Жирафка - Славка Поберова

В порядке, само собой, в порядке! Это с вашей совестью все в порядке, товарищ тренер, а как же я, как же я? Мне хотелось кричать, вопить, плакать. Им хорошо говорить, болтать, переливать из пустого в порожнее, а мне-то что делать? Превратиться в обыкновенную девочку! А я не обыкновенная, я Жирафка, Забойщица, Эйфелева башня, Восклицательный знак, Жердь и тому подобное. Разве это можно, разве бывает, чтобы так сразу полностью уничтожить человека? Ведь для меня остаться без баскетбола — это превратиться в абсолютное ничтожество! Без баскетбола, ради которого я жила. Что делать дальше? «Для тебя самое главное — здоровье!» А зачем? Для чего?

— Да, чтобы не забыть: с Марией я уже обо всем договорилась, для Гелчи так будет лучше, — выпалила мама.

— Какая Мария? Что такое? Это что, новый врач? — спросила я с отвращением.

Другое мне не приходило в голову. Если мне вообще что-то приходило в голову.

— Нет, она преподаватель философии и истории. Поедешь к ней, будешь у нее жить и учиться. У нее два взрослых сына, оба женаты и живут отдельно. Мартин уже все выяснил у специалистов, там в горах тебе будет хорошо, а в Праге жить с твоим заболеванием противопоказано.

— Разве нельзя было предупредить о ваших планах заранее? Что же, у меня теперь и прав никаких нет?

— Не смей так разговаривать с нами! — заиграла свою старую пластинку Милуш, но папа бросил на нее устрашающий взгляд, и она замолчала.

Конечно, теперь я как теленок с двумя головами, инвалид, которому уступают место в трамвае, но на которого не засматриваются, чтобы не расстраиваться.

— А ведь она права. Вы ставите ее перед свершившимся фактом, — изрек отец. — Она скоро станет совершеннолетней.

— Думаешь, с ней есть смысл что-либо обсуждать? Тоже мне цаца, слова ей не скажи. Ей все равно, ей на все наплевать — разве это нормально? Она, наверное и выздороветь-то не хочет, мне приходится думать за нее, а она меня еще и попрекать будет! И, кроме того, я ничего до сих пор точно не знала, это был только план, Мартину нужно было переговорить с доцентом, а Марии — с директором школы, на все это нужно было время, а теперь приходится торопиться, так как скоро начало занятий, — оправдывалась мама.

Теперь ясно! В другое время меня бы все это позабавило.

— Хорошо, что ты не поступила в спортивную школу, — подала голос Милуш. — Тогда все было бы намного сложнее, а теперь никаких дополнительных экзаменов: переведут — и все.

Она делала вид, будто ей не все равно. А вот мне все равно. И школа меня сейчас интересует меньше всего. По окончании гимназии я собиралась поступать на тренерское отделение факультета физической культуры. Теперь мне часто придется слышать, как было бы хорошо, если бы моя жизнь не была так тесно связана со спортом. А наша Милуш всегда думает только о худшем: о травмах и заболеваниях, о возрасте и ожирении. Это ее дело, не мое. Даже сейчас, когда я получила такой удар ниже пояса. Конечно, надо иметь в виду, что именно в любительском спорте травмы неизбежны. Сколько ног поломано на горных лыжах, сколько у велосипедистов ободранных коленок и поврежденных носов! Настоящий спортсмен тренируется именно для того, чтобы избежать столь банальных травм, чтобы знать, как остаться целым. Его, однако, подстерегает нечто иное: повышенные нагрузки на отдельные части тела в зависимости от конкретно избранного вида спорта. В баскетболе это лодыжка, колено, нижняя часть позвоночника — для нас это азбука, так же как нагрузка на брюшной пресс у гимнасток, на голень у футболистов, на пятки у мастеров тройного прыжка. За исключением из ряда вон выходящих случаев, все это поддается лечению! Зато пятнадцать, двадцать лет спортивной карьеры стоят того, чтобы все выдержать! Другие же выдерживают! А что взамен? Поездки за рубеж? Тренировочные костюмы, майки, гетры фирмы «Адидас»? Бесплатное питание и призы? Если Милуш думала, что меня привлекает именно это, то она ошибалась. Мне интересен сам баскетбол. Я и баскетбол, я в баскетболе, один лишь баскетбол — вот что мне нужно! Что такое Жирафка без баскетбола? Просто Жирафка.

— Без баскетбола мне все равно, где я буду. Могу хоть на заводе работать, — высказалась я.

— С ума сошла? С твоей подготовкой? Не возьмут.

Разве на текстильный комбинат, а туда с астмой нельзя, — отрезала мама.

— Не видишь, она нас просто дразнит! — заметил папа.

— А ты, сестричка, когда-нибудь была на текстильном комбинате? Ты хоть представляешь себе, какая пыль стоит от хлопка? А химикалии при окраске ткани? Что ты знаешь о жизни, ты, тепличное растение? — высказалась Милуш.

— Хоть теперь перестань мне завидовать! Радуйся! Ты же себя поедом ешь, что не стала ни выдающейся спортсменкой, ни доктором биологических наук, а всего лишь женой военнослужащего срочной службы!

— Опять ругаетесь! Поглядеть на вас со стороны, в голову не придет, что вы сестры, — застонала мама. — Ты же старше, Милуш, тебе не надоело задираться?

— Я не задираюсь, — слабо, для вида защищалась Милуш. Ага, я инвалид, и за меня заступаются. — Если она не может понять, что я ей никогда не завидовала, то у нее не все дома. А вы перестаньте ее оберегать, иначе из нее ничего не выйдет.

— Кому-нибудь может прийти в голову, как тяжело мне?

Тут наша Милуш разревелась и выскочила из комнаты. Можно подумать, что Любошек за тридевять земель. Вот и конец, поговорили.

— Она права, — обратилась ко мне мама. — Тебе пора уже научиться владеть собой. Мы понимаем, что ты многого лишилась, но жизнь не только спорт, жизнь многообразна. И в первую очередь важно здоровье.

Говорит, а я прямо слышу Дуду. Меня бы кто послушал! Не надо ходить передо мной на цыпочках — меня понять надо. Сочувствия я и не жду. Плевала я на все. Что мне еще остается? Они вещают о важности здоровья, когда все надежды погибли! Где все эти красивые слова о коллективе, о взаимопомощи? В общем, все это разговоры. Как что-то случится, все равно останешься одна… Даже Ивета не зашла, хоть она, наверное, все знает: встретила Дуду или кто-нибудь ей позвонил. Мне, конечно, не до нее, но все же…

Вдруг пришло письмо.

«Лени, дорогая, я в ужасе. Я хотела зайти к тебе, но Дуда сказал, что не стоит. Письмо же, я надеюсь, ты прочитаешь. Не бойся, я не буду говорить, что ты не одинока, — это все болтовня. Я понимаю, что многое ты должна пережить сама и никто тебе не поможет. Тебе, наверное, и в голову не приходило, что у меня тоже нелегкая жизнь. Думаешь, просто с моей матерью? Ты сама знаешь, сколько у меня было „папочек“. После Балатона она отослала меня к бабке, а сама поехала в Югославию. Конечно, ничего страшного, у бабушкиной соседки живет внучка всего на год моложе меня, очень хорошая девчонка. Мы ездили на велосипеде к пруду, и это была неплохая тренировка. Но тебя это больше не интересует… Мартина научила меня собирать грибы, я много насушила, дам и тебе. Я же помню, что у вас творилось, когда ты отказалась собирать „сокровища наших лесных кладовых“. Я ужасно огорчена тем, что с тобой случилось. Если бы мне пришлось отказаться от баскетбола, ничего бы не произошло… Но ты! В команде без тебя очень плохо, сплошная скука. Нападающими играют по очереди Павла и Пимча. Кое-как получается. А третьей взяли одну из запасных. Меня же хотят сделать капитаном. Ты понимаешь, что все это ерунда, на руинах команды трудно что-нибудь построить. Мне совсем не хочется — не так уж я болею за баскетбол, и с девочками я всегда привыкла по-доброму, для капитана это не годится. И вообще, нет у меня авторитета при общении с другими. У нашего директора на меня просто аллергия. Понимаешь, на девочку из такой семьи, как моя, смотрят как на потенциальную проститутку. Но я-то не проститутка! Значит, ты не вернешься. Дуда не перестает говорить о тебе. Для наших нападающих ты просто недосягаемый образец. Пожалуй, он даже с этим перебарщивает. Ты меня извини, что я все время к этому возвращаюсь, но мать утверждает, что от судьбы не уйдешь и надо смотреть правде в глаза. И вот я написала. Перечитывать не стану. Написала я тебе то, что никогда не сказала бы в лицо. Но мне без тебя и из-за твоего несчастья правда очень плохо. Держись. Когда встретимся, я расскажу, какая у меня летом была любовь. Конечно, уже все прошло, и, к сожалению, вообще совсем не то, о чем я мечтала, но все равно стоило. Пока. До свидания. Ивета». Я читала это письмо и чувствовала себя ужасно. Боже, какой стыд, ведь это я во всем виновата! Именно Ивета могла бы стать той подругой, о которой я мечтала всю жизнь! Ну почему она все время валяла дурака, почему всегда скрывала, что способна страдать? Какая несправедливость! Мало того, что я приобрела астму, я еще теряю то, что никогда и нигде больше не найду. Не слишком ли много для меня? Сразу потерять баскетбол, подругу, Прагу… Что ж, все так. И даже не известно, что впереди. А я и не знала, как мне все это дорого, как больно все это терять, даже Прагу, где я чуть-чуть не доросла до двух метров. Жила вот здесь, среди этих домиков, утопающих в садах, даже не подозревая, насколько все это мое и насколько я пражанка. В школе нас учили, что привязанность к месту рождения бывает сознательная и бессознательная. А теперь у меня все это отнимают, даже Ивету.