Кровавый апельсин - Гарриет Тайс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Фотографий всего около сорока. Я раскладываю их в хронологической последовательности, ориентируясь на возраст супругов и прогрессирующую лысину Эдвина. По словам Мадлен, познакомились они в университете. Фотографии того периода выделяются из общей массы: вот она, молодая и симпатичная, в полосатом комбинезоне, рядом он, счастливый, улыбающийся, в простом свитере. Дальше целая серия отпускных фотографий – вот горовосхождение в Европе, вот Колизей, вот фонтан Треви, вот пирамида Лувра, вот ящерица Гауди. А вот и совсем дальние дали – вулкан на фоне рисового поля. Индонезия, наверное. А вот Петра.
Мы с Карлом тоже были в Петре – смеялись над верблюдом, который не мог подняться под весом жирного туриста. Сейчас вспоминать стыдно. У бедняги верблюда ноги дрожали, а погонщик орал на него: вставай, вставай, вставай! Того верблюда давно нет на свете, как нет чувства, заставлявшего нас с Карлом держаться за руки по пути к монастырю на вершине холма. Как нет мужчины с добрыми глазами, застенчиво улыбающегося мне с фотографий, которые я разложила на столе.
Вдруг мы с Карлом были в Иордании в то же самое время? Определить невозможно. Я переворачиваю фотографии лицом вниз: вдруг на оборотах есть какие-то указания относительно года, когда их сделали? Ничего. Только на одной фотографии синими чернилами написано: «Она сказала „да”». Перевернув ту фотографию, я вижу не студентов, а сияющую Мадлен в облегающем синем платье. Она сидит в ресторане и улыбается. Эдвин в кои веки не за ней, а рядом – прижимает Мадлен к себе. Фотографию наверняка сделал официант. На столе флюте для шампанского, в одном из них Эдвин спрятал кольцо? Или он принес коробочку в кармане брюк? Он то и дело похлопывал карман, проверяя, на месте ли заветная ноша, и надеялся, что Мадлен ничего не замечает?
А Мадлен ждала предложения руки и сердца? Она обрадовалась? На фото она улыбается. Эдвин обнимает ее крепко, локтем придерживает шею. Ей удобно или во взгляде правда сквозит напряжение? Неужели что-то омрачает ей даже радость такого события? Текст на обороте написан твердой, уверенной рукой. «Она сказала „да”». Разве исключительность момента не должна подчеркиваться восклицательным знаком?
Когда Карл сделал мне предложение, фотоаппарата у нас не было. И шампанского не было. Мы говорили о том, по карману ли нам перебраться со съемной квартиры в Боу в место получше, и я предложила купить жилье. «Тогда нам нужно пожениться», – сказал Карл. Я кивнула, и он добавил: «Думаю, пожениться нужно в любом случае». В тот вечер к этому больше не возвращались, а через несколько недель Карл сообщил, что через четырнадцать дней у нас запись в офис регистрации. Я не возражала. На регистрацию пришли мать Карла и моя лучшая подруга Эви. В какой-то момент я наверняка тоже сияла от счастья, хотя это не запечатлено ни на одной фотографии. С другой стороны, я не выпущена на поруки и Карла не убивала, так что, пожалуй, все не так плохо.
На многих других фото Эдвин и Мадлен выглядят совершенно нормально – не отличаются от любой другой пары. От нас Карлом, например. Абсолютно ничто не указывает на то, что через пятнадцать лет Мадлен зарежет супруга.
Вот свадебная фотография – у Мадлен изысканный букет из оранжевых лилий. Вот беременная Мадлен боком стоит у обвитой глицинией двери. Вот она с младенцем на руках, Эдвин рядом, он крепко ее обнимает. На каждой фотографии Мадлен счастливо улыбается. Я зря теряю время. Эти фотографии не подскажут, почему Мадлен убила мужа. Они как непроницаемо идеальные картинки. Изучать их – все равно что смотреть на наши с Карлом фотографии и гадать, на каком этапе между нами возник разлад. Вздохнув, я включаю сотовый. Он тотчас пищит: пришло сообщение о Патрика.
«Пью в Кэрне. Хочешь – приходи».
«У тебя же ужин», – пишу я.
«Был», – отвечает он.
Я смотрю на часы: ужин у Патрика получился короткий, значит, это не свидание. Затекшие плечи расслабляются. Я просматривала фотографии почти час, но не обнаружила ничего. Хватит работать! Кроме меня, в конторе ни души – тишина полная. Еще не поздно – только девять вечера, а такое ощущение, что полночь. На стене колышется тень ветвей дерева, что растет за окном канцелярии. Я включаю сигнализацию, запираю дверь и ухожу.
Глава 8
Я захожу в бар и ищу Патрика. Вопреки моим ожиданиям он сидит не в гордом одиночестве, а за длинным столом в окружении обычной публики из нашей конторы, хотя сейчас вечер среды. Я устраиваюсь между Санкаром и Робертом.
– Вином угостите?
Оба молчат. В зале шумно. Из поточных колонок ревет музыка. Я усаживаюсь в уголок и смотрю на Патрика. Он в своей тарелке, в своей стихии. Он ярчайший всполох пожарища в созвездии. Он травит байку, над которой сидящие рядом хохочут, а сидящие далеко тянутся, чтобы ее услышать. Улыбающаяся Алексия на периферии. Это не тихая попойка тет-а-тет, но ничего не поделаешь. Он сам позвал меня сюда… как подумаю об этом, теплее становится. Я хлопаю Роберта по руке, когда Патрик поворачивается, явно удивленный моему присутствию.
– Вином угостите?
– Тебе нужно выпить.
Говорим мы хором. Я смеюсь. Роберт тянется через стол и наливает красное в стоящий рядом бокал. Паузу я делаю миллисекундную – гадаю, чистый ли бокал. Ай, один ляд! Я пью до дна, но Роберт моему бокалу пустовать не позволяет.
– Тяжелый день? – спрашивает он.
– Ага. Только с работой разделалась. А ты как?
– Я тут с четырех. Жена меня убьет. Я же только пару рюмах пропустить собирался… – У Роберта заплетается язык.
– Мы все тут на пару рюмах.
Я пью лишь половину второй порции и ставлю бокал на стол. Волны спокойствия покачивают меня, неяркое освещение наполняется золотым сиянием. Все хорошо, я имею право здесь находиться. Карл не хочет, чтобы я вернулась домой слишком рано: он занят со своей группой. У Матильды тоже все хорошо: до отвала наевшись пиццы, она вот-вот уплывет в царство Морфея. Я свою работу выполнила и выпивку заслужила. Еще один большой глоток вина, и я смотрю на Патрика. Он сидит рядом с секретарем Марке, и сейчас, приглядевшись, я замечаю с другой стороны от него красивую незнакомку. Она слушает Патрика и, похоже, веселится от души. Безмятежного спокойствия как не бывало – у меня аж пальцы леденеют.
Я тычу Роберта локтем:
– Кто это?
– О ком ты?
– Вон
