Герой ее романа - Инга Берристер

Дженнифер наблюдала за разыгрывающейся на глазах сценой со смешанным чувством симпатии и смущения. Итальянская чета была небольшого роста, — правда, Катарина немного ниже мужа. Оба пухлые, какие-то круглые и явно любящие друг друга, прожившие жизнь в счастливом браке. Последнее мгновенно бросалось в глаза. Девушка решила, что глупо обижаться на шутку Беппо, когда тот сравнил Мэттью со здоровым самцом. Невольно возникало ощущение, что итальянец гордится им как собственным отпрыском, радуется его мужской силе, как радовался бы могуществу собственного сына. Это была наивная, искренняя гордость, без всякой задней мысли.

— Она у тебя красавица, — одобрительно произнес Беппо, смерив Дженнифер оценивающим взглядом.

— Ты прав, Беппо. Это — моя красавица, — с едва уловимой ноткой ревности откликнулся Мэттью.

Так начался один из самых волшебных вечеров в жизни Дженнифер.

Она с аппетитом поглощала непривычные для нее блюда, запивая молодым итальянским вином. От нее не скрылось, что за ужином ее спутник почти не брал в рот спиртного. Не позволял и ей увлекаться хмельными дарами солнечной Италии. Дженнифер польстило такое бережное, в лучшем смысле слова, покровительственное отношение со стороны кавалера. Это не в последнюю очередь помогало ей чувствовать себя любимой и единственной.

У Дженнифер не оставалось сомнений — она влюбилась, что называется, по самые уши. Влюбилась с той самой секунды, когда Мэттью поднял ее с земли, помог встать на ноги. Впервые в жизни она испытывала упоительное головокружение, слегка пугающее и одновременно сладостное.

Когда они покинули этот милый, уютный ресторанчик, было уже довольно поздно. На улице, как и предсказывал прогноз погоды, подморозило — земля и ветки деревьев искрились серебристым инеем, изо рта вырывался пар.

— Холодно, — пожаловалась Дженнифер, плотнее запахивая полы пальто.

— Тогда прижмись ко мне, — посоветовал Мэттью, обнимая ее за плечи, и со всей силой прижал девушку к себе.

Блаженно прильнув к нему, она рассмеялась — это Мэттью попробовал спрятать свою руку в кармане ее пальто.

— Ага, значит, вот что тебе нужно — погреть руку у меня в кармане! — поддразнила она его.

— Ну уж, можно подумать, — смеясь, возразил он. — Просто боюсь, чтобы ты не замерзла. Я бы согрел тебя всем своим телом. Руками, губами… Но лучше всего это можно сделать в постели. Скажи, Дженнифер, тебя когда-нибудь ласкали, целовали?

— Представь себе! — возмутилась девушка. То, что она все еще оставалась девственницей, вовсе не означало ее полной безграмотности в вопросах секса. — Когда я еще училась в выпускном классе, мы часто ходили на всякие там вечеринки с поцелуйчиками и обжиманиями…

Изо рта Мэттью вырвалось огромное белое облако пара, и он зашелся в приступе неудержимого хохота.

— Ох уж эти вечеринки! Я ведь имел в виду вовсе не такие поцелуи, или, как ты их назвала, поцелуйчики. Я хотел спросить тебя о том, целовал ли тебя кто-нибудь… ну… так интимно, что ли… ласкал ли все твое тело языком, исследовал ли его руками, губами, языком?

Повинуясь мгновенному импульсу, Дженнифер закрыла ладонями уши, не желая слышать то, что он скажет дальше. Ее охватили одновременно чувство небывалого возбуждения, неловкости и досады из-за того, что ему, пожалуй, придется во всех подробностях объяснять ей, что именно он имеет в виду. Ей было нетрудно представить себе, какое наслаждение доведется испытать в те восхитительные минуты, когда мужчина, ее любимый мужчина будет ее ласкать. Однако ей и в голову никогда не могло прийти, что однажды во время прогулки по шумной, оживленной улице ее возлюбленный будет поддразнивать ее, объясняя, что именно женщина может позволить любимому мужчине, если хочет, чтобы эта любовь сделала ее самой счастливой на свете.

— Следует ли понимать твое молчание как «нет»? — спросил Мэттью, все еще смеясь.

Несмотря на игривый тон, Дженнифер расслышала в его голосе коварную нотку, свидетельство того, что смех — лишь ширма, за которой скрываются серьезные намерения ее спутника. В пользу ее подозрений говорил и взгляд этого красавца.

Хотя она была не слишком искушенной в вопросах секса, но наивной дурочкой ее не назовешь. Что ж тут непонятного? Мэттью хотел бы прикасаться к ней, желал ласкать, открывать для себя тайны ее тела — причем так, как он только что описал. И поскольку она продемонстрировала ему свое видимое непонимание, ему явно захотелось этого еще сильнее, причем немедленно. Сердце Дженнифер учащенно забилось от волнения. Как приятно было осознавать власть своих женских чар над мужчиной!

— Представляешь, как нам было бы хорошо! — горячим шепотом произнес Мэттью и, затащив Дженнифер в тень к стене какого-то дома, тут же решительно обнял ее.

У нее не осталось сил сопротивляться. Через несколько секунд руки Мэттью скользнули к ней под пальто, и он обнял ее так крепко, что у нее перехватило дыхание. В их первом поцелуе было все — нежность, блаженство, страсть. Они жадно впились друг другу в губы, ощущая, что тела их сжигает испепеляющий огонь. Однако, хотя Мэттью и просунул руки ей под пальто, к удивлению Дженнифер, за этим ничего не последовало, он просто продолжал обнимать ее.

— Я не осмеливаюсь, — произнес он, прервав поцелуй, будто читал ее мысли. — Богу известно, чего я хочу, но если я сейчас к тебе прикоснусь… Помнишь, что я говорил тебе сегодня днем?

— Ты говорил… о детях… о том, как они появляются на свет, — дрожащим голосом отозвалась Дженнифер.

— Не надо, ничего не говори, — простонал Мэттью, прижимаясь к ней еще крепче, и принялся расстегивать на себе пальто.

Девушка ощутила, что он возбужден да предела. Она тут же инстинктивно прижалась к нему еще крепче, словно осознав, что настал момент ответить на его страсть так, как и положено женщине, желающей ответной любви. Оказалось, что этим качеством она наделена сполна. Женская природа, отозвавшаяся в ее теле сладким томлением, брала свое, дразнила и возбуждала.

Почему-то в памяти всплыли рассказы однокурсниц об их постельных приключениях, — разумеется, в качестве главного героя в них неизменно фигурировал Мэттью. Дженнифер поразила собственная реакция на эти воспоминания, внезапно ее охватила решимость опытной, много повидавшей женщины, ревность, чувство собственности — и все при одной только мысли о том, что кто-то осмеливается посягать… нет, заявлять права на мужчину, которого она ни с кем не желает делить. Правда, эта мысль одновременно и позабавила ее.

— Что такое? Что случилось? — раздался голос Мэттью. Он уже расстегнул пальто и, нежно улыбаясь, взял в ладони ее лицо и приблизил к своему.