Компьютер по имени Джо (Сборник) - Эдмонд Гамильтон

— Это Хопи! Вон Хопп, наверху!

Молодой наладчик Джо Уилп сел за руль роскошной машины, чтобы продемонстрировать, как тихо работает ее двигатель. Он начал быстро орудовать невидимыми снаружи рычагами управления: автомобиль чуть задрожал, и посетители, плотно прижавшись к шелковым канатам вокруг, лишь с трудом услышали урчанье работающего двигателя. Но тут внезапно завыл клаксон этой машины, звук его гулко отдавался под сводами из стекла и металла. Услышав его, к машине ринулись новые толпы любопытных. Уилп стал нажимать на кнопку клаксона, но тот не замолкал. Наверху мистер Хопп, сдвинув седые брови, распорядился:

— Скажите этому остолопу, чтобы он ни к одной машине близко не подходил!

И тут хрипло завыл широкий мощный тяжеловоз, а секундой позже, слившись в какофонический хор, взвыли клаксоны всех машин в зале. Поднялся хохот, несколько девушек, изображая непереносимые страдания, с очаровательными гримасками заткнули уши. Ни в одной из машин, кроме первой, никого не было, и многие, когда заметили это, стали говорить:

— Это Хопп нам приготовил сюрприз!

Но достаточно было увидеть выражение лица знаменитого инженера, увидеть, как он, привстав и судорожно вцепившись руками в перила, перегнулся через них и гневным взглядом обегает зал, как становилось ясно, что вой клаксонов его совсем не радует. Не получая на свои вопросы сколько-нибудь вразумительных ответов, он повернул голову к мистеру Гаррисону, своему достойному помощнику, который смотрел, вытягивая шею, из-за его плеча, и спросил того:

— Кто это пошутил так неудачно?

— Не понимаю… — проговорил, запинаясь, Гаррисон.

Внезапно толпа взорвалась истошным многоголосым криком. Трактор «Титаник», мощный, приземистый, напоминавший чем-то осьминога или какого-то странного серого зверя, способного жить даже после того, как у него вырезали живот, вдруг тронулся с места и, разорвав шелковый канат, поехал в толпу. Одновременно с ним пришли в движение два мощных фургона, а двумя секундами позже уже все машины, какие были в зале, двигались по мозаичному полу, покачиваясь слегка, лишь когда им приходилось переезжать через лежащих на полу людей. По толпе, понявшей, что опасность угрожает со всех сторон, побежали встречные волны; отчаянно вопили те, кто видел, что вот-вот волны эти, столкнувшись, их раздавят; кричали те, кто ощущал на себе тяжесть колес или видел опасность уже совсем рядом; люди, пытаясь спастись, расталкивали своих собратьев как безумные; тщетно звали друзей те, кого разлучила толпа; кто-то поносил виновных в этом несчастье, и ошеломление и растерянность тысяч людей, не имеющих возможности покинуть огромный зал, достигли вскоре предела. А вой клаксонов не умолкал, и шум поэтому становился все громче. Прохожие на улице, слыша его, бежали по эспланаде перед циклопическим зданием «Дома автомобиля» к огромным дверям посмотреть, что происходит внутри, а шоферы, дожидавшиеся своих хозяев, поднимались, чтобы лучше видеть, на подножки машин. Толкаясь, падая, собирая все силы, чтобы удержаться на ногах, из здания повалила толпа. Выбегавшие сталкивались с теми, кто рвался внутрь, и бежали дальше, ища спасения за рядами машин на эспланаде. Пострадавшие посетители выставки, из-за страха до этого не ощущавшие боли, теперь громко стонали, и их чуть не на руках несли в пункты скорой помощи. Сквозь проемы исполинских дверей по-прежнему потоком лилась толпа и огромным пятном растекалась по эспланаде. И тут, врезавшись, как таран, в толпу, или, если выбрать более точный образ, плывя по испуганному, кричащему людскому половодью, появился первый автомобиль с выставки. Он вонзился в человеческую массу, раздавил часть толпы, оказавшуюся перед ним, и, открыв себе таким способом путь, продолжал свой безумный бег, а клаксон его по-прежнему изрыгал отрывистые, злобные звуки, напоминавшие лай разъяренного волкодава. Несколько секунд — и из дверей появилась громада грузовика, он безжалостно сбивал людей с ног и перемалывал их, как нос корабля перемалывает воду в пену. Оставив наконец толпу позади, грузовик унесся вслед за первой машиной. А за ним появилась еще одна, и еще… Все, кто был свидетелем этой неправдоподобной сцены, видели, что ни в одной машине водителя нет, что машины движутся автоматически, легко объезжают препятствия и безошибочно выбирают дорогу.

Толпой еще владели паника и растерянность, когда вдруг почти все автомобили, оставленные поблизости от здания посетителями выставки, помчались вслед за машинами, которые оттуда выехали. Шоферы столбенели от изумления или же бросались вдогонку, но бесплодность этих попыток становилась для них очевидной почти сразу. Что до тех, кого начавшееся бегство автомобилей застало в кабинах, то никому из них остановить свою машину не удавалось, и водители, уже на грани безумия, выпрыгивали из машин на ходу. На эспланаде осталось лишь несколько старых автомобилей и шесть или семь машин самых плохих моделей. Все прочие исчезли за поворотом улицы. И едва скрылась из виду последняя, как под исполинской железной аркой главного входа в «Дом автомобиля» появилась фигура мистера Хоппа — голова обнажена, лицо разгневанное, руки сжаты в кулаки, взгляд мечется в поисках сбежавших со стоянки машин. Он крикнул:

— Поезжайте за ними! Быстро!

…На шоссе, широкой темной лентой разрезавшем зеленый пейзаж, машины, выстроившись плотной колонной, ехали прочь из города. Они были как единое тело, большое и подвижное, заполнившее всю ширину дороги. Машины, машины, машины… Может быть, десять тысяч, а может, двадцать. Не в силах оторвать взгляд от этой сейчас уже далекой колонны, мистер Хопп пробормотал:

— Вы что-нибудь понимаете, Гаррисон?

И толстяк Гаррисон, поглаживая дрожащими пальцами свою блестящую лысину, выдавил из себя:

— Не знаю… Как в страшном сне.

II

Десять минут пришлось досточтимому Макгрегору звонить председательским колокольчиком, прежде чем наступила тишина. Зал заседаний городского совета, предоставленный для сегодняшнего необычного собрания, сейчас наполняли люди, и людям этим лишь с трудом удавалось сдерживать переполнявшие их чувства. Здесь собрались самые выдающиеся умы страны. Если бы в эти мгновения провалилась крыша здания, нации пришлось бы оплакивать смерть своих лучших математиков, биологов, изобретателей и государственных деятелей. Другую публику в зал не допускали, и она стояла многочисленными кучками на улице, а представителей прессы неподкупные стражи порядка даже близко не подпускали к залу, и они обменивались догадками в коридорах. Когда под длинным столом, за которым заседали обычно отцы города, обнаружили репортера, поднялся страшный шум, и Макгрегору, чтобы положить этому шуму конец, пришлось долго звонить в свой колокольчик. Нэнси Чейни, профессор механики из Национального института наук, была за то, чтобы обсуждения проходили открыто, но старый Аккер, высший авторитет в области органической химии, возразил на это, что речь идет не о политическом митинге, а о встрече людей науки, пытающихся понять пока еще загадочное явление. Макгрегор посоветовал всем соблюдать тишину, ибо только в тишине смогут они мобилизовать возможности своего интеллекта и разобраться в явлении, послужившем поводом для их встречи; он напомнил, что судьба страны, более того, всего мира, зависит от исхода их встречи, и попросил, чтобы присутствующие спокойно выслушали знаменитого Купера.