Черчилль. Биография - Мартин Гилберт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Черчилль, как объяснил он в палате общин, опасался, что «нарушение» обещания евреям может подвигнуть потенциальных противников Британии в Европе «предпринять некие непоправимые действия, а затем – слишком поздно – выяснится, что они выступают не против этого правительства с его утомленными министрами и вялыми намерениями, а против могущества Британии и самой ее сущности». Обернувшись к министрам правительства на передней скамье, Черчилль провозгласил: «никогда потребность в верности и твердости не была так насущна, как сейчас. Вам не удастся найти и сформировать сильный союз против агрессии, кроме как постоянной демонстрацией примеров вашей твердости в выполнении обещаний, которые вы дали».
Тем летом Черчилль с Иденом и Ллойд Джорджем оказался среди самых активных сторонников вовлечения Советского Союза в тесный альянс с Британией и Францией. Впрочем, у Чемберлена были не только сомнения относительно советской военной мощи, но и, как он говорил сестре, серьезные опасения, что «такой альянс послужит укреплению противостоящих блоков и объединений, что сделает любые переговоры с диктаторами трудными, если не невозможными».
Переговоры с Советским Союзом начались, но без ощущения необходимости. Для их ведения в Москву был отправлен не Галифакс, а один из высокопоставленных дипломатов. Русские, с подозрением относясь к намерениям Запада и озабоченные созданием защитной буферной полосы на территории Прибалтики и Польши, начали секретные переговоры с Германией. В течение лета Черчилль начал испытывать нарастающее беспокойство по поводу настроений пораженчества и отчаяния, охватывающих его окружение. 11 июня Галифакс говорил в палате лордов об англо-германских отношениях. В какой-то момент своего выступления он указал на «реально опасный момент в нынешней ситуации, а именно на то, что немецкий народ в целом начнет склоняться к мнению, что Великобритания отказалась от стремления достичь взаимопонимания с Германией и что любые дальнейшие попытки в этом отношении не имеют значения».
В тот же день Черчилль в письме Галифаксу объяснил, почему его «немного встревожило» это выступление. «Уверен, вы понимаете, что разговоры о возвращении колоний, или о Lebensraum[35], или о концессиях в то время, когда девять миллионов чехов по-прежнему томятся в неволе, вызовут серьезные разногласия среди нас. Из Богемии и Моравии поступают очень тревожные сообщения о серьезных репрессиях и терроризме нацистского режима в отношении этих покоренных народов. Подобная ситуация разворачивается и в Словакии. В любой момент может пролиться кровь; говорят, что гестапо уже устраивает многочисленные расправы. Таким образом, мне лично кажется невозможным в настоящий момент вступать даже в дискуссии с Гитлером».
Через два дня, оказавшись на приеме рядом с американским журналистом Уолтером Липпманом, Черчилль был потрясен, узнав от того, что посол Соединенных Штатов Джозеф Кеннеди говорил своим друзьям, что, когда начнется война, Британия, опасаясь поражения, капитулирует перед Гитлером. Гарольд Николсон, присутствовавший на приеме, вспоминал, что Черчилль, услышав слово «капитулировать», повернулся к Липпману и заявил: «Нет, мистер Липпман, послу не следует так говорить; он не должен употреблять такое ужасное слово. Даже допуская (а я не допускаю этого ни на секунду), что мистер Кеннеди окажется прав в своем трагическом высказывании, я лично с готовностью пожертвую своей жизнью в бою, нежели, под страхом поражения, капитулирую перед угрозами этого злодея. И тогда вам, американцам, предстоит сохранять и приумножать великое наследие англоязычных народов».
22 июня Черчилль опубликовал в Daily Telegraph статью о том, что Германия усиливает притязания на Польшу и что она требует сделать Данциг «свободным городом» и создать Польский коридор, который отрежет Польшу от моря. Спустя пять дней вышла его книга, озаглавленная «Шаг за шагом» (Step by Step), в которую он включил свои газетные статьи, опубликованные в 1938 и 1939 гг. «С печальным удовлетворением можно констатировать, насколько вы были правы тогда», – написал ему Клемент Эттли. Иден прокомментировал так: «Читать это в известном смысле больно, но безусловно полезно».
Активизировались призывы включить Черчилля в состав кабинета министров. 21 июня Галифакс в частном разговоре отметил необходимость «пригласить Черчилля». Малкольм Макдональд позже вспоминал, что несколько младших министров призывали Чемберлена сделать Черчилля «военным министром, или министром для будущей войны, но Невилл колебался». По сведениям Star, многие «заднескамеечники» убеждали главного «кнута» Дэвида Маргессона, что назначение Черчилля «на один из ключевых постов в кабинете привнесет необходимую уверенность». 2 июля Sunday Graphic высказала предположение, что он вскоре станет первым лордом Адмиралтейства. Д. Л. Гарвин из Observer заметил: «Сам факт того, что он, обладая столь глубоким пониманием европейской политики, не входит в состав кабинета, должен в той же степени изумлять иностранцев, в какой вызывать глубокое сожаление у большинства его соотечественников».
Чемберлена это не убеждало. Он говорил лорду Камрозу, одному из газетных магнатов, наиболее активно настаивавшему на приглашении Черчилля, что польза от идей и советов Черчилля ему кажется «недостаточной, чтобы уравновесить раздражение и беспокойство, причиной которых он обязательно станет». Во время этой беседы с Камрозом Чемберлен также выразил точку зрения, согласно которой с Гитлером «можно было бы договориться», если бы он попросил Данциг «нормальным образом». Чемберлен, по его собственному признанию, не мог поверить, что Гитлер всерьез желает войны или что тот будет сожалеть о компромиссе, «если сможет добиться его без того, что может счесть унижением».
Стаффорд Криппс, один из крайне левых, тоже присоединился к тем, кто требовал включения Черчилля в кабинет. Но Чемберлен не уступил. «Если Уинстон войдет в правительство, – написал он сестре 8 июля, – мы вскоре окажемся на грани войны».
За два дня до этого письма британский военный атташе в Берлине известил Министерство иностранных дел, что министр финансов Гитлера граф Лутц Шверин фон Крозиг посоветовал посетившему его британскому генералу: «Возьмите Уинстона Черчилля в кабинет. Черчилль – единственный англичанин, которого боится Гитлер. Он не воспринимает всерьез ни премьер-министра, ни Галифакса, а Черчилля зачисляет в одну категорию с Рузвельтом. Уже сам факт предоставления Черчиллю ведущего министерского поста может убедить Гитлера, что мы действительно готовы противостоять ему».
Чемберлен все еще надеялся, что Польша может согласиться отдать Гитлеру Данциг, и это удовлетворит его до того, как начнутся переговоры по более широкому кругу вопросов. Он также был убежден, что кампания «Верните Черчилля» стихает. На самом деле она только набирала ход. 13 июля кандидат от либералов Т. Л. Хорабин победил представителя консерваторов на дополнительных выборах в Северном Корнуолле, преимущественно используя платформу «Верните Черчилля».
Черчилль оставался в Чартвелле, работая над «Историей англоязычных народов». «В этот тревожный год я нахожу утешение только в возвращении в прошлое», – написал он своему издателю сэру Ньюмэну Флауэру. 24 июля его посетил Айронсайд. Черчилль сказал генералу, что «говорить о каком-то умиротворении уже поздно. Акт подписан. Гитлер намерен начать войну». Через три дня Айронсайд записал в дневнике: «Продолжаю думать об Уинстоне Черчилле. Он полон патриотизма и идей по спасению империи. Он знает: чтобы победить – надо действовать. Нельзя лежать на спине и позволять себя бесконечно избивать. Уинстон раздражен от бездействия. Вспоминаю, как он безостановочно ходил по кабинету».
В этот момент было объявлено, что парламент уходит на летние каникулы с 4 августа по 3 октября. 2 августа в ходе разгоряченных дебатов Эттли, Синклер, Иден, Макмиллан и Черчилль были среди тех, кто возражал против столь длительного перерыва и выступал за то, чтобы парламент собрался вновь в третью неделю августа. «Очень странный момент, – говорил Черчилль, – для ухода палаты представителей в двухмесячный отпуск. Это лишь случайность, что наши летние каникулы совпадают с опасными месяцами в Европе, когда наступило время сбора урожая и когда силы зла выходят на максимальный уровень».
Черчилль продолжал: «В данный момент своей долгой истории для палаты общин будет катастрофой, будет жалким и позорным поступком отказаться от своей роли как эффективного и мощного фактора, влияющего на ситуацию, или ослабить свое влияние, которое она может оказать для укрепления фронта, который стране предстоит создать против агрессии. Это очень трудный момент, и я надеюсь, что правительству не придется сказать парламенту: «Убирайтесь! Бегите, занимайтесь своими играми, заберите с собой свои маски. Можете не беспокоиться о государственных делах. Оставьте их одаренным и опытным министрам», которые в конце концов в вопросах, касающихся нашей обороны, привели нас туда, где мы оказались в сентябре прошлого года и кто в конце концов – я делаю скидку на множество трудностей – во внешней политике привел нас в данный момент к тому, что мы, после того как потеряли Чехословакию и не приобрели Россию, дали гарантии Польше и Румынии».