Уинстон Спенсер Черчилль. Защитник королевства. Вершина политической карьеры. 1940–1965 - Манчестер Уильям

Далее ситуация ухудшилась. Когда в конце июня было потоплено двадцать два из тридцати четырех судов одного конвоя, Черчиллю пришлось приостановить отправку арктических конвоев на два месяца. Это привело Сталина в бешенство, Черчилль попал в затруднительное положение, и еще больше распалило британских сторонников немедленного открытия второго фронта, на которых героические действия Красной армии произвели такое сильное впечатление, что один лондонский издатель использовал свои скромные запасы бумаги, чтобы напечатать роман Толстого «Война и мир», который был распродан за несколько дней[1281].

Опустошение на море подчеркнуло важность «волшебной войны». Во втором полугодии 1942 года британские потери в торговых судах несколько уменьшились, благодаря усовершенствованным радарам, помощи, предоставляемой воздушными патрулями с баз, находившихся в Исландии и Гренландии, американскому присутствию в Атлантике и сокращению немецких воздушных нападений на каботажные суда после вторжения в Россию. Как бы то ни было, но общие потери в 1941 году составили более 4 миллионов тонн. Потери могли быть и больше, но 9 мая 1941 года англичанам удалось захватить немецкую подводную лодку U-110 и немецкую шифровальную машину «энигма» вместе с журналами кодов. Британский эсминец сопровождения «Буль дог» атаковал немецкую подводную лодку, и ее командир Фриц-Юлиус Лемп, поняв, что его лодка обречена, приказал покинуть судно. Но U-110 не затонула. Абордажная команда «Бульдог» осмотрела лодку и забрала все, что смогла унести, в том числе журнал кодов и шифровальную машину «энигма». Лодку взяли на буксир, но ее не удалось дотащить до базы, она затонула. Немцы считали, что команда подводной лодки утонула вместе с секретами. У британцев теперь была немецкая шифровальная машина «энигма», причем не копия, а оригинал. Только спустя семь месяцев Черчилль сообщил об этом Рузвельту. К началу 1942 года слишком участились «случайные» перехваты немецких подводных лодок – это объяснялось тем, что британцы взломали немецкий код, что, по мнению командования армии и люфтваффе, не представлялось возможным – и немецкие криптографы добавили еще один ротор в «энигму», увеличив количество возможных комбинаций кодов с миллионов до триллионов. Армия и люфтваффе сохраняли верность устаревшей трехроторной модели. Ошибочное решение, поскольку Алан Тьюринг и его помощники в Блетчли приступили к разработке вычислительной машины для взлома «энигмы» с высокой скоростью вычисления. В конце концов, в алфавите не так уж много букв[1282].

Тем не менее благодаря четвертому ротору в «энигме» кригсмарине получил значительное преимущество в Атлантике. Помимо этого, немецкая служба радиоперехвата (Beobachtungsdienst) взломала код британского торгового флота, что позволило немцам слушать переговоры союзнических конвоев, включая сообщения о местонахождении немецких подводных лодок. Точность британской информации вызывала сильное беспокойство Дёница, но преимущество было на его стороне. Он знал то, что знали британцы, но британцы не знали того, что знал он. Четвертый ротор в «энигме» привел к новым потерям торгового флота союзников. В период с января по июнь 1942 года немецкие подводные лодки отправили на дно 600 кораблей, 8 тысяч моряков и 3 миллиона тонн грузов, около трети общего тоннажа, потерянного с 1939 года. Общие потери (британцев, союзников и нейтралов) за первые три месяца 1942 года увеличились, написал в дневнике Александр Кадоган, с 420 тысяч тонн в январе до 835 тысяч тонн в марте. В трюмах 7000-тонного грузового судна, такого как американский «Либерти», перевозился груз, для которого потребовалась бы сотня грузовых железнодорожных вагонов. Таким образом, потеря одного судна была равносильна потере грузового поезда в милю длиной, а перевозимого им продовольствия, одежды и топлива хватило бы для того, чтобы в течение трех недель обеспечивать жизнь небольшого города или трех армейских дивизий. Хотя к 1945 году с американских верфей сошло 2700 кораблей серии «Либерти», в середине 1942 года немцы топили их намного быстрее, чем им удавалось построить[1283].

Однако Гитлер, опасавшийся британского вторжения в Норвегию и нарушения поставок железной руды из Швеции, мало использовал свой подводный флот. Фюрер, позже написал Черчилль, «пожертвовал блестящими возможностями в Атлантике и сконцентрировал в норвежских водах все имевшиеся надводные корабли и много ценных подводных лодок», заявив, что Норвегия является зоной, в которой «решится судьба нынешней войны».

Он разместил еще четыре пехотные дивизии в Норвегии, теперь общее их количество достигло одиннадцати, то есть более 120 тысяч человек. Они сидели в ожидании англичан, которые так и не пришли. Хотя Черчилль использовал Северную Норвегию в качестве инструмента давления на переговорах, она шла первым пунктом в перечне черчиллевских целей, и Бруку об этом было хорошо известно. Но три британских военачальника, в отличие от немецких военачальников, занимавших аналогичные должности, сумели договориться и объединиться против последней сомнительной схемы своего лидера. Немцам следовало предпринять полномасштабное наступление в Атлантике, но Гитлер, не считаясь с Дёницем, отправил свои ресурсы не только в Норвегию, но и к Канарским островам, в надежде потопить флот вторжения, который так и не появился. Если бы он сосредоточил свои силы в Атлантике, потери союзников были бы куда более серьезными. Но и без этого Черчилль назвал атаки подводных лодок «худшим злом». Летом Россия отчаянно нуждалась в поставках, и это стало худшим злом для Сталина[1284].

Несмотря на потери торговых судов, Черчилля радовал тот факт, что американцы добывали нефти в двадцать раз больше немцев. Америка обладала огромными нефтяными запасами. Война когда-нибудь могла свестись к тому, у кого было больше нефти. Были задействованы огромные объемы производственных мощностей, но только в качестве дополнения к способности Америки качать и поставлять нефть. Британские заводы остановили производство, если бы не американская нефть. Танки никуда бы не отправились без топлива. У Соединенных Штатов было достаточно возможностей, чтобы качать нефть, строить заводы, выпускать танки и самолеты. Но существовала проблема нехватки судов для доставки нефти, продовольствия и оружия в Великобританию и Россию. В мае, во время «второго счастливого периода», всего шесть немецких подводных лодок, действовавших в Мексиканском заливе, смогли потопить шестьдесят шесть кораблей, более половины – нефтяные танкеры. Союзники не могли позволить себе терять танкеры с такой скоростью и рассчитывали – и надеялись – помочь России. Корабли, как теперь считал Гопкинс, были важнее груза. Через несколько недель после событий в Мексиканском заливе немецкие подводные лодки потопили в течение семи дней 400 тысяч тонн – скорость, сказал Черчилль Рузвельту, «беспрецедентная в этой войне и прошлой войне, которая, если сохранится, превзойдет все существующие планы по возмещению потерь»[1285].

Если союзники смогут решить проблему с подводными лодками, проблема с топливом решится сама собой. Но у Гитлера проблема с топливом не могла решиться сама собой. Для наступления ему требовалось больше топлива и больше продовольствия.

Нефтяные месторождения Плоешти – Черчилль называл румынскую нефть основой немецкой мощи, – расположенные к северу от Бухареста, приносили Германии примерно 60 процентов от общего импорта сырой нефти, достаточно для поддержания немецкой экономики в мирное время, но недостаточно для вермахта. Поскольку количество топлива, которое потребляли механизированные войска Германии, превышало ее скромные возможности по его производству, решение топливной проблемы Гитлера лежало на востоке, на Кавказе или даже на Ближнем Востоке. Каждый из почти 4 тысяч танков вермахта на советской территории потреблял невероятное количество топлива, даже если стоял без движения, – больше 22 тонн за восемь недель. Только гитлеровским танкам требовалось несколько сотен тысяч тонн горючего, чтобы добраться до Кавказа и захватить его. На огромных просторах Украины не было заправочных станций, таких как в Бельгии, где немецкие танкисты могли заправить машины. Но не только танкам требовалось горючее; его требовалось в тысячу раз больше гитлеровским механизированным подразделениям, в состав которых входило более 600 тысяч транспортных средств[1286].