Оправа для бриллианта, или Пять дней в Париже. Книга первая - Сергей Курган

Серж молча посмотрел на бывшее здание Гард-Мебль.

– Всех выпустили, а как же! Карманников, грабителей с большой дороги, наемных убийц – всех. Так что Париж оказался в полной власти банд уголовников, рядящихся под «революционеров» и под этой все покрывающей маркой грабящих частные дома и магазины, нападающих на честных граждан с тем, чтобы обобрать их до нитки, а то и убить – из мести, ради корысти, или просто из куража. Чего проще: напялил кокарду и фригийский колпак – и вперед. «К новым свершениям!» Совсем так же, как пьяная матросская сволочь в Петрограде через сто лет с четвертью. И не только в Петрограде… Король умер – но нет, не да здравствует король! Да здравствует анархия! Грабь награбленное!

– Короля убили?

– Тогда еще нет, – грустно ухмыльнулся Серж. – Но Тюильри уже взяли «штурмом». Знаете, что собой представлял этот «штурм»? Осатаневшая толпа пьяного быдла ворвалась во дворец, грабила, убивала.

– Но разве короля никто не защищал? – удивилась Аня.

– Защищали, – совсем тихо сказал Серж. – Швейцарская гвардия.

– Как у Римских пап?

– Да, как у Римских пап. Швейцарцы остались верны своему долгу до конца.

Серж сжал губы, глаза его отрешенно смотрели куда-то в бесконечность. Такого Сержа Аня видела впервые.

– Они все полегли, – договорил он почти будничным тоном. – Швейцарцы – это швейцарцы, Аня.…

– Ваши земляки? – каким-то «верхним чувством» сообразила она.

– Да, – мои земляки, – и в голосе Сержа прозвучала гордость. – Они погибли, защищая не только короля Франции. Они погибли, защищая честь. И не только свою. Но во Франции…

Серж махнул рукой.

– О, Франция, – в тоне Сержа отчетливо прорезалась ирония, – Марианночка у нас – образцовая республиканская девочка. L’ancien régime – бяка. République. Liberté. Mort aux tyrans!34 Кто бы говорил о тирании… Представьте: у Франции даже государственного герба до сих пор так и нет.

– Как это? Разве такое возможно?

– В этой стране все возможно.

– А что вместо него?

– Вместо него – сеятельница.

– Кто-кто?

– Марианна, то есть, девушка во фригийском колпаке, символизирующая свободу, и изображенная сеющей зерно в борозду.

– Сеет разумное, доброе, вечное? – съязвила Аня.

– А это откуда? – с интересом спросил Серж.

– Это написал Некрасов.

– Николай Алексеевич? Очень интересно. Ну, да, наверное – разумное, доброе и все прочее. Только сеет она почему-то это вечное против ветра.

– Почему?

– Это вы у меня спрашиваете? Я не знаю. А от догадок своих я в вашем обществе, Аня, лучше воздержусь. При случае взгляните на монету – убедитесь.

– Но ведь франков уже нет?

– Я и не предлагаю вам смотреть на франки. Посмотрите на монеты в 10, 20 или 50 евро-центов. На так называемой «национальной стороне». Это и есть вместо герба.

– Но почему так?

– Гербы, видите ли, напоминают о королевской власти, о феодальных порядках, о дворянах, аристократах. А их во Франции не сильно жалуют, мягко говоря.

– Что, правда?

– Правда. Это не как у вас, в России – теперь, после распада СССР. Быть дворянином вновь стало престижно и модно. Здесь же это до сих пор – весьма дурной тон. Так и обходятся без государственного герба. Уж тем более без короля. Королей, императоров – на мыло! Вот выпить коньяк перед едой – это кошмар! Дурной вкус. И думать не моги! Такой афронт! А королям головы резать или аристократов вздернуть на фонарях – это пожалуйста. Никакого дурновкусия.

На губах Сержа блуждала саркастическая усмешка.

– Но на Родине о них не забыли, – вновь заговорил он.

– О швейцарских гвардейцах?

– Именно. В Люцерне им поставлен памятник. И какой памятник! «Умирающий лев». По трогательности и вместе с тем по силе трагизма ему нет равных на этой планете, уж поверьте! В этой оценке я совершенно солидарен с Марком Твеном, которому случилось увидеть его во время его путешествия по Европе. Впрочем, чему тут удивляться? Ведь это Торвальдсен! Родина заказала памятник величайшему скульптору своего времени. Родина не поскупилась…

Что это? Что с глазами Сержа? Они блестят, они увлажнились. Какой же он разный! И на какие же сильные эмоции он, по-видимому, способен.

«Умирающий лев». Памятник солдатам швейцарской гвардии в г. Люцерн. Скульптор Бертель Торвальдсен.

– Пожалуйста, не забудьте, Анечка, – продолжил он уже совершенно спокойно, – хочется думать, вы еще побываете в Швейцарии. Найдите возможность заехать в Люцерн. Он и вообще стоит того. Но памятник надо посмотреть обязательно. Когда увидите – поймете почему. А что до Гард-Мебль, то все вышло нелепо до абсурда. Здание фактически стояло открытым, и туда мог войти любой прохожий, а точнее, проходимец. Правда, за ним должна была присматривать Национальная Гвардия, но если учесть, что в роли национальных гвардейцев выступали свежевыпущенные из тюрем уголовники, успевшие вовремя напялить трехцветные кокарды, то сами понимаете…

– И что же произошло?

– Простите, Аня, но мне в ответ на этот вопрос невольно приходят в голову совершенно непечатные выражения.

– Французские?

– О да – сначала французские. А потом и прочие. Поверьте, как полиглот я отлично умею ругаться на многих языках. Самое мягкое выражение, которое тут можно употребить, это… Впрочем, все равно не стоит. Достаточно сказать, что большие банды воров заходили туда, как к себе домой, четыре раза – 11,13, 15 и 16 сентября. И каждый раз уходили не с пустыми руками. Шестнадцатого в здание проникла банда в 50 человек. Они явились со своими женщинами, кутили.

– Они что, просто вошли в дверь?

– Нет, конечно. Это было бы уже чересчур – даже для такого театра абсурда. Входная дверь все-таки была заперта, и там находился привратник. Поэтому они залезали через окно, что, впрочем, не представляло никаких трудностей.

– И где же были камни?

– Почему же только камни? Далеко не только! Золотая утварь, гобелены и прочее. Много всего. Например, там была церковная литургическая посуда кардинала Ришелье.

– Ничего себе!

– А вы как думали? Что же до алмазов и прочих камней, то они содержались в восьми ящиках комода. Запертых, разумеется.

– Просто в ящиках комода? Не в сейфе?

– Что вы, какой там сейф! Просто мебельные ящики. А что там было! Дух захватывает. «Регент», «Санси», «Зеркало Португалии», знаменитый «Синий алмаз», а, кроме того, полный комплект регалий ордена Золотого Руна, еще «Берег Бретани» – это не алмаз, это – шпинель.

– Шпинель – это тоже драгоценный камень?

– Да, Аня. Весьма ценный. Красного цвета, внешне похож на рубин. Раньше его называли рубин-балэ, или рубин-балас. Хотя минералогически рубин и шпинель – это совершенно разные камни. Вообще говоря, шпинель значительно дешевле алмаза. Но для такого знаменитого камня, как «Берег Бретани» это уже не имеет никакого значения. Это исторический камень – крупный, неправильной, весьма прихотливой формы. Кстати, знаменитые «рубины» Британской короны – «Рубин Черного Принца» и «Рубин Тимура» на самом деле тоже – шпинели. Но от этого их ценность нисколько не умаляется. За ними тянется такой исторический шлейф! И псевдо-исторический тоже… Между прочим, Российская Большая Императорская корона тоже увенчана огромной шпинелью.

– Большая? А что, есть маленькая?

– Есть и Малая корона, изготовленная позже Большой – в начале 19 века, при Александре 1.

– А Большая?

– Большая была изготовлена в конце 18 века для Екатерины II. Камни для нее – алмазы и прочие – подбирал Иеремия Позье, первоклассный ювелир. Кстати, ее еще украшают два ряда крупных, великолепно подобранных «восточных» жемчужин. «Восточным» называют самый лучший жемчуг. Между прочим, в Гард-Мебль жемчуга тоже хватало. Впрочем, жемчуг – это особая история…

– Что значит «особая»?

– Видите ли, Анечка, хотя жемчуг, с одной стороны, является одним из наиболее ценных камней – он входит в «великолепную пятерку» вместе с алмазом, рубином, синим сапфиром и изумрудом, но, с другой стороны, у него есть одна беда. Он не очень-то долговечен. Дело в том, что жемчуг – материал органического происхождения, он, как вы, наверное, знаете, образуется некоторыми видами моллюсков. И поэтому он содержит много органического вещества, которое со временем, естественно, разлагается. Поэтому жемчужины «болеют» и, увы, «умирают». Так, обнаруживаемые в богатых древних захоронениях изумруды, рубины и прочие камни сверкают, как всегда. А вот от жемчужин остается, как это по-русски?

Серж на минуту задумался.

– Труха, – сказал он, наконец, неуверенно.

– Да, Серж, – поспешила на помощь Аня, – такое слово есть. Я поняла. И это очень печально. А можно как-нибудь продлить жемчугу «жизнь»?