Князь Кий - Владимир Малик

Пошли и поляне, вопреки своей воле и своему желанию, — завоевывать гуннам новые земли, подчинять чужие племена, а ненасытному Аттиле добывать молодую жену и корону ромейского императора.

Шли они с Еллаком.

Стояла весна. Цвели сады. Свежей зеленью покрылись поля, и леса, и горы. Только там, где прошло гуннское войско, оставался страшный черный след. Земля стоптана, села разграбленны, крепкие крепости с каменными и земляными стенами взяты приступом и разрушены. И везде — трупы, трупы, трупы. Заслышав о приближении гуннов, ромеи бросали все на произвол судьбы и убегали куда глаза глядят.

Так Еллак прошел вплоть до истока Дуная и здесь соединился с Аттилой, который решил сначала покорить Галлию, где собиралось ромейское войско, а потом, на обратном пути, зайти в Италию, чтобы освободить Гонорию.

Как черная туча, двигались гунны по чужой стране. И везде пылало человеческое жилье и лилась кровь.

Наконец пришли к Каталонским полям, где протекает река Сена. И здесь Аттила остановился. Путь ему пересекли ромеи с вестготами и союзными племенами — аланами, которые от гуннов убежали из Северного Кавказа аж в Галлию[26], франками, саксонами, бургундцами, брионами и многими другими. И вели эту силу ромейский патриций Аэций, тот же Аэций, который в юности был заложником у гуннов и дружил с Аттилой, и король вестготов Теодорих с двумя сыновьями — Торисмундом и Теодерихом.

Узнав, что его противником является Аэций, Аттила так вспылил, что весь посинел, и у него из носа хлынула черная кровь. Волхвы заговорили ее, и каган поклялся Тенгри-ханом схватить Аэция и убить его.

Он прибег к хитрости — заслал послов к королю аланов Сангибану, чтобы тот переметнулся на его сторону. В страхе перед будущим Сангибан согласился. Однако ему не посчастливилось сделать этого.

Предупрежденые верными людьми, Аэций и Теодорих поставили аланов посредине между своими войсками и пристально стерегли аланского короля.

Тем временем Аттила узнал, что многие союзные вожди колеблются — биться им на стороне гуннов, которые покорили их, или перейти к ромеям и вестготам.

Впервые в жизни испугался вождь гуннов и приказал привести к себе волхвов-гадальщиков, чтобы предсказали будущее.

Стали те волхвовать — всматриваться, по своему обычаю, то во внутренности жертвенных животных, то в какие-то жилки на очищенных ножами костях. И все собравшиеся ждали, что они скажут.

— Ну? — не сдержался Аттила.

Смущенные волхвы переглянулись, и старший, возведя вверх руки, прорек:

— Великий каган, боги предвещают беду гуннам. Многих своих сыновей позовет к себе Тенгри-хан, заплачут гуннские жены на берегах быстробегущей Тиссы и тихого Дуная.

Аттила посерел.

— Ну, и все? В каждой битве бывают с обеих сторон большие потери. Кто же победит?

— Боги не говорят об этом. Но утешением для тебя и для всех нас будет то, что в следующей битве погибнет верховный вождь противоположной стороны и своей смертью затмит для своих торжество победы.

Долго молчал Аттила, погруженный в размышления, обеспокоенный грозным увещеванием. Тяжелые предчувствия угнетали ему сердце, омрачили чело. В конце концов он сказал:

— Короли, князья, вожди и старейшины! Не для того пришли мы сюда, на край света, чтобы отступить без боя! Я хочу гибели Аэция и добьюсь ее — во что-нибудь не стало! Хотя бы и ценой собственной жизни!.. Поэтому — начнем!

Расставил он свои силы так, что сам с гуннами очутился посередине огромного войска, какого не собирал, с тех пор, как солнце светит, ни один военный вождь, а на крыльях встали союзные племена — гепиды, остготы, бургундцы, турингцы, словены, венеты.

И тронулись гунны вперед, чтобы занять вершины холмов, которые отделяли их от врага. Но не успели пройти и половины пути, как войска Аэция и вестготского короля Теодориха ударили по их рядам. И откатились гунны, а ромеи заняли те вершины и укрепились там.

Тогда Аттила сказал своим соплеменникам, желая подбодрить их:

— Гунны! Вы победили огромное количество племен. Теперь к вашим ногам, если вы и здесь победите, упадет весь мир! Вы созданы Тенгри-ханом для войны, и ничто другое не привычно вам так, как война! Потому что нет ничего любимее храброму воину, чем своей рукой наносить удары врагу? Насыщать свой дух местью — это великий дар природы! Поэтому, быстроногие и легкорукие, нападем на врага, потому что всегда смелый тот, кто наносит удары первый!.. Презрейте и пренебрегите теми разноязычными племенами, которые встали сейчас против вас: защищаться общими силами — это признак страха!.. Смотрите! Еще до вашего натиска они уже боятся вас: ищут высоты, занимают курганы и в запоздалом раскаянии мечтают об укрытии в степи. Вам же известно, какие трусливые ромеи: им страшна не только первая рана, но и сама пыль, которая вздымается, когда они идут боевыми порядками и смыкают свой строй под укрытием щитов — черепахой!.. Пусть возвысится ваш дух, пусть в ваших сердцах закипит неистовство!.. Теперь, гунны вперед — пустите в ход ваше оружие! Кто будет ранен, пусть добивается смерти противника, а кто останется невредимый — пусть насытится кровью наших врагов!.. Тех, кто идет к победе, не поражают никакие стрелы, а кому суждено было умереть того смерть найдет и в теплой постели, под боком у жены!. Наконец, для чего судьба сделала гуннов победителями стольких племен? Разве не для того, чтобы после этого боя вы стали обладателями всего мира?… Я не сомневаюсь в последствиях битвы — вот поле, которое предвещает нашу славную победу! И я первый пущу стрелу во врага! А кто надеется отсидеться в уюте, когда Аттила бьется, тот может считать себя заранее похороненным!

С этими словами он поднялся на стременах, натянул лук и пустил во враждебную сторону стрелу.

И тогда, воодушевленные его словами, гунны хлынули в бой. За ними пошли и подчиненные им племена.

Началась битва — свирепая, ожесточенная, упорная. Полноводный ручей, который пересекал Каталонские поля, разлился в низких берегах от крови и превратился в бурный поток.

Аттила с лучшими гуннскими полками пытался расколоть ромейское войско и захватить Аэция. Но сбить ромеев с холмов не смог. Подвластные гуннам племена бились без запала, потому что никому не хотелось умирать за своих угнетателей. Все они медленно начали отступать.

Не остановило этого отступления даже принесенное вестником известие, что погиб верховный вождь противника.

Аттила неописуемо обрадовался. Аэций погиб! Бывший друг, который стал самым ненавистным врагом! Предсказание волхвов сбывается!

— Гунны, вперед! Вы слышите — Аэций погиб! Враждебное войско обезглавлено! Еще один натиск — и мы победим!

Он бросался от рода к роду, кричал, подбадривал, угрожал, заворачивал отступающих и шел впереди них в бой.

Но ничего не помогло — гунны отступали. Ко всему — налетела конница вестготов, расколола их строй и чуть не затоптала самого Аттилу. Он вынужден был убегать, как последний трус, и спасся только потому, что спрятался вместе с лучшими мужьями и телохранителями в лагере, сделанном из телег.

Всю ночь отбивал он натиск ромеев и вестготов, готовясь к наихудшему. Чтобы не попасть в руки врага, готов был сжечь себя, и для этого приказал посреди лагеря разложить из конских седел большой костер. Но до этого не дошло.

Ночная темнота все сгущалась и сгущалась — и битва медленно утихла.

А утром стало известно, что погиб не Аэций, а старый король Теодорих который во время атаки упал с коня и был растоптан своими же.

Аттила чуть ли не плакал: битва проиграна, и ненавистный Аэций живой!

Тем временем взошло солнце, развеялся туман — и все ужаснулись. Безграничное пространство сплошь покрыто трупами. Везде стонали раненые. Бродили в поисках не залитой кровью травы оседланные кони. Лежало разбросанное в беспорядке оружие — луки, стрелы, копья, мечи, щиты. Тяжелый дух смерти поднимался от земли к небу, нагоняя еще больший ужас на тех, кто остался живой.

Побежден, но не до конца разбит, Аттила снялся с Каталонских полей и пошел в Италию, чтобы получить Гонорию и хотя бы этим подсластить горечь поражения.

Однако и здесь его ожидало большое разочарование. Узнав о намерении сестры вступить в брак с вождем гуннов император Валентиниан поспешно отослал ее в Царьград к двоюродному брату — византийскому императору Феодосию. А тот быстренько подыскал ей жениха, какого-то незначительного вельможу, и выдал замуж.

Разозленный Аттила разорил Пол-Италии. Угрожал, кричал:

— Я возьму Рим! Сожгу его! Не оставлю камня на камне!

Римляне дрожали и готовились к наихудшему. К Аттиле поехал сам папа Лев — просить мира. Привез богатые подарки — и золото, и серебро, и самоцветы, и одежду… Но Аттила только мрачно глядел на все то богатство. Тогда слуги ввели девушку несказанной красоты.