Под чужим именем - Валерий Горшков

– И этот хмырь сразу купился, – жадно впиваясь зубами в намазанный маслом хлеб, предположил Корсак.

– Не сразу, – покачал головой Леонид Иванович. – Сначала сделал вид, что пропустил мои слова насчет карт мимо ушей, и завел разговор о шлюхах из борделя, в котором часто бывал. А рассказывая свои скабрезные истории, словно между делом задавал всякие наводящие вопросы. Прощупывал меня – тот ли я, за кого себя выдаю? Потом сделал вид, что у него неожиданно закончились деньги… Я сказал ему «не волнуйся» и, похлопав себя по карману, снова намекнул, что недурно было бы найти компанию для игры в вист. И если Алекс знает такое место, безопасное и солидное, я готов в качестве благодарности выдать ему подъемные. С отдачей после выигрыша. И отсутствием всяческих претензий в случае фиаско. Марафет сразу заглотил крючок вместе с грузилом и поплавком. Сказал, что можно сыграть и прямо тут, в ресторане, в комнате на втором этаже, но он не советует, так как публика здесь не всегда честная. С запахом, как он тогда выразился… В ту ночь мы гуляли до самого утра и, придерживая друг друга, чтобы не упасть, клялись в вечной дружбе и несколько раз троекратно целовались. Как постоянно твердил Марафет, по старому русскому обычаю. Договорились встретиться на следующий день в гостинице. Это как раз была суббота. Марафет клятвенно пообещал познакомить меня с настоящими игроками. Но предупредил, что абы кого в игорный дом Штольца – при этих словах у меня аж сердце защемило – не пускают. Однако он, как давний член сего общества, непременно замолвит за меня словечко. За скромное вознаграждение…

Леонид Иванович провел ладонью по колючим щекам и подбородку, нахмурился, снял рубашку, оголив крепкий, упругий, словно высеченный скульптором из куска мрамора, мускулистый атлетический торс без капли подкожного жира, по которому при желании можно было запросто изучать анатомию. Подошел к висящему на стене умывальнику с зеркалом, открыл лежащую на полочке опасную бритву, покрошил в ступку мыло, плеснул воды и принялся при помощи помазка взбивать пену для бритья.

– Иваныч… не томи! – не выдержав целой минуты тишины, взмолился Слава, отставляя пустую тарелку и прихлебывая из кружки ароматный травяной чай. – Продолжай!!!

– Клуб Штольца находился в двухэтажном частном доме, в тихом местечке, недалеко от центра Владивостока. С одной стороны улица, с другой – огражденная высоким забором территория. По бокам вплотную – два других дома… Когда мы пришли туда и Марафет постучал в дверь, открыл нам двухметровый детина. Альфонс сразу прижался губами к его уху и принялся что-то нашептывать, время от времени кивая на меня. О чем говорил – догадаться нетрудно. Мол, богатый немецкий лопух, денег куры не клюют. Завтра вечером уплывает назад в Германию. А сегодня хочет, чтобы его сначала вежливо и с улыбкой обчистили за игровым столом, а потом спокойно, целым и невредимым, отпустили восвояси… Громила выслушал, попросил подождать и ушел, захлопнув дверь. Но минут через пять вернулся и впустил нас в дом. Когда я проходил мимо этой обезьяны, то заметил у него заткнутый за ремень револьвер… Поднялись на второй этаж, в сопровождении еще одного охранника. Там, в небольшом уютном зале, уже раздавали картишки пятеро игроков. Посреди стола лежал банк, при виде которого я сразу вспомнил слова Мао о золотых червонцах. Других денег в этом игорном клубе, похоже, не признавали. Среди присутствующих я увидел усатого краснолицего толстяка, с родимым пятном на левой руке. И не только. Там же находился и банковский кассир, у которого я три дня назад менял рубли на немецкие марки. Наспех придуманная мной легенда начинала сыпаться, но – обошлось. Этот носатый хитрый ворюга, втихаря таскающий из банка хозяйские деньги и умудрившийся до сих пор не попасться, меня не запомнил… Марафет весело поздоровался и представил меня как своего друга, совладельца немецкой торговой компании, намеревающегося открыть бизнес в городе. Хозяин – Штольц, сидевший за этим же столом, представился сам, представил всех по имени-отчеству и объяснил правила. Особо предупредив, что долговые расписки здесь принимаются только у проверенных игроков, а новички играют исключительно на наличные. Я спросил, можно ли мне делать ставки немецкими марками. Штольц сказал, что можно, и назвал драконовский курс обмена. Возразить я не мог… Сел, выдал под столом наступившему мне на ботинок Марафету обещанный за протекцию магарыч. Прикинул размер ставок и понял, что всех оставшихся в моем распоряжении капиталов хватит максимум на десять-пятнадцать минут игры…

Смочив лицо и намазав его пеной, Ботаник принялся скрести щеки острым лезвием опасной бритвы, стряхивая мыло в ржавую раковину.

– Как и любой новичок, я не торопился. Курил, ставил по минимуму, приглядывался. И чувствовал, что за мной, за моими действиями и движениями тоже внимательно наблюдают. Карта, как специально, пошла хорошая, и мне, к явному неудовольствию других игроков, довольно быстро удалось сначала удвоить, а затем и утроить свой финансовый резерв. Марафет, напротив, проиграл все. И, печально вздохнув, снова начал толкать меня под столом ногой. Пришлось откупаться… Где-то через полчаса я спросил, где находится ватерклозет. Штольц нажал на кнопку звонка, пришел один из двух уже виденных мной охранников. Тот, что провожал нас от входной двери до стола и во время игры, находился в соседней комнате, за тяжелой портьерой. Он молча кивнул хозяину и отвел меня на первый этаж, указав на дверь и оставшись ждать снаружи. Я и не рассчитывал, что будет иначе… Вырубил его отработанным ударом по шее, так что тот даже охнуть не успел, аккуратно подхватил под руки и отволок в туалет. Обыскал, забрал револьвер – такой же, как у орангутанга на входе – запихал в рот полотенце и за минуту крепко связал по рукам и ногам его же собственными штанами и пиджаком, как учил меня сэнсэй Ямогата. Вышел из туалета и направился к входной двери, за вторым… Этот, несмотря на дубовую комплекцию, оказался шустрее… Наверное, прочел что-то на моем лице… Тихо вырубить его не получилось. Эта обезьяна как раз журнальчик с голыми девицами разглядывала, язык от удовольствия высунув. Но едва покосилась на меня, как сразу же отшвырнула его на пол и выхватила револьвер. Слава богу, я успел достать его раньше, чем он пальнул или крикнул. Правда, падая, эта лохматая образина опрокинула стоящую на подставке вазу с цветком… Я врезал ему от души в переносицу, потом сразу – по яйцам, подскочил, надавил руками на нервные окончания на шее, кулем уронил на пол – и бегом вверх, по лестнице. Со всех ног. Думал – услышали, сволочи. Ничего подобного!.. Так и сидели за столом, все шестеро, выпучив глаза на карты…

Закончив бритье, Леонид Иванович ополоснул лицо, обтерся полотенцем и, не оборачиваясь, поймал Славин взгляд, отраженный в висящем на стене, местами облупившемся зеркале.

– Медлить было нельзя. Я с порога выхватил револьвер и практически в упор всадил в усатого три пули подряд. Последняя вошла толстяку точно в глаз, оторвав ему затылок и обрызгав соседей – Штольца и долговязого кассира – кровью и мозгами. Я, старательно сохраняя легкий немецкий акцент, приказал всем оставаться на своих местах, схватил кстати попавшийся на глаза кожаный саквояж, смахнул туда все лежащие на игровом столе деньги, в том числе и свою, нарочно оставленную без присмотра кучку. Потом, угрожая оружием, потребовал всех очистить карманы. Пусть думают, что это – обычное ограбление, а усатый – всего лишь случайная жертва, свинья для заклания. Застреленная лишь для того, чтобы показать всем остальным, что с ними не шутят и на месте лишившегося половины черепа толстяка мог запросто оказаться любой из игроков. В сумме денег набралось столько, что хватило бы десять раз выкупить Линь у триады… Я приказал застывшим от ужаса игрокам, если им дорога жизнь, оставаться на местах ровно полчаса, предупредив, что снаружи, в экипаже, прячется мой сообщник, который застрелит каждого, кто сунется на улицу до истечения назначенного мной времени. А потом обошел стол, вытащил из носка свернутую кольцом самую тонкую гитарную струну, за две секунды отрезал у усатого ухо, завернул его в носовой платок и спрятал в карман, сказав что-то насчет трофея, то ли сорок пятого, то ли сорок седьмого в моей карьере грабителя-душегуба. Похлопал по щеке обмочившего со страху штаны Марафета, еще раз пальнул в потолок для острастки, подхватил саквояж, кубарем скатился вниз, подобрал в прихожей второй револьвер, вышел из дома и что было ног побежал по пустынной улице куда глаза глядят, лишь бы подальше. Когда остановился в одном из дворов, чтобы отдышаться, меня вдруг начало рвать. Так сильно, что я упал на колени и корячился в таком положении, хрипя и отплевываясь, еще минут десять, не меньше. Когда более-менее очухался, понял, что меня всего буквально трясет. Ноги не держат. Кое-как вышел на улицу и побрел, шатаясь словно пьяный, к морю. До самого утра просидел на пирсе, приходя в чувства и куря одну сигарету за другой. По дороге домой купил бутылку водки. Когда пришел, запер дверь и на всякий случай подпер ее шкафом. Сбросил одежду с подсохшими каплями крови, не забыв перед этим достать из кармана ухо, залез под холодную воду, а когда вылез – положил рядом с собой револьверы и начал пить водку. Так всю бутылку без закуски и выпил. Отключился. Проспал всего три часа, а когда проснулся – был уже трезв как стеклышко. Вспомнил про деньги. Вывалил на кровать содержимое сумки и начал пересчитывать, складывая бумажки в стопочки по номиналу, а золотые червонцы – горкой. Когда подсчитал все, то я прикинул и понял, что нам с Линь этих денег хватит лет на десять безбедной жизни. Как минимум… Долго думал, куда бы их спрятать – такую кучу, потом распорол обшивку дивана, вынул часть набивки и положил туда сверток. Зашил кое-как, дождался глухой ночи и отправился к Мао…