Вернадский - Рудольф Баландин

В жизни Владимира Вернадского заметно проявлялись духовные качества, возникшие от родных и близких: мужество, яркое воображение и впечатлительность, любознательность, сила воли и доброта, высокое чувство собственного достоинства и уважение к окружающим (взаимосвязанные свойства), пытливый ум.

От предков можно унаследовать некоторые способности, наклонности. Но все-таки более всех ответственны за свою судьбу мы сами. Нет смысла ссылаться на неблагоприятные обстоятельства. Прожитое неповторимо, и оправдания ничего не изменят. Жизнь — это сочинение, которое каждый пишет набело с детских лет…

Одни утверждают, что дети — это недоразвитые взрослые. По мнению других, взрослые — это испорченные дети. Доля истины присутствует и в том и в другом взглядах. Пример Вернадского подтверждает правильность точки зрения, предполагающей значительную свободу детской личности.

В выборе жизненного пути Владимира отец не принимал активного участия, хотя был не прочь привлечь сына к области своих научных интересов, дарил ему свои статьи. Но, как мы говорили, движение по протоптанной родителем дорожке мешает сформироваться оригинальному мыслителю. Только испытывая сопротивление среды, укрепляешь свои силы.

У Владимира Вернадского рано обнаружился интерес к истории родины, своего народа и славян вообще. Его исторические изыскания начались в четвертом классе гимназии, а в последнем написал он достаточно серьезное сочинение — «Угорская Русь (Закарпатье. — Р. Б.) с 1848 года», — проникнутое горячим патриотизмом.

И всё-таки Владимир в 1881 году поступил на естественное отделение физико-математического факультета Петербургского университета. На это поистине судьбоносное решение оказали влияние Андрей Краснов и гимназическое «вольное общество» энтомологов, вечерние беседы с Евграфом Максимовичем, сила детских впечатлений от величественного и прекрасного мира природы.

Университет приводит его в восторг. После надоедливой зубрежки и упреков матери — благословенная свобода, смелые разговоры с товарищами. Преподавали ученые с мировым именем: биологи Бекетов и Фаминцын, физиолог Сеченов, геолог Иностранцев, минералог Докучаев, географ Воейков; блестящее созвездие химиков: Менделеев, Бутлеров, Меншуткин.

Лекции не были пересказом азов науки. Профессора сами вели научные изыскания, пролагали новые пути в науке и старались поделиться со студентами своими поисками, открытиями, сомнениями. Студентов готовили к творческой деятельности, а не к выполнению заданий начальства.

Первые студенческие каникулы Владимир провёл на даче в Павловске. Свой досуг посвящал химическим опытам и наблюдениям за жизнью природы. Выращивал кристаллы из растворов аммония и хлористого калия, рассматривал крохотные игольчатые друзы в микроскоп. Пытался на прогулках определять виды растений (без особого, впрочем, успеха).

Ночи стояли светлые, беззвездные. Ему нравились поздние прогулки. Замечал необычное: странный зеленовато-медный цвет неба там, где зашло солнце; вдоль дорожки с одной стороны верхушки деревьев сильно раскачиваются ветром, тогда как с другой остаются неподвижными.

Он не старался отвечать на возникающие вопросы. Ему хотелось наблюдать, замечать, удивляться; пока было достаточно ощущения тайны.

Встретил «миленькую березку, стебелек которой был красный, листья сверху красноватые, снизу зеленые». В пруду поймал маленькую ящерицу с удивительным хвостом в виде поплавков, а на голове с несколькими рогами. Вскоре выяснил, что это не ящерица, а тритон.

Следил за изменчивой формой облаков, так и не поняв, почему они летом преимущественно кучевые, а осенью слоистые.

Утром 1 августа его разбудил тонкий стук в окно. Выглянул наружу — никого. Обратил внимание на сухой треск, идущий от кустов, растущих в палисаднике. На них лопались созревшие стручки, выбрасывая семена. Некоторые из семян попадали в оконное стекло: «Просыпайся, скоро осень!»

В это лето часты были грозы. Что за удовольствие наблюдать их! Надо успеть отметить частоту ударов грома и время, разделяющее вспышку молнии и следующий за ней раскат. Умножая скорость звука в воздухе (330 метров в секунду) на время, прошедшее от вспышки до первого раската, получаешь расстояние до молнии. Самая дальняя молния оказалась за 7480 м (удар

№ 55 от начала грозы в 6 часов 45 минут).

Он совершал экскурсии к реке Поповке, расположенной в нескольких верстах от Павловска. Крутые берега реки срезали слои древней силурийской формации. На обрывы наплывал сверху почвенный покров, порой повисая карнизами. Значит, берега продолжают разрушаться под действием дождя, ручьев, ветра. Давние силурийские слои обретают новую жизнь, включаются в современные процессы.

«В природе, — записывает Вернадский, — нет ничего ни старого, ни нового — все постоянно изменяется».

Разгадка сильного разрушения берегов была неожиданной. За поворотом русла под обрывом стояли два мужика с лопатами, добывая глину и нагружая ею подводу. Выходит, из местных геологических агентов человек едва ли не самый существенный!

… Он шел по долине, пристально всматривался в береговые обрывы, отбивал обломки известняка — образцы, поднимался по крутым уступам на более высокую поверхность.

Мысли легко обращались к прошлому, он как бы погружался в бездну геологической истории, в силурийскую эпоху. Здесь расстилалось теплое море, на дне его копошились плоские членистоногие илоеды. Проплывали неуклюжие панцирные рыбы, напоминающие одетых в доспехи рыцарей. Висели в воде медузы, шныряли какие-то непонятные существа…

Какая замечательная способность — видеть то, что существует ныне, и проникать воображением в былые эпохи! Не просто выдумывать, что придёт в голову, а сознавать верность своих фантазий. Находишься сразу и в прошлом, и в настоящем!

Какую радость доставляет знание, насколько богаче и прекрасней Мир, открываемый наукой! Раньше видел его потаенным, как нераспустившийся бутон, а теперь он раскрывается… Нет, приоткрываются лишь некоторые лепестки, а многое остается неведомым.

Вернувшись с экскурсии, заново продумывал он свои ощущения. Оказывается, прежде не понимал, какое наслаждение испытывает человек, узнающий новое не из книг, а вопрошающий природу, испытывающий натуру. Природа сама подсказывает вопросы и возможные ответы. И нет никого между человеком и природой, идет разговор один на один, без посредников, без книжных чужих мудрствований. Как будто стоишь перед мировым разумом, о котором так горячо говорил Евграф Максимович.

«Какой рой вопросов, мыслей, соображений! Сколько причин для удивления, сколько ощущений приятного при попытках объять своим умом, воспроизвести в себе ту работу, какая длилась века в бесконечных ее областях!»