Тополь стремительный - Георгий Гуревич

- Да, да, он в самом деле растет, выползая из-под земли, - тараторила Зоя.- Под землей образуется корневище в полную толщину, и в нем уже заранее формируются все узлы стебля. Это как бы готовый стебель, сложенный гармошкой. Весной, когда начинается рост, в бамбуковом стебле растет сразу полсотни междоузлий. Стебель поднимается неудержимо, как на дрожжах. Я сама отсчитывала: у нас бывали дни, когда побег вытягивался на девяносто сантиметров. И какая энергия! Бамбуковый росток разворачивает камни, пробивает насквозь бетонную площадку. Я думаю, нигде на свете не бывает такого роста!

- Но ведь это всем давным-давно известно, Зоечка.

Еще в древнем Китае существовала такая казнь: преступника клали на бамбук, и за день стебель прорастал сквозь человека.

- Ах, не говорите, все равно это замечательно! И потом, вы не знаете, что придумал Иннокентий Николаевич. Стебель растет месяца полтора, подымается метров на двадцать, на высоту шестиэтажного дома, и... стоп. Рост заканчивается, на следующий год стебель только ветвится. Иннокентий Николаевич задумался: почему бамбук живет десятки лет, а растет шесть недель? Может быть, рост регулируется светом и прекращается, когда лето идет на склон и ночи становятся длиннее? А в дальнейшем междоузлия пропитываются кремнеземом, становятся жесткими и уже неспособны вытягиваться. Но что, если сделать ночи короткими? И вот Иннокентий Николаевич придумал такой метод - мы называем его методом "стоящего лета". Когда бамбук замедляет рост, ему дают удобрение калий, фосфор и сок молодых стеблей, и тут же - кварцевые прожекторы, чтобы совсем не было ночи. И, вы понимаете, стебель опять начинает расти, и растет до поздней осени.

- И не колосится и не цветет? - переспросил Кондратенков.

- Но ведь это же хорошо, что бамбук не цветет. Вы разве не знаете, что бамбук зацветает раз в двадцать лет и после этого гибнет? Все биологи только и думают, как бы уберечь бамбук от цветения.

- Ну, а все другие растения, которые должны цвести?

Иван Тарасович с волнением ожидал ответа на этот вопрос. Ведь это было самое главное, из-за чего он приехал. Можно ли бамбуковую методику перенести на наши русские деревья - на деревья умеренной полосы?

Но лаборантка ничуть не смутилась.

- Иннокентий Николаевич уже думал об этом! - воскликнула она. - Сейчас мы переходим на эвкалипты, а потом - на все остальные. Самое главное уже сделано, остались некоторые подробности. А там мы будем управлять ростом, точно так же как вожатый управляет трамваем. Включили ток - дерево растет быстрее, выключили - рост прекратился... Да ведь это полная власть над природой! Иван Тарасович, идите работать к нам, у нас здесь такие возможности, такие чудеса... дух захватывает!

- Зоя Павловна!

Иван Тарасович вздрогнул. Он сразу узнал этот строгий старческий голос.

- Сколько раз я вам говорил, Зоя Павловна: не вводите в заблуждение приезжих. Власть над природой! Управление ростом! Вы же сами знаете, как далеко...

Старик не договорил фразы, остановился, пораженный, и смолк. Кондратенков тоже молчал. Как-то не находилось достаточно значительных слов для такого момента.

- Ну, вы поговорите, поговорите... - прошептала лаборантка и, отойдя на цыпочках, за спиной Рогова показала Ивану Тарасовичу рукопожатие. Ей очень хотелось, чтобы старик-профессор помирился со своим взбунтовавшимся учеником.

- Ну-с, с чем приехали? - строго спросил Рогов и оглянулся в поисках скамейки. Чувствовалось, что он был потрясен неожиданной встречей.

- Учиться приехал, - очень мягко ответил Кондратенков.

Рогов довольно улыбнулся:

- Ага, значит и мы, старики, годны на что-нибудь! Учитесь, смотрите - нам есть что показать. Впрочем, наверное Зоя Павловна насказала вам вчетверо.

- А вы сами считаете, что до успеха далеко?

- Голубчик, - сказал старик задушевно, - конечно, далеко! Ведь это же природа - здесь все связано. Бьешься годами, чтобы найти ответ, а в этом ответе два новых вопроса. А я один, и годы мои на исходе. Одна здешняя лаборатория - это целый институт: электронный микроскоп, рентгеновский кабинет, кабинет анализа, почвенный отдел... Мы работаем с мечеными атомами, хотим узнать, как движутся соки в живом растении. Еще у меня есть мысль: хочу сочетать рентген, фото и микроскоп, чтобы исследовать не мертвые срезы, а живую ткань. Но ведь времени нехватает, голубчик... А ты,-добавил старик с неожиданной теплотой, - не взялся бы за мои опытные дачи? Я в лаборатории, а ты на участках. Мы с тобой все леса перевернем, не одни эвкалипты...

Кондратенков долго подыскивал слова, прежде чем ответить:

- Почему вы думаете, что эвкалипт - подходящий объект? Я знаю, вы скажете: эвкалипт растет быстрее всех деревьев. Но между ним и бамбуком все-таки такое различие! Не легче ли предположить, что эвкалипт потребует совсем иного подхода? Мне кажется, лучше переходить к более близким растениям каким-нибудь многолетним злакам, вроде сорго, например.

Только для своего учителя Кондратенков выбирал такие вежливые обороты. Всякому другому он бы сказал просто:

"Помилуй, есть у тебя голова на плечах? Где бамбук и где эвкалипт! Бамбук растет на метр в сутки, эвкалипт- на три сантиметра в лучшем случае. Бамбук формируется в земле, вытягивается в пятидесяти узлах сразу, а эвкалипт, как все деревья, подвигается ступеньками: формирует узел, затем междоузлие, затем новый узел. Ведь это же совершенно иное растение, с иными требованиями! Здесь все придется начинать с самого начала".

Однако Рогов не почувствовал нарочитой вежливости.

Он покраснел, вытянулся и вдруг закричал срывающимся голосом:

- Вот как! Сорго? Не выйдет. Хотите сбить в сторону, заявляете на леса монополию? Не выйдет! Рано сдавать меня в архив. Я вам еще докажу и на эвкалиптах и на ваших возлюбленных тополях. Такова моя точка зрения. Да-с, если я ошибаюсь, незачем меня спрашивать. Трудностями не испугаете - в науке все трудно. Не выйдет! Я вам говорю - не выйдет!..

И всю обратную дорогу - на ласковом черноморском взморье, в золотистых кубанских степях, на мосту через Дон и возле белых украинских хат - в ушах Кондратенкова звучало это сердитое и обиженное "не выйдет". Почему профессор так плохо понял его? Почему так несправедливо сказал: "заявляете на леса монополию"? "Такова моя точка зрения", объявил он. Ну и что ж? Разве из точки зрения вырастет урожай? "Если я ошибаюсь, незачем меня спрашивать". Почему же не спрашивать? Спрашивать надо, и прежде всего не профессора, а эвкалипты. У деревьев нет головы, поэтому они не ошибаются.

И только под самой Москвой Кондратенкову пришла в голову новая мысль, которая заставила его улыбнуться. Почему же, собственно, старик обиделся? Видимо, потому, что Кондратенков затронул больной вопрос. Значит, старик кричал на самого себя, сомневаясь в самом себе. Но разве можно криком заглушить сомнения!