Отпусти-это всего лишь слово - 2 (СИ) - "Сан Тери"

Вон он я Саня, смотри на меня, я такой, какой есть. И ничего не отрезать и не прибавить.

Я устал Сан, я безумно от всего этого устал. Простишь ли ты мне мою слабость?

Через какое - то время Вольх поднялся, закрыл окна, накачал меня обезболивающим, и снотворным.

Я не хотел двигаться, не хотел ничего глотать и принимать, но шевелиться, даже высказывать недовольство был не в состоянии.

Он ещё что – то говорил, материл, ругал себя и меня. А в его голосе…Я слышал облегчение и радость от того, что я не оттолкнул его на этот раз, после всего, что он сделал, я не оттолкнул. Я устал отталкивать. Оставшись лежать на траве в попытке оттереть пятно, но оттереть его было невозможно.

Моя идиотская рефлексия не имела никакого смысла. Окажись на моём месте другой человек, он бы мыслил и поступал иначе. А я был тем парнем, который стоял над раковиной и плакал, потому что ему было жалко рыбу.

Я заснул, до того, как Вольх закончил обрабатывать синяки и ссадины, провалился в долгий беспробудный сон.

Мне снилось, что я потерялся в огромном незнакомом городе, среди множества безликих чёрных людей.

Я пытаюсь вырваться из толпы, бегу, но меня давят массой, увлекают за собой, и вот я вижу Сашку. Он похож на яркий источник света, я протягиваю к нему руки, зову, кричу, расталкиваю всех и начинаю даже драться, но всё бесполезно, меня сминает толпа, увлекая за собой, а Сашка идёт повернувшись спиной, своим маршрутом и не слышит меня, уходит всё дальше и дальше. Я понимаю, что умру, умру без него, острое горе охватывает меня с безнадёжной силой. Я начинаю плакать, умолять людей пропустить меня к Сашке, я понимаю, что если он сейчас уйдёт, а я не дотянусь до него, то мы уже никогда не встретимся, потеряемся навсегда. И внезапно толпа расступается. Словно понимает. Люди расступаются на две стороны образовывая длинный свободный проход, и я несусь вперёд, срывая дыхание. Спотыкаясь, несусь за Сашкой, зову его по имени и нет ни одной преграды. Даже машины расступились по сторонам, всё вокруг замерло и город, огромный шумный мегаполис превратился в картонные декорации, где люди всего лишь манекены, и есть только один живой двигающийся Сашка.

- Саняяяяя

Мне уже почти удаётся сократить это расстояние, почти удаётся добежать до него, ещё небольшое одно усилие и вот я схвачу его за руку. Но внезапно на моём пути выростает Вольх. Злой и страшный. С чёрным лицом, похожий на всех этих людей в городе, он скалиться и я понимаю, что он обычный, что лицо у него не чёрное, а самое обычное, просто в эту секунду он кажется огромным и пугающим.

Меня хватают поперёк.

- Нет Сани! – говорит Вольх. – Есть только я, старина Вольх. Ты что этого до сих пор не понял?

И Саня внезапно оборачивается, поворачивается, и у него лицо Вольха. Он улыбается похотливой усмешкой и подмигивает.

Я просыпаюсь с криком, вскакивая на кровати, с бешено колотящимся сердцем, по лицу текут слёзы. Мечусь по сторонам и понимаю, что в спальне никого нет. В комнате прибрано, всё находиться на своих местах, и только моя неверная память, напоминает о произошедшем кошмаре во сне и наяву. И несколько секунд я сижу в оцепенении не в силах понять, случилось ли со мной, то что случилось или это было плодом больного воображения? Может мне всё это приснилось? Сознание одурманено так, что даже реальность этой комнаты кажется сомнительной и зыбкой, и не сразу мне удаётся вспомнить всё случившееся. Собственную неудачную попытку побега, последующее наказание, слова которые мне говорил Вольх. Я одет. Этот факт не сразу до меня доходит, подтверждая мысль, что всё, мне просто приснилось. На мне футболка и светлые шорты до колен, которые я бы в жизни не одел сам, но в которых часто щеголяла мужская половина населения постарше, спасаясь от жары. Приснилось.

Попытка встать, подсказывает, что нет не приснилось. Любое движение вызывает дискомфорт, и приглушённую боль, которая могла быть сильнее, но защищало действие лекарств, защищало и дурманило сознание.

Я встал, слегка повело, но головокружение быстро прошло, зато в зеркале напротив я смог лицезреть собственное лицо. Если честно думал будет хуже, но очевидно мазь Анжелины помогла, отёков не было, надень очки и разбитость ебала не будет бросаться в глаза, что касается всего остального, на теле не было живого места, всё было замазано йодом, залеплено полосками пластыря, что Вольх запихал в другие места, я предпочитал не думать. Проходили эту сказочку. Да и не думалось мне сейчас. Мысли разбредались в вялой дымке оцепенения.

Я почистил зубы, стремясь прогнать изо рта отвратный привкус, после чего пошатываясь, спустился вниз, разыскивая Вольха или Анжелину. Хотелось посмотреть в глаза этой милой тётечке. Интересно, что она станет изображать в этот раз. Сочувствие?

Вольх не сказал, как меня нашли, но думаю мне не нужен был ответ. Он меня спровоцировал на побег. И этот кошелёк на столе и мобильный. Сейчас мне казалось, что всё не случайно. Но уверенным я быть не мог, хотя от того что я узнаю правду ничего не менялось. Да и факт мобильника. Если Саня знал, где я, почему он не предпринял никаких шагов, а может быть предпринял, только бесполезно пытаться найти меня здесь, разве что обшарить каждый дом. Но будет ли кто – то пытаться этим заниматься? Саня будет. Значит всё, что следовало сделать, это ждать. А может быть попытаться убежать снова, только на этот раз, я не допущу ошибки.

Я шатаясь и опираясь на стеночку, а иногда и откровенно по стеночке и перилам, добрался до кухни.

Очередная тишина и ощущение обманчивой безлюдности. Толстые стены не пропускали звуков, и это вызывало неуютное чувство, когда ты вроде бы не один, но в то же время словно в склепе. И снова на столе кошелёк Анжелы, как издевательская насмешка или плевок в лицо. Интересный расклад однако. Искать Вольха расхотелось, в желудке громко заурчало.

Как ни странно, после всех событий мне очень хотелось есть. Обычно в стрессовых ситуациях, у людей пропадает аппетит, у меня же проснулся зверский голод. Очевидно организм решил компенсировать количество вытраханных из меня калорий, и счёл что худеть дальше мне уже просто некуда, а значит надо срочно пожрать.

Я пошкерился по холодильнику, нашёл упаковку сосисек, надорвал зубами, вытянул кусок хлеба и принялся разбираться с чайником, ища по зеркальным шкафчиком чай и кофе. Шкафчиков было много, так что найти искомый предмет представлялось сложной задачей. Одна из складывающихся наверх полок открыла глазам обширный бар с кучей бутылок, вторая разномастную посуду. Пришлось встать на цыпочки, что бы дотянуться до чашки, вставать на тубаретку я побоялся, уверенный, что в нынешнем состоянии просто упаду.

Я жевал сырую сосиску с хлебом и заливал чай кипятком. Стоило, очевидно заглянуть в кастрюли, но сил хватало исключительно на то, что бы удержать ручку чайника.

Тёплый деревянный пол позволял стоять босиком. Со стороны окон падал яркий солнечный свет, денёк выдался исключительно неплохой. Я добрался до окна, выходящего на бассейн, полюбовался солнечными бликами. Вновь никого. И детское желание выйти и снова повторить маршрут до ворот. Хорош беглец со скоростью улитки.

Сесть за стол представлялось нереальным, стоять было мучительно, в конце концов я решил проблему облокотившись на стол, щёлкнул пультом от телика и запивая холодные сосиски сладким чаем принялся смотреть мультфильм. Том и Джерри. В детстве выкрутасы кота и мышонка здорово смешили, сейчас позволяли отвлечься.

- Мать моя – раздался свист - Ты посмотри Лёня, какая девочка.

Я подавился чаем, не сразу сообразив выпрямиться. Зрелище я составлял весьма художественное в стиле «Дам тебе совет простой, в этой позе ты не стой».

На кухню ввалились два рослых парня, на лицах которых без труда читалось посещали места не столь отдалённые, вот только отсидка была недолгой очевидно. Не знаю, но я научился определять людей, отличая борзоту от тех, кто из себя реально представляет угрозу. И вот эти парни угрозу представляли, только чем – то неуловимо смахивали на Сашкихных шестёрок вроде Лёна и Мурзика. Даже по росту напоминали, один крепкий квадратный в спортивных штанах и футболке, второй худой и нескладный в брюках и рубашке закатанной до рукавов. Оба с пивом и изрядно под шафе.