Ключ - Наталья Болдырева

— Что будет со мной? — Я все же не мог уйти так.

— Что будет? — ктран казался озадаченным. — Да ничего. Отдохни с неделю, клан дарует тебе имя гостя, потом мы не станем задерживать тебя.

— Благодарю.

Рокти казалась раздосадованной, молчала весь путь обратно, хмурилась и хмыкала неразборчиво под нос. Я тоже молчал, тоска перехлестывала грудь, не отпускало ощущение стремительно утекающего времени. Я должен был начать поиски и не мог приступить к ним немедленно. Закат затухал над лесом, наступающая ночь не давала надежды на успех, а измотанный организм требовал сна.

За овальным столом нас ждали уже. Лист развлекался компанией сумрачного Ясеня — глядел, ухмыляясь, как тот ковыряет ложкой овощное рагу. От глиняных горшочков шел пар.

— О! — Лист вскочил на ноги, едва открылась дверь, Ясень поднял взгляд, но улыбка его погасла, когда он увидел выражение лица Рокти, — наконец-то. Я, признаться, устал ждать. Что? — Лист прошел на кухню и вернулся с парой новых горшочков, мы сели, — Совет опять не прислушался к твоим словам, Рокот?

— Ты! — Рокти вдруг обернулась ко мне требовательно. — Скажи мне ты — ты был там и видел все — разве мог ребенок вести себя так, как повела себя эта… девочка?

Я отложил ложку, которую взял было. Посмотрел в яростные зеленые глаза, ответил честно.

— Рокти, это был ребенок. Я знал это, даже соглашаясь с тобой. Да, я видел следы, они не сказали мне ничего, я не следопыт. И завтра, едва рассветет, я отправлюсь искать девочку, кем бы она ни была.

— Я тоже пойду! — Признаться, я был удивлен. — Уверена, мы должны найти ее. И, если я была права… совет пожалеет.

Хохот Листа заглушил робкие возражения Ясеня:

— Рокти, нехорошо угрожать совету. Ты не должна делать так, не ходи, пусть чужак ищет сам, — он пытался схватить ее за руки, умоляюще ловил взгляд.

Она глядела только на меня, будто я был источником всех ее бед и, едва почувствовав руку Ясеня на запястье, вскочила, отступив на шаг.

— Что он найдет сам? Он же не следопыт! — ее смех лишил меня последних иллюзий. Наша взаимная симпатия мне привиделась. Если Рокти и станет помогать, то лишь из своих, политических, соображений. Я отодвинул горшочек, поднялся.

— Спасибо за гостеприимство, кров и стол, так сказать. Где я могу лечь поспать?

— Идем, покажу, — Лист стал вдруг серьезен. Куда делась ирония? Обернувшись к Ясеню произнес тихо, — извини, друг. Не вышло посидеть сегодня. К себе пойдешь, или у нас останешься?

— Останусь, — буркнул Ясень, огладил колено, покосился на остатки в горшочке и взялся за ложку решительно.

Лист пожал плечами, прошел и толкнул одну из дверок по периметру. Оглянулся выжидающе. Я посмотрел на Рокти. Та стояла поджав губы, глядя мимо и вглубь. «К черту!» решил я, и пересек комнату скоро, перешагнул порог.

Зеленый полумрак успокаивал, воздух был свеж и призрачно ароматен. Я привык уже к умиротворяющему, медовому свету деревянных стен подземного поселка. Здесь — стены были сплошь увиты плющом. Выступ, служивший кроватью, оказался для меня слишком короток, но достаточно широк, чтоб свернуться калачиком: в изножье стоял сундук. Я вздохнул невольно, захотелось упасть и отключиться немедленно. Я шагнул к лежаку, стягивая косоворотку. Сзади хлопнула дверь, погрузив комнату в малахитовую темень. Щелчок пальцев. Я обернулся — Лист стоял у входа, пара светляков вилась рядом, он щелкнул пальцами еще раз, и еще пара поднялась от стены, полетела на звук.

— Ну вот, они просыпаются от резких звуков. Не буди их без надобности. Они тускнеют бодрствуя. А я, признаться, давно не открывал спальни солнцу. К нам заходит только Ясень, да и тот остается редко — Рокти тяготится им, хоть и жалеет.

Он замолк — стоял у входа, скрестив руки, светляки и впрямь быстро тускнели, и под тенью падающих на глаза волос нельзя было различить выражения лица.

— Ты… ты присмотри за сестрой. Ясень защитит ее от любой опасности, только от глупости ее собственной — не сможет. Сделаешь?

— Да уж постараюсь. — Он кивнул, развернулся, — подожди, — остановил его я. Он вновь оперся о гладкий окаем дверного хода. — Рокти… чего она хочет?

— Рожна! — я почти увидел вернувшуюся во взгляд иронию. — Совет ей покоя не дает. У нас как? Все семейственно. Не пробьется Рокот в совет — придется весь век по над Рьянкой-рекой вековать, а тут ведь всего семь кланов, в лесу Октранском. И жизнь — везде одинаковая… скучная жизнь, прямо скажу, — он повесил голову раздумчиво. — А Старейшие по свету ездят, в столицах бывают, и хоть редко кто, а можно и с караваном за дикие земли уйти, в Накан, чудес повидать.

— Поня-а-атно, — я разом вспомнил собственную девушку, мечтавшую о великой моей столичной будущности и никак не ожидавшей долгих командировок в провинциальную глушь. Усмехнулся невесело.

— Ясень ее сильно смущает, — продолжил вдруг Лист, и я насторожился. — Не пара он ей, понимаешь? И она его не любит, вовсе не любит. Только увалень этот — сам не гам и другим не дам — паре женихов бока наломал уже. Боятся все Ясеня. Уедет Рокот из нашего леса — глядишь, и успокоится, найдет себе по нраву кого-нибудь.

Он снова замолчал и я — сидел, не зная, что ответить. Светляки совсем затухли и едва различимыми фосфорными пятнышками опустились на стены. Наконец, Лист хмыкнул, толкнул створку. Мягкий медвяной свет не ударил по глазам, как бывает обычно. В комнате уже не было никого, стол стоял не прибран.

— Ты голодный небось? — Лист прошел, взял мой горшочек, — остыло уж все, погреть?

— Оставь, — я тоже вышел из спальни, подцепил пальцами кусок баклажана. Распробовав, решил, что голод — не тетка, и я действительно обойдусь. — Где вы еду готовите, кстати? — Второй кусок последовал за первым. — Я очага не видел.

— Тю на тебя! Как не видел, когда рядом стоял? Покажу сейчас, пойдем! — Лист устремился на кухню. Я сгреб со стола ложки да плошки, отметил, что Рокти тоже не стала есть, и поспешил следом.

— Смотри, — Лист присел на корточки у низенького шкафчика — деревянная дверца его была украшена густым переплетением, напоминающим переплетение корней, только светлым, того же оттенка, что и стены, — это очаг, сердце дома.

Он дотронулся до узловатой поверхности, и та вдруг ожила, зашевелилась, открылось окошечко в центре и дохнуло жаром. Я отшатнулся. Лист, спеша и морщась, сунул горшочек внутрь, вынул скорее руку.

— И все. Подождем чуток только, прихват надеть не забыть.

Я сидел, пялясь на медленно затягивавшееся оконце. В мареве жара видел янтарно-красное дерево. Подумал и оглядел очаг со всех сторон. Он казался только созданным руками мастера. На самом деле, как и смотровая площадка на вершине дерева, он был ровен и гладок, но составлял единое целое с домом.