Она должна родить этим летом, как и Фейт. Но она замужем за отцом ребёнка.

— То есть, по сути, весь штат Мичиган собирается на вечеринку по случаю твоего дня рождения?

Касс ухмыльнулась.

— В общих чертах.

Она схватила сумку с заднего сиденья и вынула ключ из замка зажигания.

У Астры было занято. Фейт бегала по пекарне, неся поднос, уставленный кружками и покрытыми глазурью пирожными. Её щеки раскраснелись и блестели от пота. В ту секунду, когда она увидела Касс, она выдохнула, но затем её голубые глаза сузились на мне.

Я последовала за Касс за белую мраморною столешницу и через вращающуюся дверь. Мгновение спустя Фейт ворвалась в кладовую.

— Что она здесь делает?

— И тебе привет, Фейт, — сказала я.

Касс сняла джинсовую куртку и повесила её на крючок в стене.

— Она пришла потусоваться…

— Это настоящая работа, Касс, а не игра, — огрызнулась Фейт.

Касс закатила глаза.

— Остынь, Фейт. Я знаю, что такое работа.

— Если у тебя есть лишний фартук, я помогу.

— У меня нет денег, чтобы заплатить вам обеим.

Я засунула руки в карманы толстовки.

— Ты не обязана мне платить.

— Ты сделаешь это бесплатно? — тёмно-янтарные брови Фейт почти сошлись на её бледном лбу. — Почему?

— Потому что я живу дома и не нуждаюсь в деньгах.

— Правильно, — она сложила руки на животе, который теперь раздулся. — Твой новый парень, должно быть, платит за всё.

Я решила не поддаваться её тону, хотя Фейт была настоящим профессионалом, когда дело доходило до того, чтобы проникнуть мне под кожу.

— Ты меня знаешь. Я всецело за подачки.

Фейт отпрянула назад, её блестящие рыжевато-каштановые волосы рассыпались по плечам. Ей потребовалось мгновение, чтобы оправиться от шока, вызванного моим признанием. Хуже всего было то, что она действительно мне поверила.

— Хорошо, но сними толстовку и шарф. Ты выглядишь как придурок.

Я уже собиралась огрызнуться в ответ, но решила позволить своему горлу говорить. Поэтому я развернула свой шарф и расстегнула толстовку. Глаза Фейт вылезли из орбит.

— Что, чёрт возьми, у тебя на шее?

Глупая пыль твоей матери. Очевидно, я этого не говорила.

— Что-то у меня на шее?

Я провела ладонью по тому месту, на которое она смотрела, затем подошла к зеркалу, висевшему рядом с дверью.

Касс рассмеялась.

— Она сделала тату. Я думаю, что это довольно круто.

Фейт вручила Касс фиолетовый фартук, затем бросила один мне.

— Подожди, пока её кожа не обвиснет.

Мои губы изогнулись в улыбке. Фейт была жестоко честной девушкой, но в эти дни я всерьёз предпочитала честность ударам в спину.

— Оставь шарф, Кэт. Я не хочу, чтобы клиенты убегали, потому что они думают, что ты байкерская мотыга из Раддингтона.

Я фыркнула.

— Это холодно, кузина, — сказала Касс, завязывая свои тёмные волосы в конский хвост.

— Что ж, это правда. У кого на шее огромная филигранная татуировка?

— Могло быть и хуже. Это могло быть у меня на лице.

Она поморщилась, как будто порция текилы попала ей в дыхательные пути.

— Прошу прощения! — раздался голос.

— Возьму, — сказала Касс, входя в дверь, чтобы обслужить клиента.

Я повязала фиолетовый фартук с логотипом золотой кометы и звезды вокруг талии, затем снова обернула шарф вокруг шеи.

— Поздравляю. Кстати, — я указала на её живот.

Она покраснела, и веснушки, покрывавшие её нос, потемнели.

— Не утруждай себя попытками быть милой. Я знаю, что я тебе не нравлюсь.

Я была застигнута врасплох.

— Я честно это имела в виду. Возможно, мы не очень хорошие друзья — вообще не друзья, — но это не значит, что мои чувства распространяются на невинную жизнь в твоём животе.

Фейт откинула волосы назад.

— Разве ты не врач-стажер?

Я нахмурилась. Собиралась ли она попросить меня принять роды у неё?

— Да, но…

— Позволь мне поделиться с тобой кое-чем, чему я научилась пять месяцев назад. Младенцы не растут в животе. Они растут в матке матери.

Я чуть не рассмеялась. На самом деле, это была ложь. Я рассмеялась. Согнулась пополам. И это было даже не так уж смешно.

Спокойное сучье лицо Фейт исказилось оживлённой улыбкой, которая не исчезла, когда она развязала фартук и схватила пальто и сумочку. Перед уходом она сказала:

— Ты можешь оставить чаевые себе.

Это могло показаться мелочью, но для Фейт позволить мне сохранить что-либо ценное было крайней уступкой. Как и мистер Гамильтон, она не была щедрой, хотя, в отличие от мистера Гамильтона, была воспитана с деньгами.

Её отец был богатым человеком. Может быть, потому, что он был фейри. Все фейри казались состоятельными. Когда я присоединилась к Касс в шумной пекарне, я задумалась об отце Фейт. Я задавалась вопросом, жив ли он ещё. Мне стало интересно, живёт ли он в Неверре.

Когда клиенты начали расходиться, и стало относительно тихо, я спросила Касс о нём.

— Как его звали?

— Питер.

— У тебя есть фотография?

— Есть одна в туалете для сотрудников.

— В туалете?

— Да, — она выровняла оставшиеся кексы. — За рулонами туалетной бумаги.

— Серьёзно? Вот где она хранит его фотографию?

— Ну, он действительно разбил сердце Стеллы.

Засунул бы Эйс мою фотографию в свой шкафчик в туалете? У него вообще была моя фотография? Зная его, если бы и была, то, вероятно, сжег бы её. В следующий раз, когда я пошла в туалет, я проверила закрытый шкаф, и, конечно же, за чёрным резиновым поршнем был портрет мужчины с загорелым овальным лицом, покрытым щетиной, носом, тонким, как хлебный нож, колючими каштановыми волосами и карими глазами. Несколько симпатичный, но суровый на вид.

Я сфотографировала его. У Фейри было на меня досье. Нормально только завести на них досье, получить немного рычагов воздействия. Особенно теперь, когда я сожгла мосты с единственным фейри, которому я нравилась.

Берегись, мир, Катори Прайс наконец-то становится умнее.

Или моё здравомыслие пошатнулось по краям. Это тоже было реальной возможностью.