Театр доктора Страха - Джон Берк

Билл сгреб все, что лежало на журнальном столике, и протянул Хопкинсу. Тот, торопливо разрывая страницы, принялся скручивать из них длинные жгуты. Кэрол помогала ему.

Билл опасливо покосился на разбитое окно. Стебли чуть заметно покачивались, но, казалось, не собирались врываться внутрь.

– Все! – решительно заявил Хопкинс. – Пошли! Будете стоять у порога и, как только я выйду, тут же захлопнете дверь.

Взяв в каждую руку по пучку жгутов, он твердым шагом направился в холл.

– Погодите, – остановил его Билл. – Вы не можете быть уверены…

– Открывайте дверь! – перебил Хопкинс.

Билл подчинился. В ту же минуту побеги ворвались внутрь, и ему пришлось отступить. Хопкинс кивнул на газеты:

– Поджигайте!

Билл чиркнул спичкой. Бумага загорелась, и Хопкинс поднес ее к стеблям, вползающим в дом. Те отпрянули и снова сплелись снаружи плотным зеленым занавесом. Хопкинс ткнул в него пылающим факелом и бросился в образовавшуюся арку.

Не дожидаясь, пока растения опомнятся, Билл закрыл дверь.

Возвращаясь в гостиную, он услышал звук отъезжающего автомобиля и одобрительно улыбнулся Энн. Та попыталась улыбнуться в ответ.

– А теперь, – сказал Билл, – неплохо бы принести сюда подсвечник. Он глянул на зияющую дыру в стекле. – Если они попытаются еще раз, нужно иметь под рукой открытое пламя.

Ничего другого не оставалось. Только держать оборону до возвращения Хопкинса.

Хопкинс действовал быстро: не успели еще сгуститься сумерки, как из лаборатории прибыли люди в асбестовых костюмах, вооруженные огнеметами. Языки пламени жадно лизали фасад дома, пожирая вопящие побеги, пока наконец крики не смолкли и от чудовищного растения нс осталось ничего, кроме кучек пепла. Еще несколько дней в воздухе будет ощущаться тошнотворный запах гари, да и ранее белоснежный фасад теперь явно требовал ремонта. Но это не имело значения. Важно было только одно: вновь обретенное благополучие и спокойствие.

Билл, стоя в дверях вместе с Хопкинсом, глядел на пепелище. Легкий вечерний ветерок тронул его разгоряченный лоб, клубы дыма медленно относило в сторону.

– Ну, – удовлетворенно произнес Хопкинс, – кажется, с этим покончено.

В его голосе не было и намека на самодовольство. Он выполнил необходимую работу – вот и все.

К мужчинам подошли Энн и Кэрол.

– Благодарение Богу, – выдохнула Энн, окидывая взглядом сад, ставший опять привычно-безопасным.

– Да, кстати, – посмотрев на Кэрол, Хопкинс полез за пазуху, – я припас для тебя подарок, – и вынул крохотного дрожащего щенка.

– О! О… спасибо. – Кэрол бережно взяла щенка и прижала к груди, все еще не веря в реальность происходящего. – Спасибо огромное. Я… я дам ему молока. – И стремглав помчалась на кухню.

Энн нервно засмеялась:

– Не могу поверить, что все кончилось. Эти дни… о, не хочу больше вспоминать! Лучше думать, что ничего не было.

– Но это было, – возразил Хопкинс. -И вы с ним справились. Справились, потому что противопоставили ему огонь. Подумать только, что могло случиться с нами – со всем миром! – если бы огонь оказался бессилен…

Протянув руку для прощального пожатия, другой он уже вытаскивал из кармана трубку. Чувствовалось, что он опять погружается в собственные мысли.

– Страшно подумать, что могло произойти, – повторил он задумчиво, если бы этот монстр научился противостоять огню. Или постиг, хотя бы самым примитивным образом, смысл глагола «ходить». – Хопкинс прищурился, потом виновато улыбнулся: – Впрочем, хватит кошмаров. До свидания.

Расставшись с Хопкинсом, Билл взял Энн за руку, и они вошли в дом. Из кухни доносилось радостное щебетание Кэрол: она учила щенка пить из блюдца.

А на зыбкой границе между этим миром и тряским железнодорожным купе Билл продолжал бороться с сонным наваждением. Бессильный помочь, он наблюдал, как уходит Хопкинс, и видел, что тот оставляет позади.

Прикурив, Хопкинс отбросил горящую спичку, сел в машину и уехал. Спичка упала возле сморщенного обрубка растения. И тот пошевелился. Не так, как двигались гибнущие в огне побеги, корчась от жара, – это движение было направлено к пламени.

Обрубок тянулся вверх, как будто приподнимался на цыпочки, прикладывая огромное усилие. Потом склонился над горящей спичкой. И небрежным движением затушил пламя – так же легко, как пальцами гасят огонек свечи.

А затем пополз по стене дома, направляясь к ближайшему окну.

Глава 5

Солнце на карте Таро продолжало сиять все так же ярко. Билл Роджерс не отрывал от него взгляда. На лбу его выступили крупные капли пота. «Бедный парень явно чем-то напуган», – подумал Бифф Бейли.

– Это случится со МHОЙ? – хрипло спросил Роджерс.

– Возможно, со всеми нами, – ответил доктор Шрек. – Но не следует впадать в отчаяние. Посмотрим: пятая карта может подсказать, как избежать этого.

Он открыл следующую карту и замер.

– Что там?

Но Шрек уже убрал ее назад в колоду:

– Не имеет значения.

– Что там было? – Роджерс повысил голос.

Шрек старательно избегал его взгляда.

– Надеюсь, – пробормотал он, – этого не случится… – и поспешно собрал оставшиеся карты.

Фрэнклин Марш, скрестив руки на груди, надменно взирал на происходящее. Газета давно была забыта.

– Чего вы добиваетесь, ДОКТОР? – Последнее слово он произнес презрительным тоном.

– Ничего, уверяю вас. – Лицо Шрека заметно посуровело. Затем, вновь обретя приветливое выражение, оно расплылось в доброжелательной улыбке:

– Еще кто-нибудь желает попробовать?

Молодой американец поспешно отвернулся к окну. Фрэнклин Марш, усмехнувшись, сделал вид, что не слышит.

Не успев понять, что произошло, Бифф Бейли увидел, что колода протянута ему. Он отпрянул. Что хорошего, если он станет таким же мрачным, как парни, уже подвергшиеся процедуре? Его поклонникам это не понравится. Правда, некоторым к лицу задумчивость, но между задумчивостью и испугом все-таки есть разница. Бифф предпочитал видеть вокруг себя радостные лица. Когда он дует в свою трубу, люди становятся счастливыми. И сам он становится счастливым. И так должно быть всегда.

Он собрался было отказаться, но обнаружил, что все взгляды обращены к нему. Итак, его приперли к стенке. Им любопытно, как он будет выглядеть, пройдя через все это. Даже этот надменный тип с газетой знает, что дело нешуточное, и смотрит заинтересованно.

– О'кей! – внезапно услышал Бифф собственные слова. – Я рискну и даже не потребую денег за это.

Никто не улыбнулся. Чтобы приободриться, он просвистел несколько тактов из «Аритмии» – уверенный, что никто из них не силен в классике, – и с нарочитой торжественностью, слегка паясничая, постучал по колоде. Три раза. «Вальс для чудиков, – подумал он. – Ну давай, приятель, предскажи что-нибудь. Хорошее или плохое – все равно».