Приговор - Отохико Кага

— Профессор тебя ждал. Кажется, его интересовали подсудимые из мафиозных группировок.

— Я как раз принёс ему список.

— Да? Тогда сначала иди к нему, а потом загляни ко мне. Я тебя угощу прекрасным кофе. Давай, не задерживайся. Мне ещё надо расспросить тебя кое о чём в связи с нашим сегодняшним семинаром. — Мягкий тенорок Офурубы разносился по всему коридору.

— А что такое?

— Да возникли кое-какие сложности. Ну ладно, потом скажу. Пока.

Развевающиеся полы белого халата Офурубы исчезли за поворотом коридора. Тикаки стоял перед кабинетом профессора Абукавы.

Сквозь стеклянную дверь просматривался чей-то силуэт. Похоже, у профессора уже кто-то есть. К дверям прикреплён листок бумаги, на котором чётким почерком написано: «Посетителей просим сначала обращаться к секретарю». Абукава терпеть не мог неожиданных визитёров, он всегда запирал двери своего кабинета, и войти к нему можно было только через соседнюю комнату, где сидела секретарша. Когда Тикаки поднял руку, чтобы постучать, в его ушах снова зазвучала симфония Малера, но, как только он открыл дверь, тут же смолкла. На него с укором — давненько же ты не показывался — смотрела Тидзуру Натори. Белое, нежное лицо с родинкой на правой щеке — именно такой она вспоминалась ему в последнее время.

— Что-то я замотался совсем… — извиняющимся тоном пробормотал Тикаки и, мотнув головой в сторону кабинета профессора, вопросительно взглянул на неё.

— Профессор Аихара, — объяснила она.

— Ладно, подожду. — Он присел на стол. Тидзуру улыбнулась, под родинкой заманчиво блеснули влажные зубки. Тикаки захлопал глазами, а она слегка пожала плечами.

— Ты совсем нас забыл, — с упрёком на него глядя, сказала она.

— Я действительно был очень занят.

— А что у тебя с пальцем? — озабоченно спросила Тидзуру.

— Да так, ничего особенного, — неопределённо ответил он. Не мог же он ей сказать, что его укусил казнённый, это прозвучало бы более чем странно.

— Говорят, вас там осаждают пикетчики?

— Да.

— Пресса подняла вокруг этого такой шум, но мне и в голову не приходило, что сражаться с ними пришлось тебе.

— А я и не сражался. Я ведь книжный червь, куда мне. Ну… Это один больной. Правда, его уже казнили… — добавил он и почувствовал, что Тидзуру на миг изменилась в лице. — Он меня укусил. Я потерял бдительность, и он…

— Ужас какой… — Её лицо омрачилось.

— Ну а потом началось воспаление. К тому времени его уже казнили. Это произошло сегодня утром.

— Его казнили в наказание за то, что он тебя укусил?

— Вряд ли. Скорее он укусил меня от страха, ведь он знал, что его скоро убьют.

— Очень болит?

— Сейчас не очень. А утром так разболелось, что пришлось вскрывать.

— Кошмар! — Она сильно вздрогнула, как будто по её телу пропустили электрический ток. Лицо побледнело, он даже испугался, как бы она не упала в обморок.

— Что с тобой? Ты в порядке? Не надо было мне об этом рассказывать. Вот уж не думал, что ты такая впечатлительная.

— Я боюсь боли. Даже думать страшно. А тут ещё укусил человек, которого уже нет. Вообще жуть.

— Ничего не поделаешь. Профессия такая. Лучше скажи, готова ты пойти сегодня вечером куда-нибудь выпить с человеком, укушенным мертвецом?

— Пожалуй… — тихо ответила она.

— Значит решено. — Он шумно перевёл дух и увидел, что щёки её постепенно начинают розоветь. — Может, зайти сначала к доценту? Он сказал, что хочет со мной поговорить.

— Подожди. — Она сделала ему знак глазами, — он сказал, чтобы я сразу же сообщила ему, как только ты придёшь.

— Но Аихара будет сидеть у него до бесконечности.

— Да ладно тебе, давай входи.

— Нет, не буду. — Он знал, что Абукава не любит, когда его отрывают от беседы, да и общаться со стариком Аихарой не очень-то хотелось.

— Кстати, тут недавно наш доцент попал в переделку. На него насели эти типы.

— Какие ещё типы?

— Да те же, которые вчера атаковали тюрьму, студенты из «Общества спасения Симпэя Коно».

— С какой стати?

— А ты разве не знал ничего? Ведь это Офуруба проводил судебнопсихиатрическую экспертизу Симпэя Коно. Похоже, их не устроили её результаты. Они являлись сюда уже несколько раз — человек десять, даже больше — наседали на него, требовали, чтобы он отказался от своего заключения. Но не на того напали: доцент наотрез отказался с ними разговаривать, в результате разразился большой скандал. На прошлой неделе они блокировали его кабинет, ну, не то чтоб блокировали, а опечатали дверь и приклеили всякие угрожающие надписи типа: «Если сорвёте, мы явимся на заседание учёного совета». Ну, наш доцент спокойненько сорвал эти надписи, после чего обстановка ещё более накалилась, а тут ещё вчерашний пикет… До сих пор опомниться не могу.

— А откуда эти студенты?

— К Офурубе приходили, скорее всего, наши. Но вообще-то кто их знает — на них были каски, какие-то маски самодельные, не разберёшь. Кажется, там были и девушки. Наверное, с медицинского.

— Не знал. Нынешние студенты для меня загадка. Сам-то я закончил университет четыре года назад.

— Для тебя и жизнь на воле — загадка. За полтора года работы в тюрьме ты совершенно разучился в ней ориентироваться.

— Это точно, — улыбнулся Тикаки.

Зазвонил телефон. Звонил профессор Абукава.

— Хорошо, я поняла. Да, кстати, к вам пришёл доктор Тикаки.

Только Тикаки подумал, что зря она это сказала, как раздался звук шагов и в приёмной появился профессор Абукава. Крупное смуглое лицо, волосы аккуратно зачёсаны назад, на носу очки в золотой оправе. Одет, как всегда, экстравагантно — синяя рубашка и к ней — тёмно-жёлтый галстук.

— А, ты уже здесь? Я тебя ждал. Ну как, есть надежда, что мы получим список?

— Я принёс его. — И Тикаки вытащил из сумки «Список людей, связанных с мафиозными группировками».

— Как всегда, работаешь быстро. — И Абукава пробежал список глазами. — И сколько их всего?

— Двести восемьдесят три.

— Круто! — С молодёжью Абукава всегда вёл себя запанибрата. — Смотри-ка, тут и большие шишки есть. Вот, к примеру, один из крёстных отцов группировки X. из Асакусы, я его упоминал в одной из своих работ, забавный старикан, он мне показывал грамоту, которую им якобы вручил наместник Этидзэн Оока Тадасукэ[21] ещё в те незапамятные времена, когда их группировка только создавалась, он специализируется на улаживании внутренних конфликтов, причём, выступая посредником, каждый раз отрезает себе фалангу пальца, поэтому у него на левой руке осталось всего два пальца. Неужели даже его сумели изловить? Да, полицейское управление времени не теряет. Теперь вопрос в том, как всё это обрабатывать, надо будет провести специальное заседание и обсудить. Да, кстати, по моим расчётам, должны быть случаи с передозировкой психоаналептиков, интересно, к тебе не приходили на приём больные с галлюцинациями и признаками маниакального синдрома?

— Точно, был один с манией преследования. Ему всё время кажется, что за ним по пятам гонятся полицейские. Якобы каждую ночь перед ним появляется в стене лицо полицейского.

— Занятно! Думаю, им одним дело не ограничится. Во времена моей молодости был очень распространён амфетамин, похоже, что сейчас мода на него вернулась. Ты читал книгу профессора Татэцу из университета Кумамото о передозировке психоаналептиков?

— Неужели есть такая книга?

— Есть. Она вышла сразу после войны, прекрасная работа. Тебе нужно обязательно с ней познакомиться. У меня она есть, может, при случае…

— Не беспокойтесь, я возьму в библиотеке, — сказал Тикаки, знавший, что у Абукавы принцип — никому не давать книг из своей личной библиотеки. Он открыл блокнот — у него была привычка тут же записывать название заинтересовавшей его книги — и, наткнувшись на описание симптомов Тайёку Боку, словно снова окунулся в атмосферу тюремной больницы.

— Я только что начал читать в библиотеке статью Бонгеффера «Uber den pathologischen Einfall».

— Да ну? Вижу, у тебя большой интерес ко всяким редким статьям. Я её читал десять с лишним лет назад, когда, как и ты теперь, работал в тюрьме.

— Я узнал о ней из вашей работы «Психические расстройства, возникающие в условиях продолжительной изоляции». Знаете, вчера я столкнулся со случаем синдрома Ганзера. Этому больному изначально была свойственна патологическая лживость. Говорят, он с детства врал без зазрения совести, любого мог обвести вокруг пальца.

— Говоришь, Ганзер? Ценный случай. Да, кстати, у меня сейчас профессор Аихара. Очень удачно, он ведь у нас в Японии первый описал симптомы этой болезни. Он наверняка будет рад, если ты поделишься с ним своими наблюдениями.

— Что ж… — уклончиво ответил Тикаки. Сёити Аихара — один из самых больших авторитетов в области судебной психиатрии, да ещё и учитель профессора Абукавы, то есть величина такого масштаба, что не подступишься. К тому же Аихара славится своей нетерпимостью: он всегда упорно отстаивает своё мнение и безжалостно, не оставляя камня на камне, критикует всех, имеющих иную точку зрения. В позапрошлом году психиатрическое научное общество провело симпозиум на тему «Расстройство личности». В зал набились студенты, которые подняли крик, требуя решительного отказа от самого понятия «расстройство личности». Они основывались на том, что оно является дискриминационным, а потому не имеет права на существование. По их мнению, личностные отклонения от нормы нельзя рассматривать как аномалию, напротив, именно они делают конкретную человеческую личность многогранной и оригинальной, хотя иногда и приводят к тому, что человек становится революционером и начинает критиковать общественный строй. А понятие аномальной личности является чрезвычайно опасным, ибо, во-первых, создаёт предпосылки для дискриминации ярких, оригинальных личностей, выводя их за рамки нормы, а во-вторых, может быть использовано для преследования революционеров, которых бросают в психушки на том основании, что они якобы страдают расстройством личности и представляют угрозу общественному спокойствию. Студенты сопровождали улюлюканьем выступления тех, кто пытался доказать, что понятие «личностные расстройства» имеет право на существование, и, может быть, поэтому большинство выступавших высказывали противоположную точку зрения, вызывая бурные аплодисменты. Особенно отличился профессор Мафунэ — подвергая косвенной критике выводы профессора Аихары, считающего, что аномалии характера, или характерологические расстройства, являются основной причиной преступлений, он потребовал, чтобы понятие аномальной личности как отсталое и не отвечающее требованиям эпохи было раз и навсегда исключено из всех разделов психиатрии.