Серебряный туман (ЛП) - Вильденштейн Оливия
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Папины губы изогнулись в улыбке.
— Я бы поспорил, что жить с тобой скучно.
Я ухмыльнулась.
— Тебе не может надоесть тот, кто заставляет тебя хотеть рвать на себе волосы.
— Что? Я? — поддразнила я.
— Эта татуировка…
Он покачал головой, но, по крайней мере, больше не хмурился.
В первую неделю, когда я сняла шарф, он не мог смотреть на меня без того, чтобы не впиться взглядом в мою шею, как будто это причинило ему боль.
— Тебе не может надоесть тот, кто кормит тебя слишком большим количеством вкусной еды. Который наполняет холодильник твоим любимым пивом. Кстати, вся моя одежда становится тесной.
— Хорошо.
Папа улыбнулся.
— Тебе не может надоесть тот, кто так хорошо заботится о тебе. Как у тебя вообще хватает времени на всё, что ты делаешь, учитывая твою новую работу, в которой, как мне все говорят, ты преуспеваешь?
Я закатила глаза.
— Я не настолько хорошо спра…
— Жена Джорджа восторгалась твоими кексами с клубничным джемом. Весь вечер.
Я сцепила руки, потирая костяшки пальцев. Я не была поклонником комплиментов. Я не знала, как с ними обращаться. Я точно так же относилась к подаркам — неловко.
— Просто следую рецептам Астры, — тихо сказала я.
— Ты покидаешь меня?
— Что?
— Так вот почему Лили переезжает жить к нам? — он показал воздушные кавычки при слове «нас». — Потому что ты не доверяешь мне быть одному?
— Нет, папа. Лили переезжает жить к нам, потому что ей действительно нужно где-то остановиться. Я никуда не собираюсь уходить.
— Тебе позволено, ты знаешь.
Его взгляд был прикован к его босым ногам, к его длинным узким пальцам, которые были бледнее, чем остальная часть его кожи. Как и я, он загорел. В отличие от меня, он загорел рыжим, я загорела коричневым, как моя мать.
— Кэт, жить с моей малышкой — это мечта, ставшая явью, но это моя мечта. Не твоя. Тебе нужно вернуться к своей жизни. Покори тот мир, который ты так упорно стремилась покорить с тех пор, как дедушка научил тебя определению этого глагола в зрелом возрасте четырёх с половиной лет.
Забавно, что папа помнил то, что я не помнила. Я прислонилась к нему.
— Папа, я счастлива быть здесь с тобой. Воистину, так оно и есть.
— Я просто говорю… Теперь я в порядке.
— Я рада, что с тобой всё в порядке, но я всё равно никуда не уйду.
Он погладил меня по плечу.
— Я заметил, что ты снова убрала колокольчики.
— Шум беспокоит Лили. Но на этот раз я их не выбросила.
Прошло долгое мгновение.
— Я вроде как рад, что ты их сняла.
— Действительно?
Я отодвинулась от большого, крепкого мужчины, который непоколебимо любил меня последние девятнадцать лет.
— Да. Несмотря на то, что я не пытаюсь стереть твою маму, я пытаюсь исцелиться, и эта штука разрывала меня каждый раз, когда я слышал её звон.
— Я думала, ты хотел, чтобы они были там.
— Мне не понравилось, что ты их выбросила, но, — он сглотнул, — Я рад тишине.
Долгое время мы оба молчали. Потом папа сказал:
— Ты смотрела новый эпизод «Кровавой линии» без меня?
— Нет.
— Хочешь посмотреть?
Я кивнула, включила телевизор и прижалась к отцу. Но потом я посмотрела на закрытую дверь и бросилась к ней. Постучала. Пару секунд спустя выглянула Лили, одетая в леггинсы и футболку, которые я ей одолжила. Они сидели на ней мешковато.
Когда она увидела моего отца, её глаза расширились.
Тёплая улыбка изогнула его губы, когда он что-то написал.
Она улыбнулась. Написала что-то в ответ.
— Хочешь пойти и посмотреть с нами телевизор? — спросил он, используя свой голос вместо рук.
Лили, вероятно, привыкла к модным обедам и гламурным вечеринкам — смотреть телевизор с нами на потёртом диване, вероятно, было не её любимым занятием.
Удивительно, но она последовала за мной в гостиную и неподвижно села на один конец дивана.
Папа взглянул на меня. Я прикусила губу. Я не думала, что, сказав ей устроиться поудобнее, она почувствует себя комфортно, поэтому я ничего не сказала. Перед началом эпизода папа посвятил её в сюжет шоу. Она слушала с таким восхищением, что можно было подумать, будто папа объясняет механику чёрных дыр. Когда я нажала кнопку воспроизведения, она ещё немного откинулась на спинку дивана.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Я взглянула на её профиль, освещённый экраном. Никогда в своих самых смелых мечтах я не могла представить, что буду жить с Лили Вуд, и у меня было несколько довольно смелых снов. Большинство из них о её брате и охотниках, похороненных на нашем заднем дворе.
Ещё один охотник появился в моих снах пару ночей назад. Приземистый мужчина, обсуждающий условия соглашений Якоби с Негонгвой. Голос человека, в котором я обитала, был громким, его слова резкими, ноги короткими, волосатыми и мускулистыми.
Туман и сильный, пряный запах мужчины атаковали мои чувства, мешая сосредоточиться на их разногласиях. Когда я проснулась, в памяти всплыло только одно слово: ноквад. Остальное оставалось таким же расплывчатым, как воздух внутри парилки.
Я посмотрел «ноквад» в словаре Леи.
Ноквад означал туман.
Туман напомнил мне о Ночи Тумана — единственной ночи в Неверре, когда Неблагие могли выйти из своего подземного дома и повеселиться со своими Благими братьями и сёстрами.
Я вздохнула и глубже зарылась в пушистые подушки позади себя, подтянув ноги к себе. Клянусь, я была уверена, что духи действительно могут посещать мой разум.
Я почувствовала, как Лили посмотрела на меня. Если бы она могла заглянуть в мои мысли, то, наверное, отправилась бы в путь. Я посмотрела на неё и улыбнулась. Она отвернула голову и уставилась в телевизор.
Эйс доверял мне, что всё ещё приводило меня в замешательство, но не Лили. И я поняла. Я поцеловала её бывшего жениха, порвала с её братом, прижалась к Каджике. Насколько ужасно было её положение для того, чтобы её брат предложил жить со мной?
ГЛАВА 19. ЕЩЁ ОДНА КАСТА
На следующее утро я должна была тренироваться с Каджикой. Я не была совсем уверена, будет ли любезно оставить Лили одну в её первое утро, но я не позвонила, чтобы отменить встречу. Ему нужно было знать, что Лили живёт со мной. Ему нужно было предупредить других охотников, чтобы они держались подальше. Не то чтобы кто-то осмеливался подойти к моему дому с тех пор, как они напали на меня со стрелами из рябинового дерева.
Когда пикап с грохотом въехал на кладбище в девять часов, я просунула большие пальцы в петли джинсов и неторопливо спустилась с крыльца. Каджика нахмурился, когда заметил, что на мне нет спортивной одежды, но затем его хмурый взгляд превратился в одобрительный кивок.
— Хорошая мысль, Катори. Ты не всегда будешь в эластичной одежде.
Должно быть, я дёрнулась от удивления, потому что его брови сдвинулись.
— Разве учиться драться в жесткой одежде не входило в твои намерения?
Если бы его взгляд не был устремлён куда-то поверх моего плеча, я могла бы подразнить его за его комментарий о жесткой одежде.
Папа ушел завтракать с Би, а Милли ещё не появилась, чтобы определить причину смерти нового трупа в нашем подвале, так что оставалась Лили. Она стояла в открытом дверном проёме, её тонкая рука вцепилась в дверь, как будто от этого зависело её равновесие.
Я повернулась к Каджике, чтобы объяснить.
Его пристальный взгляд врезался в мой с силой удара.
— Что здесь делает Лили Вуд?
Я положила предплечья на грузовик.
— Лили Вуд живёт со мной.
— Что?
— Она разорвала свою помолвку с Крузом.
— Я не понимаю связи.
— Разрыв такой связи приведёт к тому, что тебя вышвырнут из Неверры, — сказала я тихим голосом.
Я не думала, что Лили нуждалась или хотела вновь пережить ужас своего решения.
Он снова оглянулся мне за спину, но Лили уже отступила в тень дома.
— Как долго?
— До тех пор, пока она не уйдёт, — прошептала я.