Отпусти-это всего лишь слово - 2 (СИ) - "Сан Тери"

Когда – то я ненавидел это место, теперь это было место где мне было хорошо. Здесь я был услышан богом, здесь я был отвергнут им, но он подарил мне это место и оно было драгоценным для меня. Моя персональная Альфа и Омега, спрятанная в глубине воспоминаний. Сейчас эти воспоминания вернулись и в своём сне, а может быть в яви, я оказался здесь. В лицо ударил ветер и запах бензина, ветер перекатывал пустые пластиковые стаканчики. Я забыл их. Стремясь забрать с этой крыше всё, забыл два стаканчика из под вина, и сейчас подсознание воспроизводило эти незначительные детали.

Я улыбнулся и перенёс ногу через порог. Прошёл по пружинящему руберодиу, на ходу поднимая стаканчики, поднёс их к носу, вдыхая слабый запах воспоминаний, уже смытый дождём. Сел на край парапета и свесил ноги вниз, для того, что бы остаться в этом месте навсегда. Я разжал ладонь позволяя пластику исчезнуть в бездне. Я больше не хотел помнить. Я больше не хотел верить. И надеяться, я тоже не хотел. Набирать кнопки несуществующего телефона, прокручивать между пальцами воображаемый диск.

- АЛЛО, БОГ? ….Я СДАЮСЬ!

Я всегда был один, всю свою сознательную жизнь. И мне хорошо, было одному. Это очень глупо думать, что однажды что – то может измениться, и глупо верить, что ангелы существуют. Что однажды ангел прилетит на мою крышу, протянет ладонь, и останется рядом навсегда.

Люди как осенние листья…уходят. Рано или поздно они уходят, и ты остаёшься один. На своей крыше. Но если ничего не ждать, и ни во что не верить, то это хотя бы, не будет больно.

Я открыл глаза, думая о том, что вся моя жизнь, весь этот год, состоит из бесконечных непрекращающихся де жа вю. И вот всё повторяется как и раньше. Я лежу в больничной палате, больше похожей на номер люкс, окутанный проводами капельниц с дыхательной системой тянущейся к носу, и испытываю странное ощущение, что я ещё не раз окажусь в больнице с той жизнью, которую для нас выбрал Вольх. Рано или поздно, мне суждено оказываться здесь, с моей везучестью, когда из двенадцати стульев я умудряюсь сесть на единственный сломанный.

На подоконнике несколько корзин с цветами, рядом с кроватью кресло, и я жду увидеть Сашку, но в нём сидит Вольх. Он не спит, смотрит на меня остановившимся взглядом. Под глазами чернота, ввалившиеся щёки, заострившийся нос.

Я моргаю, двигаю пальцем пытаясь пошевелиться, и не сразу до него доходит, что я очнулся и пришёл в себя, он срывается с места, пытаясь схватить меня за руку, коснуться.

- Никита….Ник! – лицо кривиться, и кажется что он сейчас заплачет, но он не плачет, каменеет лицом, заставляя взять себя в руки. Ну ещё бы, помнит унизительную пятерню. Опустить человека можно разными способами, вот я показал ему один из них, и мне плевать, что он там будет думать и чувствовать после этого. Что станет говорить.

Нет, я не ненавидел его. Мне было всё равно. Даже если он не виноват в случившемся. Именно это он начал говорить; сбивчиво, захлёбываясь, объясняя, что не виноват. Что не знал, и подобное никому не могло прийти в голову. И это было как сцена из фильма ужасов. Он чуть не рехнулся.

Он получил вызов от Дока, и поехал навстречу, и эти парни, люди одного из друзей Дока. Приехали раньше. Я даже не слушал, что он говорит. Если честно, анализировал собственное самочувствие, спросив о котором Вольх не дождался ответа и начал объясняться. Рассказывал о том, что я всех здорово напугал, даже Дока проняло, и ещё Док меня одобрил. Вольху плевать конечно, одобрит или нет. Но Док пожелал оплатить лечение, неслыханная честь оказывается и такое вообще выходило за рамки, что бы Док признал …

Вольх проглотил слово, но я понял, что за ним стоит. Значит те кто ебут люди, а те кого ебут не относятся к разряду людей достойных уважения в понимании понятий по которым жили в мире Вольха.

И вот оказывается опущенный пидор, удостоился уважения от смотрящего. Описаться можно от счастья. А Вольх говорит, и говорит, подбираясь неловко к руке, и боясь прикоснуться.

Я шизею от людей. Шизею от их реакции, да я вообще ебу этот мир. Вольх боиться до меня дотронуться, ну где бы это записать и повесить на стенку. Может пока железо горячо, попросить, что бы отпустил заодно, кортеж там сопроводительный выделил. А что, вдруг не откажет? Вольх отвернулся в ту секунду когда я открыл рот, собираясь высказать это саркастичное замечание вслух. Из горла не родилось ни звука, только непонятный тихий сип, даже не сип, я не знаю, как назвать то, что я пытался воспроизвести.

Я помнил как говорить, язык двигался во рту, а слов не было, не было даже мычания, просто звук исчез, и голос больше не желал мне подчиняться. Вот такая вот я бля русалочка, которую по дороге к принцу, отпиздила злая ведьма, сказав, а с хуя ли тебе петь красавица, ты и так красивая. Типо действую беби, попутный вететр тебе эээ в помощь.

- Пить хочешь. Сейчас врача позову, ты здесь неделю провёл, но выпустят ещё не скоро. Надо что бы швы зажили.

Вольх смотрел с жалостью. Я поднял руку…И понял наконец, что меня смущало всё это время, лицо было забинтовано. Я как мумия бля, был укутан бинтами. Может быть поэтому я не могу говорить? Бинты мешают?

- Тебя здорово …сильно поранили, малыш – Вольх отвечает на не заданный вопрос, отводит глаза, добавляя глухо – Пришлось пластику делать, ты…Не бойся, всё быстро заживёт, шрамов не будет. Жаль, что я этих ублюдков не могу второй раз – он стиснул кулак, я отвернулся. Перед глазами всплыла страшная картина, которую я вряд ли когда нибудь смогу забыть.

- Не волнуйся, я буду приходить каждый день.

Это меня должно порадовать? Сомнительная перспектива.

- У тебя теперь будет охрана. Постоянная. – тихо прибавляет Вольх.

- Я хотел сразу ребят приставить, но никто ж не думал, что так…

Кажется ему тоже больно вспоминать случившееся, более того, в этом случившемся он винит только себя.

- Опять я тебя не уберёг, малыш.

Вольх решившись берёт меня за забинтованную руку, подносит к губам, замирает шепча с горечью.

–И сказать нечего. Я тебя во всё это втянул. Может ты что нибудь скажешь?

Вольх смотрит с мольбой и может быть, потому что мне всё равно, я поднимаю ладонь, и провожу по его волосам, успокаивая за нас двоих.

Кто – то должен быть сильным? Наверное это буду я.

- Малыш? – В его глазах расцветает облегчение, и с лица впервые начинает убираться эта жуткая темнота.

– Я тебя люблю!

Что значит люблю? Я люблю этот мир, я люблю мороженное, я люблю ебаться в жопу и писать на стенах жирным маркером слово хуй. Что значит люблю? Да нихуя оно не значит.

Продаётся слово люблю. бу. Недорого.

Вольх улыбается, а затем улыбка начинает сползать с его лица, сменяясь выражением недоумения и беспокойства.

- Ник, не молчи…

Отрицательно качаю головой. Поднимаю большой палец вверх. Не знаю, что сломалось в моём горле, но когда всё станет на место, я объясню.

А сейчас надо же показать, что я не труп, а то правда решит, что я тут партизана изображаю.

Кончилось моё партизанство. Вышло всё. Разом.

- Малыш? – в глазах Вольха обозначается страх – Ты….Ты ведь слышишь меня?

Я кивнул, поморщившись. Раньше я не возражал, что бы он называл меня малыш. Мне даже как – то нравилось что ли, а сейчас безумно резало слух. В жопу пусть себе засунет. У меня нормальное имя есть.

- Ник….Не молчи – голос Вольх задрожал.

- Ты ….Обиделся на меня…Не хочешь разговаривать…Да?

И я понимаю, что наверное сейчас он будет очень рад услышать, что я обиделся, да что там, он свято уверен, что я на него обиделся.

Ну конечно у меня же туева хуча поводов для обид длинной на всю оставшуюся жизнь.

Устало киваю.

Надеюсь у меня не слишком скучное выражение лица в этот момент?

- Понял…

Вольх поднимается с кровати, а затем нагибается и резко выламывает мне большой палец. Не выламывает, точно нажимает на болевую, и я открываю рот обрушивая на него град мата.

Подонок эгоистичный, бля ему хоть какое – то дело до меня есть?