Театр доктора Страха - Джон Берк

– Я не тот тип.

– У меня есть грандиозный контракт для тебя, – радостно воскликнул Уолли.

– Куда на этот раз? В Сибирь?

– Нет, мальчик, нет! – Уолли взмахнул рукой. Затем он раскрыл объятия, как будто собирался заключить в них весь мир. – Солнце и журчащий смех. Ночи под лазурным небом… – Он восторженно обхватил Биффа за плечи.

– Я догадался, – тяжело вздохнул Бифф. – Загородный дом отдыха?

– За кого ты меня принимаешь?

– За очень умного человека, – ответил Бифф. – И в девяти случаях из десяти выходит, что я ошибаюсь. – После всего, что я для тебя сделал, – так разговаривать со старым приятелем! Кем бы ты был без Уолли Шайна? Кем, я тебя спрашиваю?!

– Раз спрашиваешь – я обязан ответить.

– Послушай, Бифф! Дай же мне договорить, наконец. Ты же не хочешь вечно гнить в этой помойке, правда?

Так как контракт с этим заведением устроил Биффу именно Уолли, да еще при этом долго убеждал в важности этого шага для его – Биффа – карьеры, то Бифф подумал, что вопрос заслуживает исчерпывающего ответа, но сдержался.

– Продолжай, – сказал он. – Не останавливайся на вступлении. Переходи к припеву. Выдай основную тему.

– Вест-Индия! – торжественно провозгласил Уолли.

– Какая-то новая забегаловка в Сохо?

– Мальчик, когда я говорю, я говорю именно то, что хочу сказать. Настоящая Вест-Индия. Остров Паити, город Дьюпонт, клуб называется «Фламинго». Неплохо, а?

Бифф вынужден был признать, что действительно неплохо. У него случались неплохие контракты, но этот пока был лучшим. Во всяком случае, там гораздо светлее, чем в подвале, и еще, он полагал, все расходы будут оплачены.

Хотя с Уолли ни в чем нельзя быть уверенным: он совершенно спокойно упускал из виду «второстепенные» детали – такие, например, как транспортные расходы. Биффу потребовалось некоторое время, чтобы внушить Уолли, что контракт на разовое выступление в Шотландии за пять гиней трудно назвать блестящим, если дорога в оба конца обходится вдвое дороже. Правда, те дни ушли в прошлое, но все же…

– Дорогу оплатят? А гостиницу? – спросил он.

Уолли возмутился:

– Конечно! За кого ты меня принимаешь?

– Отлично. Я подписываюсь на эту авантюру, – сказал Бифф. – Когда ехать?

– Через две недели.

– Здорово! – совершенно искренне вырвалось у Биффа.

Он играл во многих местах и надеялся, что их будет еще больше. Чем больше, тем лучше. На остров Паити вела долгая дорога из маленького джаз-клуба в Ланкашире, где он начинал и откуда всегда хотел выбраться. Не то чтобы ему не нравилось место или люди – просто ему хотелось играть разную музыку, не идя на поводу у маленького ансамбля, с которым выступал тогда.

В то время все исполняли традиционный джаз, подражая Кинуг Оливеру или Джонни Доддзу. Гитаристы отложили свои гитары и взяли в рука банджо. Хорошим тоном считалось играть вразнобой, чтобы добиться так называемого «аутентичного» звучания. Что ж, неплохая потеха, пока это нравится соплякам. До поры до времени… а потом их внимание привлекает что-то другое, и однажды вечером вы удивленно оглядываете зал и обнаруживаете, что их больше нет. Они исчезли – мальчики и девочки с длинными патлами и полуоткрытыми от восторга ртами – ушли в клуб, где кто-то выводит хроматическую гамму на альтовом саксе, под аккомпанемент пианиста, недавно узнавшего от Стравинского, что можно играть одновременно в двух разных тональностях и разных ритмах.

Бифф экспериментировал. Он переболел кул-джазом и вернулся обратно в Лондон. В один из периодов он едва устоял перед искушением забросить трубу и сформировать квартет, исполняющий стилизованные американские песни в шотландской манере, – но в конце концов решил, что труба предназначена ему судьбой, и с ней ему суждено жить – или умереть. Четверки юнцов не смогут существовать вечно. Рано или поздно мир вспомнит об инструменталистах, и они вновь поднимутся на вершину. Такое произошло с Луи: он вернулся – как будто никогда и не уходил.

Бифф продолжал дуть в свою трубу. Он выступал в джазовых фестивалях, мотался на гастроли, записывался со сборными составами, съездил в Германию и Голландию. Его имя начали упоминать критики, оно приобрело вес в среде профессионалов и настоящих ценителей музыки. В списке лучших трубачей Соединенного королевства он мог претендовать на пятое или шестое место. И если пока не записал «золотой» диск, то имел твердое намерение когда-нибудь сделать это. Дело было только за вдохновением. А оно придет.

Жизнь не всегда улыбалась Биффу и не была легкой. Публика сделалась избалованной – каждую неделю приходилось придумывать что-нибудь новенькое. Утомленная приевшимся традиционным джазом, замороженная дрянным «кулом», аудитория ждала чего-нибудь свеженького и в то же время испуганно шарахалась от слишком непривычного и экспериментального. Играя в клубе вечер за вечером, Бифф имел возможность убедиться в этом на собственном опыте.

Как раз наступило время уехать и обновить его.

При условии, что тебя не забудут…

О, тут требовалась известная тонкость!

Если мозолить глаза слишком старательно, публика устанет и заявит: «Ну, парень дает – он все еще здесь?» А стоит уехать достаточно надолго – о твоем существовании забудут и придется начинать все сначала.

Тем не менее рискнуть стоило.

Он дул в свою трубу в Манчестере, Глазго, Лондоне, Гамбурге и Утрехте. Теперь ему предстояло заняться этим в Вест-Индии.

Он представил остров, где солнце было горячим, музыка – страстной, а страсти – пылкими. Темперамента Биффа Бейли должно было хватить на все это.

Паити не разочаровал Биффа. Раскаленные улицы Дьюпонта и знойные женщины, ослепляющие белизной улыбок меж темных губ – губ, принадлежащих негритянкам, испанкам или мулаткам. Движения их были музыкальны уже сами по себе. Шорох их шагов в пыли напоминал бесконечный танец. Воздух наполнял вкрадчивый ритм, совпадающий с биением вашего сердца.

Не разочаровал его и клуб «Фламинго».

Бифф заглянул туда через несколько часов после прибытия на остров. Ему хотелось оценить обстановку и составить впечатление о публике, что всегда полезно сделать заранее.

С первого взгляда он понял, что это местечко придется ему по душе. Здесь было шумно и весело. Люди приходили сюда развлечься, а не демонстрировать снобистское презрение ко всему на свете.

Смуглая кожа островитян бархатисто поблескивала в приглушенном свете ламп, и смех, которым аудитория радостно отзывалась на любой темпераментный пассаж оркестра, был тоже бархатистым и сочным.

Когда певец затягивал калипсо или другую народную мелодию, все вокруг подхватывали ритм, отбивая его ногами, прищелкивая пальцами и сияя улыбками. И даже чопорные англичане из консульства, нефтяных компаний и с консервных фабрик теряли здесь значительную часть своей сдержанности, заметно оттаивая в благодатном климате острова.