Деньги за путину - Владимир Христофоров

Повар закрылся на кухне и, по-видимому, спал. Анимподист ушел в Энмыгран проведать стариков. Шелегеда точил нож и слушал «Спидолу». Антонишин писал курсовую. Корецкий листал «Советский экран». Омельчук еще с вечера гулял где-то по берегу со своей блондинкой.

Вдруг с моря послышалось равномерное та-таканье. Сидящие враз опустили карты и с недоумением посмотрели друг на друга — сквозь «та-та-та» отчетливо слышалось:

— На Му-ура-ам-ской доро-о-ге ста-ая-ли три са-асны-ыы…

Выскочили из палатки. Снизу уже орал Витек:

— Принимай, бригадир, гостей!

Илона и Женя ловко взобрались по узкому трапу, огляделись, поздоровались с рыбаками. За ними Витек. Он притащил из палатки бухту каната и со словами — держись, девочки! — бросил конец в непроглядную темень. Антонишин тоже схватился помогать. Наконец показалась растрепанная голова тети Шуры.

— Привет рыбакам!

Еще раз бросили конец каната. Снизу басовито проклинала грязь Маня. Выволокли и ее.

А когда посветили фонариком, чуть те упали от смеха: в зубах у Мани торчал туфель, парик съехал на ухо, большие глаза навыкате смотрели сосредоточенно в одну точку. Отряхнувшись и сместив парик на макушку, Маня беспечно произнесла:

— Туфель упал в море. А, черт с ним! У кого есть лишний ботинок? Или сапог на худой конец…

Разместились в большой бригадирской палатке. Расстелили брезент, притащили икры, жареной рыбы, масло.

— Ну-у! — протянули восхищенно гости. — Мы так не едим. Вот это жизнь!

Нашли по «Спидоле» соответствующую музыку.

— За что выпьем? — Витек поднял кружку.

— За женщин! — сказал Корецкий.

— Да, — сказал Савелий и посмотрел на Илону.

— Не надо за нас пить, — возразила тетя Шура. — Выпьем за песню.

— Тогда и споем, — добавила Манечка.

— Сначала выпьем, — серьезно сказал Шелегеда.

— Давайте, давайте! Много говорим, — поторопила Женя.

Чокнулись. Выпили. Антонишин осуждающе посмотрел на Савелия, который не сводил глаз с Илоны.

Женя, забыв о Витьке, принялась кокетничать с Шелегедой.

Витек на глазах мрачнел и сосредоточенно смотрел на огонь керосиновой лампы.

— Какую споем? — тетя Шура утерла рот ладошкой и задумалась.

— Может, нашу? — спросила она Женю.

— Давай.

Грустный и все еще красивый голос тети Шуры не спеша вывел первую фразу:

— Эх, тучки-тучки понависли.

— А с моря, с моря пал туман, — подхватили ее подружки. — О чем же ты призадумался, наш бравый атаман? О чем же ты призадумался…

Пространство в палатке сжалось, упруго зазвенело печальной мелодией. Не пели лишь Шелегеда и Витек.

Разлили по второй. Еще раз спели. Корецкий незаметно исчез. Ушел и Антонишин, погрозив Савелию пальцем.

— Давай пройдемся, — предложила Илона Савелию.

Они постояли некоторое время на берегу. Илона зябко ежилась в Савельиной куртке, молчала. Он нес какую-то чепуху о белых ночах, море, уснувшем перед рассветом, а потом вспомнил о своем шалаше.

— Хотите, я покажу вам свою лабораторию?

Илона пожала плечами.

Савелий влез в «фотолабораторию», зажег огарок свечи.

— Залезай сюда, — позвал он.

Девушка заглянула внутрь, удивилась:

— Какая же это лаборатория?

— Самая настоящая. Здесь я буду проявлять негативы, вот здесь погребок с водой… Залезай, погрейся.

Илона села на матрас, вытянула ноги.

И в этот момент плеснуло коротко пламенем, палатка вздрогнула от взрыва, защекотало в носу от едкого дыма. Савелий инстинктивно навалился на Илону, с силой притянул ее голову к себе. Девушка вскрикнула, обхватила его шею, замерла.

— Не бойся, это ребята резвятся. Я вначале тоже испугался.

— Как резвятся?

— Это взрывпакеты. Безопасно, но напугать можно до смерти. Я им завтра дам!

У самого входа опять что-то плюхнулось, шипя и высекая искры. Савелий вынырнул из палатки и одним махом, не разгибаясь, зашвырнул пакет туда, где находилась палатка Шелегеды. Раздался оглушительный взрыв. Последовал хохот. Кто-то крикнул:

— Ладно, квиты.

Илона вылезла из палатки.

— Проводи меня, — властно потребовала она. — Ну и шуточки у вас.

— А как же подруги?

— Как хотят, не маленькие…

Тетя Шура захмелела и больше не пела. Женя любезничала с Шелегедой. Манечка рассказывала Славе Фиалетову смешную историю про то, как в Средней Азии она свалилась с верблюда. Витек без всякого удовольствия показывал тете Шуре фокусы с монетой.

Снаружи послышался голос Илоны:

— Женя! Я пошла домой.

— И мы, и мы.

Женщины вышли из палатки, поеживаясь от утреннего холода, и с интересом оглядывали стан.

— Хочешь, на катере прокачу, — предложил Шелегеда Жене.

— Хочу.

— Катеру начальник я — не пущу, — решительно произнес Слава Фиалетов.

— Не забывай, начальник здесь я, — лицо Шелегеды сделалось жестким.

Витек похлопал Славу по плечу:

— Жалко, что ли? Пусть что хотят, то и делают.

Вмешалась Илона:

— Не спорьте. Никаких катеров. Женька, не дури! Идем домой.

— А я что, я ничего. Пожалуйста, домой так домой. Витенька, проводи меня, — заискивающе обратилась она к Витьку.

— С чего это? — окрысился Витек. — Как на катер, так с ним, а как провожать…

И тут из-за хребтов брызнуло белое солнце, серебристой рябью зашевелилась река.

Шелегеда глянул на невод, выпрямился и дрогнувшим голосом крикнул:

— Рыба, братцы, пошла. Рыба! Глядите.

Правый садок невода бурлил, пенился, точно там кипела вода.

— Рыба? Точно! Ура! Рыба! — Женя захлопала в ладоши.

Слава Фиалетов нырнул в свою палатку, появился с ружьем, хотел дать салют, но в последнее мгновенье, как всегда, засомневался — дать или нет. Ружье выхватил Савелий и бабахнул дуплетом.

— Пошла, пошла!..

Слава Фиалетов

Всю жизнь Славу Фиалетова одолевали сомнения. Бесконечный выбор одного из двух: лечь головой к стенке или к окну, сесть в автобус или взять такси, купить лотерейный билет или отказаться, бриться или отпустить бороду, жениться или развестись… Наверное, поэтому ему всегда не везло. И прежде всего, как он считал сам, во взаимоотношениях с женщинами. Если Славе и удавалось в холостяцкую бытность заполучить ключи от комнаты приятеля (сам он жил в общежитии) и пригласить туда девушку, то обязательно в самый неподходящий момент что-нибудь мешало: начинался громкий скандал соседей за тонкой стеной, приходили какие-то слесари…

Против него были даже стихийные бедствия. Как-то, находясь в доме отдыха, он с великим трудом уговорил соседку по столу на морскую трехдневную прогулку в Ялту. Закупил отдельную каюту, и вот уже с трапа в самую последнюю минуту объявили: поездка отменяется, так как в Ялте… извините, началось землетрясение.

А специалист Фиалетов был отменный. После училища он ходил механиком по гидравлике на больших судах в Балтийском море, считался первоклассным мастером. Когда женился — поддался уговорам жены, списался на берег, чтоб, значит, к семье ближе быть. Так она хотела. Через нее и на Чукотку попал. Списалась с подругой, оформила вызов на обоих. Она не сомневалась — ехать или не ехать. В маленьком городке Славина супруга стала заметной женщиной, и Фиалетову не раз намекали, что его жену видели там-то и там-то, с тем-то и с тем-то. Но он, как всегда, сомневался. «Работа у нее такая, — оправдывался он, — на виду всегда, с начальством, в командировках. Она же у меня начальник отдела кадров геологической экспедиции».

Часа за три бригада Шелегеды до краев набила сетную раму упругими слитками кетин.

Савелий и Витек с кунгаса заводили колья специального сачка в кишащий садок, с глубины подсекали. Другая пара — на раме — вытягивала веревками колья на край рамы, и сеть тугим кошелем сжимала кету. Третья пара хваталась враз за ячеи сачка, сильным рывком опрокидывала его в раму. А еще надо было постепенно стягивать с боков дель невода, чтобы согнать рыбу к середине. Работали в белых нитяных перчатках. Кроме Савелия, Шелегеды и Анимподиста. Для профессионала считалось унизительным работать в перчатках. Савелий же снял их потому, что то и дело приходилось протирать от брызг очки, а это лучше делать без перчаток.

Когда и вторая рама наполнилась до отказа, кому-то предстояло сопровождать ее на рыббазу. Капитану и бригадиру — само собой. Третьим напросился Савелий, ему хотелось сделать снимки. Он еще не знал, что отвозить рыбу — дело хлопотное и тяжелое: у рыбнасоса умаешься, пока документы оформишь, пока вернешься в бригаду — часа три, а то и все четыре уйдет. Ребята успеют вздремнуть и уже собираются на очередную переборку. И ты с ними, хотя уже отваливаются руки-ноги.

Савелий прыгнул на раму. Бригадир кинул конец Славе. Рама тяжелая, почти вся в воде. Тут не зевай — следи, работай багром, руками. А главное, чтобы самому не свалиться в воду.