Не проси прощения (СИ) - Анна Шнайдер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ой, правда? — Даша восхищённо вздохнула и кинулась обниматься. И ведь он смеялся в тот момент, радовался, что сделает ей подарок, думал, что девочка заслужила. Такая искренняя влюблённость, самоотдача, даже самопожертвование… Виктор в чём-то даже восхищался Дашей, думая, что он бы так не смог — ничего не требовать взамен от любимого, зная, что он никогда не будет принадлежать тебе. Просто проводить вместе время, поминутно ожидая, что тот, кого ты любишь, развернётся и уйдёт к своей семье. Это ведь наверняка больно!
Больно, да. Вот только он не учёл тот факт, что настоящая любовь и должна быть жертвенной, а ещё — честной. И нет ни чистоты, ни искренности там, где царят обман и разврат. И если не можешь сказать о своей любви миру, скрываешь и подличаешь — то, может, и нет этой любви?
На следующий день, как Виктор и обещал, они с Дашей отправились в ювелирный салон, и всю дорогу девушка сияла от предвкушения. И отчего-то постоянно поглядывала на экран мобильного телефона, но Горбовский не обращал на это внимания. Он любовался юным и одухотворённым лицом Даши и чувствовал себя возле неё моложе и красивее. Проходя мимо витрины, даже понедоумевал — и почему такая молодая и симпатичная девушка влюбилась именно в него? Пятнадцать лет разницы, да и внешность специфическая — лысый здоровенный мужик с пудовыми кулаками, на романтического героя не тянет.
Ну что ж, на романтического героя он и правда не тянул, зато на наивного оленя — вполне.
Вся жизнь Виктора рухнула в тот момент, когда он стоял перед Ирой и детьми в ювелирном салоне, от шока не обращая внимания на то, что Даша предусмотрительно взяла его за руку. А потом жена побледнела и стала падать…
Ни разу в жизни Горбовскому не было настолько страшно, как в тот миг, когда он понял, что сердце у Иры не бьётся. Это был какой-то запредельный, невероятный страх, сжигающий все лишние чувства. Все до единого… Остался только страх. И пульсирующая от напряжения мысль, что Виктор сам, почти что своими руками убил Иру…
Все последующие события смешались в сознании, и он едва помнил, что тогда происходило. Вот Ира лежит на полу магазина, а Виктор делает ей искусственное дыхание и непрямой массаж сердца. Сквозь звон и шум в ушах слышно, как где-то рядом плачут близнецы. Ира начинает дышать, сипло и прерывисто, и на мгновение мир вокруг словно озаряет яркой вспышкой радости — но почти сразу Виктор понимает, что радоваться пока нечему. Это подтверждают и фельдшеры скорой помощи, которые прибывают очень быстро и тут же, не медля, кладут Иру на носилки и несут к машине.
В какой момент ушла Даша, Горбовский не знал, да и не волновало его это — ни тогда, ни сейчас. Скорее всего, как упала Ира и он начал реанимировать её, так Даша и поспешила убраться. И в ближайшие несколько часов, сидя вместе с Мариной и Максимом в больнице, Виктор о Даше и не вспоминал.
Приехала тёща и, злобно что-то прошипев Горбовскому в лицо, пошла уговаривать близнецов поехать домой — время уже подходило к полуночи. Дети агрессивно отказывались, не желая уезжать от мамы даже с бабушкой, и Виктор попытался внести свою лепту в этот разговор, заметив:
— Лучше и правда езжайте, вы ничем маме не поможете…
Договорить он даже не успел.
— А ты прям поможешь! — рявкнули хором Максим и Марина, и Горбовский внезапно похолодел. Ему показалось, будто его разом окунули в прорубь…
Это был тот самый момент, когда он осознал, что потерял не только Иру, но и детей. Но тогда Виктор ещё думал, что способен всё исправить…
Наталья Никитична всё же уговорила Марину и Максима уехать из больницы, но не к ним домой, а к себе. И Горбовский хорошо помнил, каким взглядом она его наградила перед тем, как выйти на улицу, — такое в этом взгляде плескалось разочарование, что Виктору немедленно стало тошно и стыдно.
О том, что операция прошла успешно, ему сообщили ближе к утру. Как и о том, что его вмешательство до приезда скорой спасло Ире жизнь. Утешением для Виктора это не стало, скорее наоборот — сам, всё сам… Сам едва не угробил, сам с того света вытащил. Герой!
Находиться в больнице действительно не было смысла — Ира лежала в реанимации, куда никого не пускали, и в лучшем случае её обещали перевести оттуда в обычную кардиологию через неделю. Жена даже в сознание ещё не пришла. Поэтому Виктор заказал такси и поехал домой.
По пути вытащил мобильный телефон из кармана, посмотрел на экран — и заметил пропущенные от Даши. Только в этот момент Горбовский вспомнил о её существовании. И ему неожиданно стало мерзко.
Ещё вчера улыбнулся бы, увидев на дисплее телефона её имя, но сегодня всё было по-другому. И перезванивать Даше Виктор не стал.
23
Виктор
Дома Горбовский попытался поспать хотя бы несколько часов, но у него толком ничего не вышло — сон оказался беспокойным, прерывистым, и отчего-то утомлял гораздо сильнее откровенного бодрствования. В конце концов, отчаявшись справиться с собственным взбудораженным событиями подсознанием, Виктор встал, принял душ и, сделав себе кофе прямо в чашке, позвонил в больницу.
Состояние Иры было прежним и оценивалось как удовлетворительное и стабильное. От наркоза жена отошла успешно, и Горбовскому от этих новостей стало немного легче. Он глотнул кофе… и закашлялся, скривившись — за годы счастливого брака с женщиной, которая вкусно готовила абсолютно всё, отвык от такого кофе, заваренного, словно чайный пакетик, в кружке. Жуткая гадость! А может, он слишком мало порошка насыпал, и надо было больше? Или наоборот — меньше?!
Виктор выплеснул напиток в раковину, помыл чашку и полез в шкаф, но нигде растворимого кофе не нашёл. Пришлось делать себе чай, который получился гораздо лучше, чем кофе, — пакетик всё же сложно испортить, — и Горбовский, выпив сразу половину, решил позвонить детям, чтобы сообщить новости о маме.
Ни Марина, ни Максим трубку не брали. И Виктор уже забеспокоился, когда ему позвонила тёща.
— Не трогай их, — сказала она каким-то словно замороженным голосом. — Не хотят они с тобой разговаривать.
Горбовский растерялся. Он ни разу в жизни не оказывался в подобной ситуации, чтобы его собственные дети отказывались разговаривать. Обычно всё было наоборот — Марина и Максим стремились общаться с отцом