Защита никогда не успокаивается - Френсис Бейли

В мае, на день рождения, он позаботился, чтобы невеста получила более традиционный подарок — 26 красных роз с длинными стеблями.

В июне, приведя в порядок свои дела, Ариана вернулась в Штаты, сняла квартиру в пригороде Кливленда и купила две автомашины — для себя и для Сэма. Она получила номерные знаки для машины Сэма и держала ее в гараже.

Я навещал Сэма каждый раз, когда оказывался в тех краях. Наконец в борьбе за его освобождение принял участие судья Карл Вайнман.

Свобода

17 января 1964 года судья Карл Вайнман сидел у себя в кабинете за длинным столом красного дерева. Напротив него расположилась защита Сэма Шеппарда и представители обвинения от штата Огайо. Судья проводил перед судом совещание, чтобы ускорить судебное разбирательство нашего прошения о рассмотрении законности пребывания Сэма под арестом. Вайнман имел репутацию умного человека, который умеет в любом деле добраться до сути. И сейчас он полностью оправдал свою репутацию.

— Джентльмены, — сказал он, — это чрезвычайно сложное дело, мы будем вести его корректно, с соблюдением всех правил и приличий, избегая какой-либо шумихи. Поэтому попрошу стороны посмотреть дело и прийти к соглашению по всем пунктам, где это удастся.

Интересы штата представляли Джон Чианфлона, старый, опытный юрист, и Дэвид Кесслер, молодой адвокат, старавшийся быть как можно более объективным. Мы с Кесслером просмотрели протоколы всех судебных заседаний по делу Сэма. Кесслер, явно возмущенный тем, что́ судья Блитен сделал с Сэмом, согласился с большей частью моих предложений. Это вовсе не означало, что он признал себя побежденным, но и к мелочам не цеплялся.

Мы не раз еще обсуждали это дело и в итоге пришли к определенным соглашениям. Я начал писать краткое изложение дела. В это самое время судья Мэл Андервуд, который передал дело Шеппарда Вайнману, сказал Джону Чианфлоне любопытную фразу:

— Мне пришлось передать дело Вайнману потому, что кто-то должен выпустить этого беднягу из тюрьмы, а быть этим кем-то я не хочу.

Вскоре обвинение стало проявлять явное беспокойство. 24 февраля старый противник Сэма, коронер округа Кайахога Сэмюэль Гербер порекомендовал генеральному прокурору штата, когда осенью будет слушаться дело Сэма, применить условно-досрочное освобождение. Более того, сказал Гербер, он не будет возражать, если Шеппарда освободят еще до суда. «Кливленд пресс» Луиса Зельцера неожиданно присоединилась к кампании «все простить и забыть», посоветовав тюремным властям последовать примеру коронера и «проявить объективность». Примерно в то же время через тюремного капеллана Сэму передали, что ему нужно лишь подать еще одно прошение о помиловании и он окажется на свободе. Капеллан, видимо, перестарался. Сэм понял так, что власти готовы упрашивать его принять помилование. Вместо того чтобы подать прошение по всей форме, Сэм отправил короткую, резкую записку. Через некоторое время он получил ответ, что его прошение не может быть рассмотрено как не соответствующее установленной форме.

Я был тогда в Нью-Йорке, но прилетел поговорить с Сэмом, пока он не успел подать новое прошение по установленной форме. Стив Шеппард рассказал мне, что представители штата связались с Сэмом через капеллана и предложили, что если он откажется от моих услуг адвоката, изменить приговор на непредумышленное убийство и выпустить его. Было ясно, что кто-то надеялся таким образом приостановить действие Хабеас Корпус. Я же считал, что Сэм заслуживает не только свободы, но и полной реабилитации. Я позвонил Ариане; она сказала, что посоветует Сэму согласиться с предложением властей — она хотела его немедленного освобождения. Я попытался убедить ее, что он и так выйдет через несколько месяцев. Разговор шел на повышенных тонах, я заявил, что еду к Сэму в Колумбус и сделаю все, что в моих силах, чтобы он не последовал ее совету, потому что она сама не понимает, что говорит.

Когда мы встретились с Сэмом, он признался, что после всего перенесенного оказаться так близко к свободе — соблазн, перед которым трудно устоять. И задал вопрос, какой на его месте задали бы многие:

— Если я сделаю, как вы советуете, — спросил он, — вы можете гарантировать, что я выйду на свободу?

— С точки зрения профессиональной этики я ничего не могу гарантировать, — ответил я. — Но в частном порядке могу заверить, что через несколько месяцев вы будете на свободе, а говоря так, я многим рискую. Наш судья — из адвокатов и, похоже, порядочный человек. Ни один честный человек не может отказать в таком деле.

Сэм помолчал. Я знал, что он думает об Ариане, о Чипе, которого теперь звали Сэм-младший, и о большом мире, куда я попаду, выйдя отсюда.

— Знаете что, — добавил я, — если судья откажет, я готов, при возможности, отсидеть за вас срок. Настолько я уверен в успехе.

— Ладно, — ответил Сэм, — потерплю еще.

17 марта нам наконец повезло. Я был в пресс-клубе на Манхэттене на обсуждении книги адвоката Уильяма Кюнстера «Священник и хористка», рассказывающей об убийстве в Холл-Милзе. Среди собравшихся была Дороти Килгаллен, писавшая о процессе Сэма в «Нью-Йорк джорнел Америкен». Во время обсуждения Кюнстер упомянул, что херстовским газетам, по решению суда, пришлось выплатить компенсацию за их тенденциозное освещение процесса.

— В таком случае, — заявила Дороти, — Шеппарду причитается не меньше пятидесяти миллионов долларов — это был худший из судов, которые я видела.

Она сказала, что именно ей, еще перед началом суда, судья Блитен заявил, что в виновности Сэма «нет сомнений».

Через несколько дней мы получили от Дороти письменные показания, вложенные в заявление на имя судьи Вайнмана. В них, в частности, говорилось:

«Он был весьма дружелюбен, пожал мне руку и сказал:

— Рад вас видеть, миссис Килгаллен. Всегда с удовольствием смотрю по телевизору вашу передачу.

И добавил:

— А что привело вас в Кливленд?

— Этот суд, ваша честь, — ответила я.

— Зачем же ехать так далеко от Нью-Йорка, чтобы писать о нем?

— В этом деле, — ответила я, — есть все присущее тому, что мы, газетчики, называем „настоящее убийство“. Жертва — очень привлекательная женщина, к тому же беременная; обвиняемый — влиятельный член общества, респектабельный, приятный мужчина. Плюс тайна — кто все-таки убийца?

— Тайна? — переспросил судья Блитен. — Все ясно как день.

Я была несколько удивлена — мне нередко приходилось беседовать с судьями, но обычно они не высказывали свое мнение до окончания суда.

— Что вы хотите этим сказать, судья Блитен? — спросила я.

— В его виновности нет ни малейшего сомнения, — ответил он».

К концу марта все бумаги были готовы. Кроме показаний Дороти Килгаллен, мы передали суду показания судебного чиновника по имени Эдвард Мюррей. Он заявил, что в июле 1954 года он и еще 3–4 человека разговаривали в комнате, откуда судьи, находящиеся в отпуске, забирают свою корреспонденцию. Когда рядом с ними остановился судья Блитен, как раз обсуждали дело Шеппарда. После разговора судья забрал свою почту и ушел. Уходя, утверждал Мюррей, он бросил фразу о том, что Сэм Шеппард виновен настолько же, насколько он, Блитен, невиновен.

В связи с показаниями Дороти и Мюррея к нашему ходатайству был добавлен пункт 23 — о том, что судья Блитен (к тому времени умерший) нарушил конституционные права Шеппарда тем, что после таких высказываний о вине Сэма не взял себе самоотвод.

Постепенно 23 пункта были сведены к 9, последние объединены в четыре основных вопроса, на которых, сказал судья Вайнман, и будет основано его решение.

1. Носило ли освещение дела средствами массовой информации до и во время суда характер, нарушавший конституционные права заявителя?

2. Нарушил ли конституционные права заявителя судья, не взявший самоотвод после того, как высказал вполне определенное мнение о вине подсудимого?

3. Нарушил ли судья конституционные права заявителя, позволив полицейским дать показания о том, что заявитель отказался подвергнуться проверке на детекторе лжи, а свидетелю Хоуку заявить, что он, Хоук, проверку на детекторе лжи прошел.

4. Нарушает ли конституционные права заявителя то, что бейлиф,[4] без согласия суда, позволил присяжным во время обсуждения вердикта беседовать по телефону с лицами, находившимися за пределами совещательной комнаты для присяжных.

15 июля 1964 года федеральный судья Карл Вайнман вынес решение по делу Шеппарда. Свое мнение он изложил на 86 страницах и открыл новую, хотя и короткую, главу в жизни Сэма Шеппарда, вернув ему свободу.

Говоря о прессе, судья Вайнман, в частности, писал: «Любой из вышеуказанных факторов, то есть откровенно враждебные, наносящие ущерб подсудимому публикации в газетах, отказ судьи опросить присяжных относительно порочащей подсудимого радиопередачи, нездоровая шумиха, сложившаяся вокруг процесса, — этого было достаточно для утверждения, что конституционные права заявителя нарушены. Но надо обладать бурной фантазией, чтобы при наличии всех этих факторов вместе утверждать, что заявитель был подвергнут справедливому и беспристрастному суду».