Николай II. Дорога на Голгофу. Свидетельствуя о Христе до смерти... - Петр Мультатули
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сам Император вспоминал об этой своей последней поездке в Могилев, в который приехала также Вдовствующая Императрица Мария Федоровна, повидаться с сыном: «Некоторые эпизоды были исключительно неприятными. Мама возила меня на моторе по городу, который был украшен красными флагами и кумачом. Моя бедная мама не могла видеть эти флаги. Но я на них не обращал никакого внимания; мне все это показалось таким глупым и бессмысленным! Поведение толпы, странное дело, противоречило этой демонстрации революционерами своей власти. Когда наш автомобиль проезжал по улицам, люди, как и прежде, опускались на колени».[139]
6 марта Николай II простился со Ставкой. Н. А. Павлов в своей книге писал: «Государь все время спокоен. Одному Богу известно, что стоит Ему это спокойствие. Лишь 3 марта, привезенный обратно в Ставку, Он проявляет волнение. Сдерживаясь, стараясь быть даже веселым, Он вышел из поезда, бодро здороваясь с великими князьями и генералитетом. Видели, как Он вздрогнул, увидав шеренгу штаб-офицеров. Государь всех обходит, подавая руку. Но вот конец этой шеренге… Крупные слезы текли по Его лицу, и закрыв лицо рукой, Он быстро вошел в вагон… Прощание со Ставкой и армией. Государь, видимо, сдерживает волнение. У иных офицеров на глазах слезы. Наступила еще и последняя минута… Где-то тут должны нахлынуть тени Сусанина, Бульбы, Минина, Гермогена, Кутузова, Суворова и тысяч былых верных. Здесь и гвардия, военное дворянство, народ… Слезы офицеров — не сила… Здесь тысячи вооруженных. И ни одна рука не вцепилась в эфес, ни одного крика „не позволим“, ни одна шашка не обнажилась, никто не кинулся вперед, и в армии не нашлось никого, ни одной части, полка, корпуса, который в этот час ринулся бы сломя голову на выручку Царя, России… Было мертвое молчание».[140]
Чего стоили Николаю II эти псковские и могилевские дни, хорошо видно из воспоминаний Юлии Ден, которая была поражена тем, как изменился Император: «Когда мы вошли в красный салон и свет упал на лицо Императора, я вздрогнула. В спальне, где освещение было тусклое, я его не сумела разглядеть, но сейчас увидела, насколько он изменился. Смертельно бледное лицо покрыто множеством морщинок, виски совершенно седые, вокруг глаз синие круги. Он походил на старика».[141]
8 марта 1917 года Николай II, уже лишенный свободы, отбыл из Могилева в Царское Село. Когда Государь сел в поезд, то заметил несколько гимназисток, которые стояли на платформе, пытаясь увидеть Императора. Государь подошел к окну. Заметив Императора, гимназистки заплакали и стали показывать знаками, чтобы Государь им что-нибудь написал. Николай II написал на бумаге свое имя и передал девочкам, которые продолжали стоять на перроне, несмотря на сильный мороз, до самого отправления поезда.[142]
Одна женщина со слезами на глазах обратилась к Императору со словами: «Не уезжай, Батюшка! Ты — слава и надежда нашей Родины. Ты еще поведешь наши войска к победе!»[143]
Утром 9 марта 1917 года царский поезд в последний раз доставил Государя в Царское Село. Император в поезде простился с членами свиты. После остановки состава многие члены свиты поспешно покинули его, стремясь как можно быстрее оставить свергнутого Монарха, пребывание возле которого становилось небезопасным для их благополучия. Государь, в черкеске 6-го Кубанского Казачьего батальона с орденом св. Георгия на груди, молча вышел из вагона и поспешно сел в автомобиль в сопровождении князя В. А. Долгорукова. Через некоторое время автомобиль с Государем и сопровождавший его конвой остановились перед воротами Александровского дворца. Ворота были заперты. Часовые не пропускали царский автомобиль. Через несколько минут к воротам вышел какой-то прапорщик и громким голосом произнес: «Открыть ворота бывшему Царю!» Часовые раскрыли ворота, автомобиль въехал, и ворота захлопнулись. Царствование Императора Николая II кончилось — начался Крестный Путь Царя-Мученика.
Глава 2. Керенский и судьба Царской Семьи
Какую цель преследовал Керенский, отправляя Царскую Семью в Тобольск, и почему местом ссылки был выбран далекий сибирский город?
Долгое время многие исследователи, как в эмигрантской, так и в советской историографии, пытались навязать представление, что Керенский был просто ничтожеством, неспособным ни к какой работе. Когда же речь шла о судьбе Царской Семьи, то и советская, и большая часть западной историографии утверждали, что Керенский хотел ее вывезти из России. При этом советские авторы утверждали, что Керенский это делал по причине своей «контрреволюционности», а западные — из-за своей «гуманности». Объективные исторические факты опровергают вышеназванные положения.
Характер Керенского, безусловно, способствовал той роли, какую он играл на российской исторической сцене с февраля по ноябрь 1917 года — роли революционного трибуна. Керенский от природы был одарен артистически и с молодых лет склонен к лицедейству. Свои гимназические письма к родителям он неизменно подписывал: «Будущий Артист Императорских Театров А. Керенский».[144] Керенский много выступал на сцене, «где его бесспорной актерской удачей, по общему признанию, была роль Хлестакова, написанная как будто исключительно для него».[145] Собственно он им и был — Хлестаковым от революции, и, так же как и гоголевский персонаж, Керенский все время выдавал себя за другого, все время играл чью-то роль.
Его взлет в 1917 году не раз вызывал удивление своей «внезапностью». Казалось, Керенский мало подходил на роль «вождя великой и бескровной». Соратник Керенского по Временному правительству В. Д. Набоков писал: «Ни в нем самом, ни в том, что приходилось о нем слышать, не только не было ничего, дающего хотя бы отдаленную возможность предполагать будущую его роль, но вообще не было никаких данных, останавливающих внимание. Один из многих политических защитников, далеко не первого разряда. Трудно даже себе представить, как должна была отразиться на психике Керенского та головокружительная высота, на которую он был вознесен в первые дни и месяцы революции. В душе своей он все-таки не мог не сознавать, что все это преклонение, идолизация его — не что иное, как психоз толпы, что за ним, Керенским, нет никаких заслуг и умственных или нравственных качеств, которые бы оправдывали такое истерически-восторженное отношение».[146]
Безусловно, что во Временном правительстве были люди куда более рассудительные и способные, чем Керенский. Но у Керенского было одно преимущество: он возглавлял масонскую ложу «Великий Восток Народов России» (ВВНР), главного представителя «Великого Востока Франции» в России. Об этой принадлежности Керенского к высоким масонским должностям никогда не следует забывать.
Масонство, чья первая попытка прийти к власти в России в декабре 1825 года была пресечена железной рукой Императора Николая Павловича, в начале ХХ века вновь набирает силу. К началу Первой мировой войны масонские агенты влияния проникли практически во все институты государственной власти, общественные организации и политические партии. Членами различных лож числились многие генералы, губернаторы, руководители дворянства и даже великие князья. В настоящей работе нет возможности подробно останавливаться о причинах этого явления. Скажем только, что русское общество было заражено масонским духом. Крупнейший масон князь Д. И. Бебутов писал: «Сила масонства в том, что в него входят люди различных слоев, различных положений и таким образом масонство в целом имеет возможность действовать на все отрасли государственной жизни»[147] Во время революции 1905 года в полной мере выявилось глубокое проникновение масонства в самые высшие сферы власти. Так, например, масоны, состоявшие членами военно-полевых судов, специально выносили мягкие и оправдательные приговоры террористам. Видный масон А. И. Браудо получал от высшего чиновничества сведения о секретных совещаниях у Государя, а также секретные документы.[148]
При этом русское масонство никогда не было самостоятельным явлением. Оно было производным от масонства западного. Ничего своего нового русские масоны не изобрели, а лишь слепо копировали уставы и обряды многочисленных лож Западной Европы, добавляя к ним свойственные русской интеллигенции несобранность и болтливость. Для западного масонства русские «братья» были нужны только в качестве «пятой колонны», той силы, которая должна была расшатать русский императорский строй и сделать возможным масонскую революцию. Как писал видный масон В. П. Обнинский в 1909 году: «Почти столетие мирно спавшее в гробу русское масонство показалось воскресшим к новой жизни. Оставив там, в гробу этом, внешние доказательства в виде орудий ритуала и мистических книг, оно выступило в эмансипированном виде политических организаций, под девизом которой „свобода, равенство, братство“ могли соединиться чуть ли не все политические группы и партии, соединиться для того, чтобы свергнуть существующий строй».[149]