Их было 999. В первом поезде в Аушвиц - Хэзер Дьюи Макадэм

приоткрытых окон, девушки кричали в ответ:

– Не волнуйтесь! Я скоро вернусь! Я вас люблю!

В толпе соседей, родственников и всего собравшегося там Гуменне Эдита расслышала голос матери: «О Лее я не беспокоюсь, она сильная. Но Эдита… Она же совсем хрупкая».

Прозвучал паровозный свисток. Состав тронулся. Глядя, как Гуменне тает вдали, Марги Беккер попыталась поднять подругам настроение, и другие последовали ее примеру. Клари Атлес, которая была повзрослее Марги, выступила с зажигательной речью, напомнив старшим девушкам, что они теперь должны взять на себя роль родителей и помогать младшим. Потом Гиззи Циглер немного подразнила Аделу. Кто-то затянул песню. К пению присоединилась Гелена, обладательница роскошного сопрано. Юный оптимизм взял верх, и к девушкам вернулся дух приключения. Они – на пути в большой мир. Они – вместе. Их просят выполнить какую-то работу для правительства. Они теперь взрослые. Вскоре все присутствующие почувствовали эмоциональный подъем, неведомое стало казаться не таким уж страшным. Даже мысль о том, что они, вопреки еврейским традициям, едут куда-то в Шаббат, придавала им уверенности в себе. В честь святого праздника Марги и другие девушки поделились едой, которой их снабдили матери, с подругами и с теми, кто ехал с пустыми руками, у кого весь день крошки во рту не было.

На одном из поворотов вдали показались высокие пики Швейцарских Альп. Величественные белые вершины сверкали в лучах заходящего солнца. Высунувшись из окон, девочки радостно закричали, указывая на Герлаховку[26].

Некоторые из деревенских видели Высокие Татры впервые. Исполненные патриотического подъема и ощущения высокой цели, девушки запели национальный гимн Словакии. Голоса Эдиты и Леи заглушали шум паровоза.

Над Высокими Татрами – молнии,Раскаты грома гремят в горах.Так остановим же их, братья!Пусть навеки они уйдут.Словаки воспрянут духом.Словакия долго спала.Но горные громы и молнииПоднимут ее ото сна.

Уже почти стемнело, когда поезд вдруг резко остановился в Попраде. В бодром, жизнерадостном настроении девушки выгружались со своими чемоданами на платформу, где их ждала бригада гардистов со стеками в руках. Это были не те мальчики, которых они знали в детстве. Это были жестокие мужчины с каменными лицами. Криками и ударами плеток они погнали девушек вперед. Зазубренные пики Высоких Татр, которые еще недавно наполняли их сердца патриотизмом, теперь казались холодными и грозными. Все, что представлялось странным, теперь стало еще непонятнее. Впереди их ждали двухэтажные казармы. «По крайней мере, нам хотя бы скажут, что будет дальше», – подумала Эдита, почувствовав себя покинутой и усталой. Но их никто не встречал – никаких приветственных делегаций или воспитательниц, как в школе, – какая-либо организация здесь вообще отсутствовала. Девушки шагнули внутрь массивного здания, пытаясь в растерянности понять, где же они будут спать. Не дождавшись разъяснений, кое-как соорудили себе подвесные койки и свернулись в них калачиком. В опустившейся темноте пустой казармы звучало лишь эхо всхлипов, девушки так и проплакали, пока не уснули.

Глава седьмая

Женщины несут в мир жизнь и свет.

КаббалаШаббат – суббота, 21 марта 1942 года

Где еще можно наверняка застать в Шаббат юную, незамужнюю, благовоспитанную еврейку, как не дома с родителями? Регистрация накануне Шаббата означала, что если девушка решит проигнорировать призыв и спрятаться, уклоняясь от выпавшего ей шанса поработать на правительство, то с утра ее без труда можно будет найти дома.

Решение спрятаться создавало ряд сложностей, но альтернатив было немного – особенно для тех, кто помоложе. Если девушка не состояла в браке, то автоматически становилась уязвимой, и потому некоторые семьи приложили все силы, чтобы выдать дочерей замуж до регистрации. Другие отправили своих девочек к родственникам в соседнюю Венгрию. Но семьи, которым правительство посулило поблажки, не считали подобные срочные меры необходимыми. Не получив обещанные документы, они могли выбрать лишь одно из двух – или повиноваться закону и дочерей отдать, или ослушаться закона и дочерей спрятать. Гроссы и Фридманы решили повиноваться. А Амстеры выбрали второй путь.

Ранним утром в субботу 21 марта местные полицейские в сопровождении гардистов подошли к дому Адольфа Амстера. Когда стучат в дверь ни свет ни заря, это может означать лишь одно. Мать Магды бросилась в спальню дочери и отправила ее в «тайник под крышей» их большого дома. Продрав глаза, господин Амстер открыл дверь, стараясь держать себя как можно непринужденнее. Стоящие у дверей встретили его не слишком приветливо.

Дьора Шпира вспоминает, как бывшие одноклассники, примкнувшие к Глинковой гвардии, на его глазах забирали своих друзей – одноклассники арестовывали одноклассников. Весьма вероятно, что, отворив тем утром дверь, Адольф Амстер обнаружил на пороге юношей, которые когда-то были теми самыми прыщавыми мальчишками, друзьями дочери, а теперь стояли с ружьями наготове. Он объяснил гардистам: мол, его семье пообещали освобождение, а, значит, им не было нужды утруждать себя визитом. Развращенные ощущением власти, которую давала им черная форма, парни выволокли хозяина на улицу и принялись охаживать дубинками.

Возможно, они выплескивали на него свой гнев и хотели прилюдно унизить, потому что он считался богатым евреем? Вышедшие из домов соседи в ужасе смотрели на происходящее. Амстер, весь в крови и синяках, умолял их прекратить. (Он был не настолько богат и важен, чтобы стыдиться умолять.)

Гардисты орали:

– Что это за дочь такая, которая смотрит, как отца избивают до смерти? Если бы Магда по-настоящему любила отца, то спасла бы его! Что это за дочь, если позволяет тебе так страдать?

В ловушку подложили приманку – любовь. Знать, что отца зверски избивают, и не вмешаться – это было выше Магдиных сил. Девочка-тростинка с нежным лицом вышла из дома. Отец обнял ее и стал упрашивать, чтобы ей позволили остаться. У него нет других дочерей. Она нужна дома. А как же его собственная служба правительству?

Парни грубо расхохотались. Они погнали хрупкую Магду, уводя ее по растаявшему снегу туда, где стояли другие девушки, которые тоже думали, что смогут спрятаться. Как же легко разыскать девушку, если она добродетельна!

Явившись к Рознерам, что жили в деревне в паре километрах от Прешова, гардисты дали их дочери Йоане два часа на сборы. Ее вместе с другими двадцатью тремя жительницами Шаришских Лук запихнули в грузовик, где они сидели в тесноте, «как сардины в банке», отвезли в город, высадили там у пожарной части, пометив в списке их имена. Было около десяти утра, и в пожарной части проходили регистрацию еще двести с лишним молодых женщин.

Несмотря на ранний час, Дьора Шпира с братом уже успели прослышать о случившемся у дома Амстеров и сейчас стояли у пожарной части, чтобы посмотреть, что будет дальше. Когда колонну девушек маршем вывели на дорогу, мальчики побежали, спотыкаясь, следом, выкрикивая имена Магды и Клары. Поскольку дело было ранним утром в Шаббат, некоторые члены еврейской общины еще не