Белая змея - Танит Ли

Черный закорианец сломал линию, оказавшись позади трех лидеров, которые уже миновали место крушения шалианской колесницы. Одно из крайних животных сумело освободиться от обломков, теперь его держал только недоуздок, прикрепленный к перекладине дышла. Никто, кроме закорианца, не обратил на это внимания. Зрители, наблюдавшие за ним, увидели, как он выхватил узкий кинжал, который участникам состязаний разрешалось использовать в случае жизненной необходимости, и стал кричать и ругаться на хиддракса, чтобы тот двинулся с места. Проносясь мимо обломков, закорианец нагнулся, проявив смелость и мастерство, и перерезал недоуздок, удерживающий животное.

В Старом Закорисе скачки долгие века были кровавым и жестоким искусством. Все знали, что любой колесничий Вольного Закориса хранит в себе доблести былых времен. В Элисааре, где дорожили скаковыми животными, подобные выходки не находили одобрения.

Тем не менее это был ловкий прием. Перепуганный хиддракс с истерическим ржанием понесся прочь от обломков в сторону колесниц кандийца и корла.

Кандиец ушел влево, обогнув и животное, и обломки. Корл, держась поодаль от кандийца, под напором других колесниц взял правее, бешено лавируя, пока перед ним выплясывал неуправляемый хиддракс. Неожиданно тот метнулся прямо к его упряжке, пытаясь пробежать между животными. В следующий миг пугливые хиддраксы взбесились. Серо-стальные щиты, прикрывающие колеса корла, взмыли в воздух — и опустились не на землю, а прямо на обломки шалианской колесницы. Объятые ужасом, животные корла бросились в разные стороны.

У корла был единственный шанс на спасение, и он его не упустил. Перекрывая гул трибун, он неистово выкрикнул имя своей богини и, имея лишь мгновение, чтобы справиться с хиддраксами, ударил кнутом, беспощадно, не отдергивая, но направляя их сквозь панику прямо по останкам погибшей колесницы, чью гордость и честь, как он и обещал шалианцу, сокрушили копыта и колеса.

Общеизвестно, что ноги хиддраксов очень хрупки, хотя и созданы для бега. Подкованные и укрепленные металлом, подгоняемые хлыстом и огнем, они спотыкались, но скакали. И даже когда разбитая колесница под ними загорелась, они прорвались через ее обломки — обезумевшие, растерянные, с трудом приходящие в себя, но все же бегущие туда, куда надо.

Над стадионом взлетел безумный вопль в честь корла — теперь его цвета нравились всем. Он был самым молодым участником гонок, красивым юношей, а храбрость и находчивость в Саардсинмее редко остаются без похвалы и восхищения.

Желтый шалианец стенал, пойманный в ловушку платформы. Его колесница горела в огромных клубах дыма, его упряжка лежала рядом, дожидаясь уничтожения.

Кинув взгляд через плечо, Лидиец увидел позади шансарца и желто-голубого шалианца. Корл, черный силуэт на фоне пламени, оказался за ними — на последнем месте, но живой благодаря руке Коррах.

Когда восточный поворот был пройден в третий раз, в толпе уже кричали: «Двери! Двери!», приказывая открыть и без того распахнутые настежь южные ворота, за которыми застыла в ожидании улица, словно кто-то мог пропустить их.

Южные ворота удобнее всего проходить, находясь на правой стороне круга. Завершая западный поворот, отт-авантюрист резко рванул вправо, неосторожно пройдя перед носом у джовианца и таддрийца. Такой глупый и неуклюжий маневр, совершенный менее храбрым и умелым, придирчивая толпа признала бы ошибкой. Отт пережил несколько острых мгновений. Таддриец же, разъяренный тактикой и расчетливостью джовианца, тоже попытался проделать нечто подобное, протаранив борт красно-черной колесницы под шипение и ругань трибун.

Колесница джовианца качнулась, но не сбилась с курса. Аристократ или нет, джовианец слушал проклятья разбойника, пока упряжки мчались плечом к плечу. Затем, не выдержав напряжения, таддрийская колесница отступила, словно потеряв надежду на преимущество. Однако когда джовианец начал поворачивать направо, таддриец снова пошел на таран. На этот раз от удара красно-черная колесница накренилась, встала на одно колесо, закрутилась и упала. Трибуны взревели с элисаарской жаждой мести. В клубах пыли и сполохах света джовианец, казалось, сгинул, попав под копыта, но когда он появился снова, рев трибун удвоился. Прыгнув в колесницу таддрийца, племянник наместника Джоу принялся кулаками вбивать в разбойника стадионные правила приличия. Красно-черная колесница грудой лежала на трассе, а охристо-коричневая понеслась наискосок (кандиец, закорианец и Лидиец чудом не столкнулись с ней) и врезалась в ограждение, однако мужчины в ней продолжали драться под пронзительное, как девичий визг, ржание хиддраксов.

Отт уже достиг западного поворота, далеко справа, когда закорианец, дождавшись подходящего момента, проскочил мимо него в изящную арку, украшенную орнаментом. За ним последовали кандиец, Лидиец, шансарец. Удивленный отт обнаружил, что позади остались только шалианец — самый левый — и корл.

Южные ворота на Пятимильную улицу стояли широко распахнутыми. За ними виднелся огромный бульвар, а по обе его стороны застыл в ожидании город.

Ревя хвалебную песнь разрушительного упоения, стадион смотрел, как одна за другой сверкающие огненные колесницы завершают поворот, мчатся по прямой и исчезают в воротах, стараясь догнать идущих впереди.

Желтый шалианец, таддриец и джовианец вышли из игры: три сломанных колесницы, погибшие животные, живые, но израненные и озлобленные люди. Трибуны наполнились вздохами сожалений, скрежетом зубов и разговорами о грядущих утром самоубийствах неудачливых азартных игроков.

Желто-голубой шалианец дважды толкнул его во время гонки на стадионе — отнюдь не великое событие, почти не привлекшее внимания зрителей на фоне других катастроф. Теперь шалианец остался позади, так же, как и корл, а шансарец в золотом и эмалево-белом приближался.

Регер не тратил времени ни на них, ни на торговца-отта, которому стоило бы сидеть дома с тюками и корзинами. Впереди перекрывали путь кандиец и непредсказуемый закорианец, пыль из-под колес и искры своего же факела летели ему в лицо.

Казалось, Пятимильная улица ограждена драгоценными узорами, сотканными из огней и криков. Флаги и знамена неслись мимо нескончаемым потоком, все смешалось в стремительном ветре гонки. Расстояние, которое во время неторопливой прогулки преодолевают за час, они миновали за минуту, не более — их неимоверная скорость складывалась из энергии колесниц и упряжек, из биения сердец животных и трепета разумов людей. Все проносилось, подхваченное потоком ночи.

Улица слегка изгибалась с востока на запад — случайность, послужившая к вящей гордости Саардсинмеи. Далеко впереди высилась темная громада портовых ворот, украшенная огнями. А сразу за ними находился опасный поворот направо, хотя пока все повороты шли по левую руку, как на стадионе.