Лиюшка - Зоя Прокопьева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В ванной отец шумно и увлеченно плескался водой, сын держал полотенце.
— Как ты? — спросил Кедрин.
— Все хорошо у меня, отец! — загадочно улыбнулся Андрей. Вошли в комнату.
— Вот, познакомься… Моя жена, Ольгия… Оля, ну чего ты застеснялась?
— Когда же вы успели, а? Ну и прохвосты! — весело посмотрел на сына.
Андрей похож на отца. Тоже сросшиеся черные брови, голубые глаза, тоже смугл, румян и такие же припухлые яркие губы. Правда, Андрей чуть ниже ростом и поуже в плечах.
— Ничего, с годами окрепнешь, — шутил отец.
— Оля, ты пойдешь к нам жить? — лукаво спросил Кедрин.
Ольга кивнула.
— А меня слушаться будешь? — спросил он, придвигая кресло к столу. Он думал, что они просто его разыграли, потому что Андрей с Олей дружили давно, но разговоров, предположений о свадьбе не было.
— Бу-уду, — промямлила Оля.
— Ну, тогда давайте все за стол! Где твоя курица, Андрей? Оля, ты садись, пусть жених угощает. Жизнь долгая — еще набегаешься от стола до кухни… А где Владька?
— Ушел к тете Наташе за перцем. Говорит, ездил скоблить яхту. Вымок.
Андрей вытащил из холодильника «Игристое».
— Ух, ты! — старший Кедрин отложил газету.
— Я вам еще по рубашке привез. Вот жене только ничего не привез, кроме себя, — сказал и посмотрел на нее. — Ты все стоишь? Садись, жена…
— Я лучше пойду на кухню, тебе помогу.
Влетел Владька.
— Пап, ты видишь Ольгу? А? Видишь? Кто она теперь мне будет? Сноха или золовка?
— Наверное, теща.
Все засмеялись.
— Оля, налей мне бульону в мою деревянную чашку, — попросил Кедрин. — Ну, братцы, мы и заживем! Красота!
Ольга, поставив деревянную расписную чашку перед Кедриным, вовсе зарделась.
Владька сидел в кресле и улыбался. Он еще не знал, что скоро ему принесут повестку в суд; задержали Тольку Кравцова, и он сболтнул, кто промчал на мотоцикле. Вызовут отца. И будет Владьке стыдно, как еще никогда не бывало. А сейчас он сидит в кресле и улыбается.
— Пап, ты мне купишь «Яву»?
— Куплю, только ездить-то тебе до прав не придется.
— Андрей будет. Я подожду.
— А машины тебе мало?
— Скучно в машине…
— Отец, ну давайте… — Андрей принес последнюю тарелку. — Кто будет открывать шампанское? — крикнул: — Оля, бросай все, иди сюда… Сели. Все сели?.. То-то. Я открываю — жених.
— Подожди, а свадьбу делать будем? — спросил отец, потряхивая перечницу над чашкой.
— Я даже не знаю, — Андрей посмотрел на Ольгу.
— Знаешь, не знаешь, а делать свадьбу надо. Как, Оля?
— Я не знаю.
— Вы не знаете, я не знаю… Владик, зови тетю Наташу. Андрей, готовь еще прибор…
На столе в молочной бутылке желтые, пушистые вербы. В высокой хрустальной вазе крупные оранжевые апельсины. Кедрин посмотрел на них, и ему показалось, будто он глянул в глазок задвижки завалочного окна на жидкий металл. Потянулся и взял один апельсин, подкинул:
— Ребята, вот это фрукт! Молодец, Андрюшка, экую даль вез, — очистил, разрезал пополам и протянул Ольге и Владьке. — Это к шампанскому.
Послышались шаги. Открылась дверь, и вошла пожилая женщина, за ней Андрей.
— Оля, знакомься, это тетя Наташа. Тетя Наташа, а это моя жена, Ольга.
На женщине штапельное платьице в темный цветочек. Сама она худа, востроноса, глаза серые, приветливые, с веером морщинок вокруг.
— Здравствуйте, люди добрые! — сказала она певуче и чинно подала маленькую, сухую руку Ольге. — Наталья Федоровна, или просто — тетя Наташа… Ну вот, мир да счастье молодым… Ты, Андрюша, не балуй, — погрозила она пальцем. — А ты, доча, люби, его…
— Садись, Федоровна, с нами. Говорить будем, — Кедрин, не вставая, пододвинул ей кресло. — И что ты думаешь, Федоровна? Учудил мне старший сынок — жениться надумал. Вот давай гадать, как свадьбу делать иль нет?
Женщина осторожно села, но свободно, как дома.
— Дак, что Володимирович, ноне ведь все не так, — она перевязала у подбородка концы капроновой косынки. — Рожают — не крестят. Верят аль нет в бога-то, а крестить бы надо, по-нашенски, по-сибирски. Погулять — человек родился… Да, и женятся тайком, молчком, хоронят — всплакнуть боятся — вишь стыдно… Дак пусть уж, Володимирович, они сами, как решат. Им ведь до-олгая жизнь, не нам…
— Не надо, отец, большой свадьбы, — взмолился Андрей. — Сделаем вечер и все. Можно в ресторане…
— У нас, что же, дома нет?
— Есть. Только давайте-ка это дело решим завтра…
— Идея! — весело сказал Владька. — Курица остыла.
— Ну что ж, наливай, жених. Федоровна, тебе, может, покрепче?
— Оно можно и покрепче. Попривычней.
Андрей принес хрустальный графинчик с водкой, налил стопку тете Наташе.
Наконец, пробка ухнула в потолок.
Подняли тост за молодых. За дедов и прадедов. За сталь на заводе.
Зазвонил телефон.
Владька метнулся к нему, поднял трубку — Москва. Передал трубку отцу.
— Чего это ты веселый? — спросил Суздалев, поздоровавшись.
— Знаешь, Леонид Платонович, радость — сын надумал жениться. Дернул я немножко шампанского.
— Эт-то можно. Когда свадьба?
— Да вот совет еще держим.
— Скажешь — прилечу. Надеру Андрюхе уши. Ишь, подлец, вырос!.. Ну, так я вот что звоню: подготовь-ка доклад о работе завода. На днях западные «киты» съезжаются — выступишь…
— Леонид Платонович, извини, а что лучше моего завода не нашел?
— Не прибедняйся… Знаю я тебя… Ну, будь здоров! Давай, тяни… Завтра позвони в девять. Сегодня уж ругаться не буду… Будь здоров, еще раз! Привет ребятам!..
В комнате стол уже отодвинули. Федоровна катала по столу хлебный шарик и отрешенно смотрела на блеск хрустальной вазы. Молодые танцевали. Владька менял ленты на магнитофоне.
— Привет вам, сыны, от Леонида Платоновича. На свадьбу прилетит. Драть вам уши обоим… Ну, Федоровна, давай еще по одной, да я спать отправлюсь.
Женщина подняла голову с далекими, влажными глазами:
— Давай, батюшка, еще по одной… Жизнь-то как катится, — печально вздохнула. Выпили. Покряхтели и поставили стопки.
— Что ж, Федоровна, на то и жизнь, — сказал он и улыбнулся Ольге, остановившейся у стола. — А давай-ка, сын, заведи вальс!
Кедрин оживился и, не дожидаясь музыки, стремительно повел Ольгу на середину комнаты. А танцевать пошел медленно, мелкими шажками, стараясь меньше кружиться.
— Дед-то, дед-то наш, захмелел! — смеясь шептал Владька Андрею. — Смех, как танцует…
— Тише ты, пусть тряхнет стариной, — сказал Андрей, ловя взглядом счастливую улыбку раскрасневшейся Ольги.
«Батя рад, — подумал он, — женщина появилась в доме. Внук будет. А что еще старику надо, какие радости?»
Был счастлив младший — тем, что удрал от милиции и отец обещает новый мотоцикл. В мыслях Владька уже мчал на нем на водную, мимо Кравцова по ровному бетонному тракту, мчал так, что в ушах гудел ветер.
Счастлив и старший — женится. Оба они думали, что и отец счастлив ими, за них счастлив, и считали, что этого достаточно для него. Им было невдомек, что он еще живет и есть у него своя, какая-то скрытая от всех, необходимая ему жизнь, что его, немолодого, могут полюбить…
Ночью два раза звонил телефон. Кедрин вскакивал, хватал трубку. Кто-то молчал. Он слушал дыхание, приглушенный гомон, спрашивал:
— Анна, это ты, Анна?
Кто-то молчал.
«Это она, — сдерживая дыхание, подумал он, — Аннушка».
Сон ушел. Кедрин кинулся звонить своему главному инженеру:
— Милый, Евгений Иванович, прикатил бы ты ко мне?
— Что-нибудь случилось?
— Сухарь же ты, право, Женя. Ну, какое это имеет значение? Я обняться с тобой хочу.
— Да ведь ночь!
— Извини, Евгений Иванович, а ведь и правда ночь. Ну, спи, спи…
Все уладилось. Выяснились отношения с сыновьями. Остался завод. Все хорошо у Кедрина. Только уехала Анна. Милая, хорошая Анна. Но она приедет. У него снова будет весна. Его весна.
Доски для баньки
1Шурочка Осокина, шалая, молодая разведенка, все льнула к Василине. Рядом с этой сутулой, бледнолицей женщиной Шурочка выглядела красавицей.
Но ребята в бригаде ее не баловали. Правда, на все окрики и понукания Шурочка то озорно кривила свои яркие губы да похихикивала, то буянила.
— Шурка-а, не волынь! А ну-к вдарь пару ведер порошочку! — добродушно покрикивал при людях Ефим Зюзин, рослый, чубастый парень в тесной пропотелой гимнастерке.
А Василину оберегали, не давали ей таскать ведра с порошком, может, потому, что не удалась здоровьем — мучила надсада, а, может, просто жалели за тихую, одинокую жизнь без мужа — он погиб на заводе. Сына она вырастила, подняла на ноги и проводила самолетом на восток, в мореходку…