Семь месяцев бесконечности - Виктор Боярский

Этьенн и Кейзо первыми освоили новый способ передвижения: Кейзо встал вплотную за нартами, просунув под них лыжи и держась за обе стойки сразу, а Этьенн, привязав длинную, метров пять, веревку одним концом к нартам, другим к своему поясу, шел по той же колее позади Кейзо. Все у них получалось блестяще до тех пор, пока шедшие впереди собаки Уилла не подпортили колею. А надобно сказать, что собаки очень брезгливы и никогда не пойдут там, где рискуют наступить на нечто совершенно неприличное, оставленное на снегу другими собаками. Они непременно постараются обойти такое препятствие. Вот и сейчас так оно и вышло. Собаки Кейзо пошли в обход, Кейзо же, лыжи которого были спрятаны под нартами, естественно, не видел, куда он едет, и уперся в снежный бортик колеи, а упершись, естественно, упал. Влекомый на веревке доктор не успел отвязаться и завалился непосредственно на барахтающегося в снегу Кейзо, и они долго выясняли, где чьи лыжи, где чьи ноги. Слава Богу, что их костюмы различались цветом, а не то они мучились бы еще дольше… Распутавшись, они продолжили двигаться тем же способом и быстро наверстали упущенное. Лагерь в координатах: 77,72° ю. ш., 104,78° в. д.

И на пойнтменов бывает проруха! Сегодня впервые изменил своему кредо и не иду, а следом еду. Попробовали с Уиллом разыграть вчерашнюю козырную карту. Он встал за нартами вплотную к ним, а я метрах в пяти позади, подстраховывая себя веревкою, привязанной к поясу. Здесь, я сразу это понял, вся сила должна быть в пояснице, особенно когда собаки неожиданно прибавляют темп. Таким же образом шли все остальные герои «Трансантарктики». Условия такого ограниченного маневра, в которые мы себя поставили, требовали разработки специальной тактики движения. Стоя в колее, мы могли двигаться только прямо, все маневры вправо и влево были ограничены высокими снежными бортами. Поэтому первый час мы все двигались не по колее, а рядом, потому что первый час самый опасный: все собаки ежеминутно вместе и порознь приседают для отправления естественных надобностей и им необходима свобода маневрирования, чтобы обходить опасные участки. Только через час мы аккуратно сползли в колею около отметки 99-й километр и пошли со средней скоростью 6 километров в час.

Голованов прошел над нами в сторону Востока очень низко, метрах на пятидесяти, и покачал по своему обыкновению крыльями, затем прошел второй самолет, не проявивший к нам никакого интереса. Уилл ехал впереди меня, переставляя невидимые под нартами лыжи и частенько подрываясь на минах, регулярно оставляемых идущими впереди собаками Джефа. Я видел, как он, чертыхаясь, вытаскивал оскверненную лыжину и пытался очистить ее о полоз нарт, совершенно непостижимым образом выворачивая при этом ногу. Прошли 46 километров, но напуганные двумя предыдущими днями тягачи ушли подальше, и я выяснил на связи, что они на 160-м километре. К вечеру дымка, висевшая над нами весь день, развеялась и температура понизилась до минус 42 градусов. У Джефа был такой обычай: сразу же после того, как он забирался в палатку, он должен был непременно выпить чашку кофе и съесть поджаренный ломтик хлеба. Хлеб мы потребляли вдвоем в таком же количестве, как все остальные участники экспедиции вместе взятые, и нам это нравилось обоим. Мы взяли на Востоке достаточное количество заспиртованных батонов, и они постепенно стали для нас с Джефом главной составляющей нашего рациона. И только после кофе мы обретали ту ясность ума, которая позволяла нам взглянуть на имеющийся в нашем распоряжении ассортимент продуктов другими глазами. 24 января мы готовили рис с мясом. Мясо готовил Джеф, а рис я. Получилось по маленькой кастрюльке того и другого. Смешав два этих прекрасных блюда в мисках, мы получили еще более прекрасное третье, а после радиосвязи использовали оставшийся рис для приготовления чудесного сладкого пудинга. Это был достойный день. Джеф даже вылез по такому случаю из мешка после официального отбоя, что случалось с ним крайне редко. Лагерь в координатах: 77,36° ю. ш., 103,85° в. д.

Примусы по-прежнему плохо адаптируются на высоте: едва ли ни каждую неделю приходилось делать им профилактику. Работа по восстановлению примусов — одно из очень немногих дел, которые удаются мне лучше, чем всем другим участникам экспедиции, поскольку связаны с применением грубой, неквалифицированной рабочей силы. Профилактика заключалась в замене газового генератора, и вся проблема сводилась к тому, чтобы вывинтить этот генератор из топливного баллончика примуса. Я освоил эту операцию в совершенстве, и поэтому меня приглашали ребята из других палаток, чтобы я восстановил нормальную работу их примусов. Как правило, работу эту я выполнял совершенно бескорыстно, но никогда не отказывался от оплаты в натуре в виде, например, шоколада, печенья, конфет и прочих деликатесов, которые всегда честно приносил в нашу палатку и делил с Джефом.

Сегодня, проснувшись, как обычно, в 5.30, я выполз из палатки через холодный рукав, который немилосердно посыпал мою голую спину свежим снегом, так что, когда я выбрался наружу, особой необходимости в дополнительном душе не было. Утро было солнечным и тихим. Я подошел к термометру, привязанному к стойке наших с Джефом нарт. Коротенький красный столбик его застыл на отметке минус 42 градуса. Сообщение об этой температуре вызвало кряканье профессора и одобрительный возглас Уилла. Когда я вернулся в палатку, Джеф колдовал над примусом, пытаясь заставить его работать с большей отдачей, но тщетно — вместо обычного уверенного и веселого пения он тихо и противно шипел. Пришлось мне вмешаться. Вся операция заняла не более двадцати минут, но тем не менее в результате мы с Джефом, встав раньше других, выползли из палатки позже и заставили наших друзей немного попрыгать около нарт в ожидании того, когда мы соберемся. Как обычно, нас с Джефом пропустили вперед, и мы пошли сначала рядом с колеей, а затем перебрались в нее. Я решил идти рядом с упряжкой. След был виден более чем отчетливо, и Тьюли вполне обходилась без меня, хотя постоянно оборачивалась, ища меня глазами. Через некоторое время движение застопорилось: Джеф сломал крепление. Пока он возился с ним, подошли остальные упряжки, и я повел собак Уилла в обход. Пэнда, как всегда, очень охотно пошел за мной, и мы заняли лидирующую позицию. Темп был средним, и к перерыву удалось пройти только 22 километра. Тогда я решил сохранить свое лидерство до конца дня и посмотреть, удастся ли мне это на такой необычной трассе и, если да, то каков будет результат. Не без труда, но я все-таки удержался до конца дня, и Пэнда сумел меня догнать за все это время только два раза, а результат говорил сам за себя: 47 километров сегодня и 189 за четыре дня! Да, в районе, который, по предварительным прогнозам, был самым трудным для нас, нам удавалось поддерживать самую высокую среднюю скорость — более 45 километров в день — прежде всего благодаря, конечно, совершенно особенным условиям движения по накатанной трассе. Правда, и впоследствии, когда мы уже не могли пользоваться следом из-за того, что он даже при небольшом боковом ветерке быстро засыпался свежим снегом, и были вынуждены идти рядом с трассой по целине, нам все равно удавалось сохранять очень высокий темп движения.